Джон Осборн - Пьесы: Оглянись во гневе. Комедиант. Лютер

Клифф (через плечо, Елене). Наверное, вы правы.

Елена. Что вы имеете в виду? В чем я права?

Клифф (к Элисон). Все ужасно перепуталось. Ты тоже это чувствуешь?

Элисон. Не надо, Клифф…

Он согласно кивает.

(Целует его.) Я напишу тебе потом.

Клифф. До свидания, дорогая.

Элисон. Будь к нему внимателен.

Клифф. Не беспокойся, я его допеку вниманием.

Элисон выходит на середину комнаты и бросает взгляд на кресла, разбросанные газеты, оставшиеся со вчерашнего дня.

Елена (чмокает ее в щеку и стискивает руку). До скорой встречи.

Элисон кивает и быстро выходит. Остаются Клифф и Елена. Они смотрят друг на друга.

Хотите, я согрею чаю?

Клифф. Нет, спасибо.

Елена. Ну, я сама выпью, если вы не возражаете.

Клифф. Так вы остаетесь?

Елена. Только на сегодняшний вечер. Вы против?

Клифф. Мне-то что. (Идет к столу.) Конечно, он может поздно вернуться.

Елена (идет к окну налево и закуривает). А как он все это воспримет? Может, поедет разыскивать прежних знакомых? Например, эту Мадлен…

Клифф. При чем тут Мадлен?

Елена. Она же для него так много сделала. Разве он не может вернуться к ней?

Клифф. Не думаю.

Елена. Отчего же?

Клифф. Она ему в матери годится. Я думаю, это имеет значение. Хотя откуда, черт побери, мне знать! (Впервые за все время хорошее настроение совершенно покидает его.) Елена (кажется, удивлена). Ведь вы его друг? А он, по-моему, не очень скрытен. Я никогда еще не видела такого количества выпотрошенных душ, как здесь.

Клифф собирается уйти.

А вы разве не останетесь?

Клифф. Нет, не останусь. Пять минут назад пришел поезд из Лондона. Если он приехал с ним, то я лучше уйду.

Елена. Вы не думаете, что вам следует быть здесь, когда он придет?

Клифф. У меня был тяжелый день, и мне не хочется видеть ничьих страданий натощак и уж тем более без выпивки. Надеюсь, мне удастся подцепить в кафе какую-нибудь девицу посвежее и протащить ее к себе под носом у старушки Друри. Возьмите! (Бросает ей письмо.) Отдайте ему это! (Идет к двери.) Теперь он целиком ваш. (В дверях.) Надеюсь, теперь вы им будете сыты по горло. (Уходит.)

Елена идет к столу и тушит сигарету. Слышно, как внизу хлопает дверь. Она идет к гардеробу и машинально открывает его. Он пуст. Там болтается на вешалке только одно платье. Идет к туалетному столику. Теперь на нем, кроме фотографии Джимми, ничего нет. Лениво выдвигает пустые ящики. Направляется к комоду, берет игрушечного медведя и садится на кровать, рассматривая его. Откидывается на подушку, все еще держа медведя. Быстро поднимает голову, потому что дверь с треском открылась. Входит Джимми.

Джимми (кипя от гнева, кидается в кресло). Этот старый ублюдок на своей машине чуть не раздавил меня, вот была бы жестокая ирония. Мало того, ехала с ним не кто-нибудь, а моя жена. Расселась. (Идет к Елене.) Что тут со всеми творится? Клифф чуть не сбил меня с ног, когда вылетал из дома. Нос к носу столкнулся со мной и сделал вид, что не заметил. Вы что, единственная, кто не побоялся остаться?

Елена подает ему письмо Элисон.

Это что такое? (Разрывает конверт. Читает несколько строк и чуть не рычит.) Это вы написали за нее? Вы только послушайте! (Читает.) «Мой дорогой, я должна уйти навсегда. Я не надеюсь, что ты поймешь меня, но хоть постарайся. Мне так нужен покой, я сейчас готова пожертвовать ради этого всем. Не знаю, что с нами будет дальше. Тебе, конечно, будет тяжело и горько, но потерпи. Мне всегда будет дорога твоя любовь. Элисон». О, как она умеет распускать слюни! «Дорога твоя любовь!» Меня тошнит от этой бумаги! (Идет вправо.) Она не может сказать: «Вонючий выродок! Мне осточертели твои выходки, я отсюда сматываюсь и желаю тебе сдохнуть». Нет, она сделает из этого пристойную сопливую мерзость. (Видит в гардеробе платье, срывает его и швыряет в угол.) «Дорога твоя любовь». Никогда не думал, что она может докатиться до такой фальши. Что это, реплика из пьесы, в которой вы играли? Да? И вообще, что вы здесь делаете?! Убирайтесь поздорову, а не то я вам оторву голову.

