Дмитрий Липскеров - Школа с театральным уклоном (Школа для эмигрантов)
Трубецкой. Давно хочу тебя спросить: как ты ведешь географию, если дальше своей деревеньки никуда не уезжал?
Серж. Ну хватит, хватит…
Трубецкой. Небось живописуешь лихо… «Течет река Амазонка, величаво неся свои воды»…
Серж. Да, да…
Трубецкой. И про Колизей небось паришь…
Серж. Парю, парю. А ты у нас все знаешь…
Трубецкой. Да уж немало.
Серж. Всюду побывал, все видел…
Трубецкой. Повидал…
Серж. Ага… Ты ж у нас князь, голубая кровь…
Трубецкой. Не чета вам, плебеям… Я князь! Я потомок! Моя фамилия Трубецкой! Да, я князь!
Серж. Князь, князь…
Трубецкой. А ты плебей.
Серж. Великий князь, потомок!.. Учителишка физкультуры. Нищий князь.
Трубецкой. Нищий, но зато князь. Ты тоже нищий, но плебей. Плебей!.. А я Трубецкой!..
Пауза.
Серж. Зачем ты меня обижаешь?
Трубецкой. Я?!..
Серж. Какая тебе в этом радость-обидеть человека? Меня? Я ж к тебе в гости пришел. А ты…
Трубецкой (садясь в кровати). Не обижайся.
Серж. Право, что я тебе сделал… Мне иной раз кажется, что ты меня можешь просто, ни за что, избить, сломать руку… Но ты же князь, ты должен быть великодушным. Тем более если я плебей.
Трубецкой. Ты что, действительно обиделся?
Серж. Любовь верноподданных силой и злом не завоюешь! Их надо лаской брать, любовью.
Трубецкой. Легче любить одного всем, чем одному — всех… Вот дай мне неограниченные материальные блага, надели любовью ближних, и когда я достигну всего желаемого на земле, в жизни повседневной, тогда я буду всех любить и обо всех заботиться…
Серж. Ишь, чего захотел! Так бы и я всех любить смог!..
Трубецкой. Ты не сможешь.
Серж. Это почему?
Трубецкой. Потому что тебе не нужны все материальные блага. Тебе прибавь четвертной к зарплате, прояви к тебе благосклонность пара шлюшек ты разжиреешь и позабудешь обо всем… Кровь в тебе красная,
Серж. Ты спишь!
Трубецкой. А тебя я люблю!
Серж. Все равно ты сволочь!
Трубецкой. Люблю, потому что ты несчастен, как и твой монарх.
Серж. Ты больше, чем сволочь!
Трубецкой. Давай водки выпьем?
Серж. Давай… Только ты не решай за меня, счастливый я или несчастливый.
Трубецкой. Мне иной раз кажется, что у тебя под пиджаком голое тело. Только воротничок, манишка и манжеты. Хорошо, если чистые.
Серж (доставая из сумки бутылку водки). Давал бы ты платные уроки самбо, был бы в порядке, а то факультатив в школе ведешь… К тебе ходят только бездарности… Все эти поганцы мнят из себя гениев… Все Гамлеты, Джульетты и Роберты де Ниро… И надо же удумать школу с театральным уклоном, в артисты с малолетства готовить! И вот ведь поганцы — все они личности, их не тронь… Как бы не задеть ихнего самолюбия!.. Они ведь творцы, для высокого призваны!.. Что им мы с тобой!.. Подумаешь, учитель физкультуры и географии! Тут искусство, а не глупости!
Трубецкой. Не-ет!.. Меня уважают. Чувствуют во мне князя.
Серж. Силу твою любят, но не уважают, если на то пошло! Мускулатуру… Но я-то… Тебя хоть любят, а я вообще никто… Эти козявки противные!
Трубецкой. А с чего они должны уважать кого-то! За что? За усы и вставную челюсть?.. Мы их должны уважать, а не они нас.
Серж. Это за что?
Трубецкой. За то, что у них зубы свои. В них мир, целый всеобъемный мир, которого нам с тобой, сколько ни напрягайся, не понять!.. Для нас обыкновенная вещь, для них — вселенная! Все предельно просто… У меня мальчишка из второго класса отрабатывал прием с чучелом, ахнул его об пол, да так, что обшивка лопнула, оттуда опилки на пол, мальчишка в слезы, задыхается… «Я его убил! Убил!..» Полчаса пришлось успокаивать, даже подзатыльник дал, пока он не понял, что оно — не живое… Потом он неоднократно грохал об пол чучело, но ему было уже наплевать… Равнодушие. Мир для него стал другим, он стал воспринимать его, как мы… Я разрушил его мир!..
Пауза.
Серж. Злой ты… Все, что бы я ни сказал, все для тебя глупость. Чего я к тебе таскаюсь?
Трубецкой. Нужно тебе с кем-то умным пообщаться… Духовный отец требуется. Ведь твой-то папаша с крана свалился по пьяному делу. Ты рад, что в моем лице отца обрел?.. А?
Серж. Жалко, что сейчас не тридцать седьмой!.. Я бы тебя заложил! Настучал, что ты княжеских кровей… Тебя бы расстреляли, а гнусное твое тело использовали для удобрения наших бескрайних полей. Но сначала тебя бы пытали… Пить не будем?
Трубецкой. Разливай, разливай…
Серж разливает водку по стаканам.
Недалекие люди всегда либо мещане, либо палачи. (Берет стакан, выпивает.)
Серж. Хоть бы сказал что-нибудь… (Выпивает.)
Трубецкой. Чего говорить… Все ясно. За мещанина или палача.
Серж. Он летать хотел!
Трубецкой. Кто?
Серж. Отец мой.
Трубецкой. Алкоголик?
Серж. Он пил, потому что боялся летать на трезвую голову…
Трубецкой. Чушь какая-то!..
Серж. Он три раза в больнице лежал-разбивался. Сначала с крыши прыгнул. Потом с дерева. Говорил, что высоты для взлета не хватает, вот и с крана. Тоже высоты не хватило… Надо было с Останкинской башни прыгать взлетел бы…
Трубецкой. Так твой отец, Серж, был поэтом… Я не знал. Серж! Поэт… Замечательно! От поэзии отца в тебе что-то должно было остаться… Слушай, так не может быть, чтобы в отце было, а в тебе нет, чтобы все в пустоту! Серж! Может, это глубоко спрятано!
Серж. Ты думаешь?
Трубецкой. Серж!
Серж (взволнованно). Я все время думал, что во мне что-то есть! Так действительно не может быть… Что-то осталось! Я чувствую!.. Поверь!.. Я, наверное, все-таки тоже поэт… Наверное… Только вот в чем?.. Я не знаю, в чем! Я не искал… Но я найду… Я все сделаю…
Трубецкой. Слушай, а может быть, ты поэт-человек?
Серж. Как это?
Трубецкой. Ну, Обломов! Природа создает гениев, они — гениальные произведения! Но природа иной раз выше себя прыгнет — создаст гениальное произведение, уже готовое! Произведение в человеке!.. Может быть, и в тебе нутро? Гениальная душа! Может, ты гений в том, что не делаешь никому зла?.. Может быть, ты какая-нибудь разновидность Обломова?
Серж. Витенька, ты так считаешь?
Трубецкой. Подумай хорошенько!
Серж. Думаю, Витенька…
Трубецкой. Серж, сейчас все решается!
Серж. А что… Может быть…
Трубецкой. Наливай.
Серж в задумчивости наливает водку.
Напьюсь — всех любить буду и уважать.
Серж. Как Обломова звали?
Трубецкой. Протрезвею — раскаиваться буду. Противно… Ладно, давай… За то, чтобы в тебе гений обнаружился!
Серж (немного пьянея). Да. Во мне точно Обломов!
Трубецкой. Пей, пей…
Серж (сосредоточившись). Я уверен… Теперь точно! (Выпивает.)
Пауза.
Трубецкой (запивая чаем). Обломов-дрянь!.. Он все время лежал, но изредка ходил в сортир гадить. А за ним кто-то дерьмо выгребал!
Серж (не слушая). Он никому не делал зла! Я тоже никому не делаю зла. Я, наверное, тоже поэт-человек… Чувствую, во мне свербит что-то!
Трубецкой. Не в то горло пошло, вот и свербит.
Серж. Да! Я никому никогда не делал зла… Это верно.
Пауза.
Трубецкой. А в Африке точно пальмы растут?
Серж. Какие пальмы?
Трубецкой. Ну, кокосовые.
Серж. Растут.
Трубецкой. Ты сам видел?
Серж. Зачем обязательно видеть?
Трубецкой. И бабы твои на последнем издыхании увядающего тела… Все одинаковые они, твои бабы, и страшны лицом, потому что ты сам не красавец.
Серж. Не обсуждай мою внешность! Это вкусовщина! Меня женщины любят, и ни одна из них не сказала, что я урод!
Трубецкой. Красавец… Ну пусть, красавец.
Серж. Никогда не трогай мою внешность! Сколько можно об этом говорить!
Трубецкой. Не подставляй горбатому зеркало…