Елена (сдержанно). Если вы хоть на секунду перестанете думать только о себе, я скажу вам кое-что, что вам следовало бы знать. У вашей жены будет ребенок.

Он поднимает на нее глаза.

Или это не имеет никакого значения? Имеет, даже для вас!

Джимми (ошарашен, но не столько новостью, сколько ее поведением). О да, конечно. Я поражен, скажу вам прямо. Но скажите вы мне теперь. Вы что, всерьез полагали, что я в слезах паду на колени и скончаюсь от угрызений совести? (Подходит ближе.) Слушайте, вы! Перестаньте изливать на меня свою бабью мудрость. Я тоже вам скажу кое-что. Мне плевать. (Начинает спокойно.) Мне плевать, собирается она иметь ребенка или нет. Мне плевать, даже если оно родится о двух головах. (Видит, что его слова бесят ее.) Неприятно? Ну, дайте мне пощечину. Только помните, о чем я вас предупреждал. Одиннадцать часов я наблюдал, как умирает близкий человек. Она была одинока, возле нее был только я. И когда в четверг я пойду за гробом, то опять буду предоставлен самому себе. Я знаю, что эта шлюха не пошлет ей пучка цветов. Ведь она, как и вся ее порода, в одном глубоко ошибается. Она полагала, что раз мать Хью — бедная и необразованная женщина, которая всегда говорила невпопад и не к месту, то ее не следует принимать всерьез. И вы думаете, я паду ниц, потому что у этой жестокой и глупой девчонки будет ребенок? (С болью в голосе.) Но я этому не верю! Не верю. (Хватает ее за плечо.) Спектакль окончен. А теперь оставьте меня одного. Убирайтесь, бесноватая девственница!

Она бьет его по лицу.

У него появляется выражение ужаса и изумления. По оно исчезает, и остается только боль. Он трогает рукой голову, и крик отчаяния вырывается у него. Елена отводит у него от лица руку, целует его и тянет к себе.

Занавес

Действие третье

Несколько месяцев спустя. Воскресный вечер. Вещи Элисон — пудру, помаду и прочее — заменила на туалетном столике парфюмерия Елены. Когда поднимается занавес, мы видим Джимми и Клиффа сидящими в покойных креслах, они погружены в чтение воскресных газет. Елена склонилась над гладильной доской. Возле нее небольшая стопка белья. Она выглядит еще привлекательнее, чем прежде, потому что выражение лица у нее стало более естественным. Она все так же элегантна, но уже не столь аккуратна и подтянута. На ней старая рубашка Джимми.

Клифф. Ну какая же вонючая трубка! (Пауза.)

Джимми. Заткнись.

Клифф. Почему ты ее как-нибудь не обезвредишь?

Джимми. И зачем я провожу воскресный день за чтением газет?

Клифф (не глядя толкает его ногой). Твоя трубка смердит!

Джимми. А ты еще больше, но я не кричу об этом. (Переворачивает страницу.) Дешевые газеты просто несут чушь, а те, что посерьезней, городят чушь с серьезным видом. (Опускает газету и дымит в сторону Елены.) Тебе не мешает?

Елена. Нет, мне дым нравится.

Джимми (Клиффу). Видал? Ей нравится. (Опять принимается за газету.)

Клифф ворчит.

Ты читал о диких и мерзких выходках в Средней Англии?

Клифф. О чем?

Джимми. О диких и мерзких выходках в Средней Англии.

Клифф. Нет. А в чем дело?

Джимми. Оказывается, мы ничего не знаем о своих земляках. А здесь все сказано. Потрясающие разоблачения на этой неделе! С фотографиями. Полностью восстановлен ритуал ночных бдений в честь богини плодородия.

Клифф. Чудовищный разврат.

Джимми. Еще бы! О черт, полюбуйтесь на них! Оскалились, как идиоты. На будущей неделе одна известная особа из новообращенных расскажет, как во время черной оргии в Маркет Харборо она свернула шею белому петуху и пила его кровь. Что ж, теперь фирмы займутся продажей петухов специально для жертвоприношений. (Задумчиво.) Так вот, видимо, чему посвящает свои воскресные вечера мисс Друри. Она по совместительству подрабатывает в качестве верховной жрицы в Христианской ассоциации женской молодежи. Не исключено, что именно сейчас она приводит себя в готовность. (Елене.) Ты подобными вещами не увлекалась?