Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)
И даже сейчас было вполне возможно, что для них все опять закончится так же: безысходностью, пустотой и будущим без ясного неба над головой. Несмотря на всю свою нынешнюю беспомощность, Лили всегда была бесстрашной — куда отважнее, чем и он сам, и большинство других людей: она умела любить без гарантий, просто так, хоть и рисковала при этом все потерять. На что способны отнюдь не все; сам он прошел через подобное чувство только однажды, и не один десяток лет был потом несчастен. У него хватило душевных сил, чтобы сохранить в себе эту любовь, но не на то, чтобы рискнуть снова.
Ибо он вовсе не был уверен, что сумеет пережить, если все закончится так же во второй раз.
* * *
Согнувшись в три погибели, Лили бежала по туннелю к Визжащей хижине — ей нужно было туда, потому что Северус ушел, бросил Хогвартс, бросил ее, и нужно было его догнать, пока он не успел совсем исчезнуть...
А затем она услышала рычание и крики и поняла, что опоздала, но не догнать Северуса, нет, она опоздала спасти его от оборотня...
Запаниковав, Лили вырвалась из этого кошмара.
— Сев! — воскликнула она, пытаясь сесть на постели, но запуталась в простынях и грохнулась на пол.
Его голос послышался где-то наверху, вонзился в ее сердце, как стрела:
— Ты что с собой вытворяешь?
Он помог ей высунуть голову из-под стеганого покрывала; на лице его промелькнула легкая насмешка — и ничего больше. Хороший пинок — и Лили смогла высвободить ноги из кокона ворсистых одеял и колючих простыней, а потом дотянулась до того ужасного матраса, ухватилась за него и все-таки села. Ей по-прежнему хотелось обнять Северуса, но она не знала, можно ли... теперь, когда перед ней стоял настоящий, живой Северус, и желтый искусственный свет мешался в комнате с блеклым дневным, а между незадернутыми занавесками виднелось тяжелое сизое небо.
— Мне... кошмар приснился, — слабым голосом призналась Лили.
— Да уж надеюсь, что так. Если б ты всегда так просыпалась, я бы начал за тебя волноваться.
"Что, правда?" — подумала она, но вслух так ничего и не сказала. Слишком уж по-детски это прозвучало бы. Словно она у него что-то клянчит — или даже просто капризничает.
— Континентальный завтрак, — произнес Северус — его длинный, тонкий палец указывал на столик под окном, на котором стояли коробка с мюсли и пакетик детского молока и лежал перезрелый банан. — Черт их разберет, что это значит. Но фруктов съедобнее, чем этот банан, у них сегодня не было.
— Спасибо.
Северус принес ей и кофе, но Лили его допить не смогла: тот, кто делал этот напиток, явно мстил ему за что-то, и мстя эта была страшна.
— А где твой завтрак? — спросила она — и тут же засомневалась, не сочтет ли Сев такую заботу слишком назойливой, но напомнила себе, что если начнет во всем искать двойное дно, то точно рехнется. Он и так ее в два счета с ума сведет, без чьей-либо помощи.
— Я уже поел. И сейчас снова вечер.
Она выронила банан.
— Я что, весь день проспала?
— Проще будет пробраться незамеченными, — небрежно сказал Северус.
Вместе с едой он раздобыл нож и ложку. Неужели все еще помнил, что она любила добавлять в мюсли нарезанные бананы? Похоже на то, раз позаботился о ноже. Эта мысль отозвалась внутри странной смесью смущения и горечи; щеки вспыхнули от радости пополам с угрызениями совести.
Она жевала размокшие хлопья; кусочки банана на языке казались прохладными и совсем скользкими от молока.
Северус зачем-то листал телефонную книгу. Лили невольно задалась вопросом, не спасается ли он так от ее компании — чтобы не сидеть с ней за одним столом.
— А ты и правда донес на них в Министерство? Ну... что они анимаги? — неуверенно спросила она.
— Кто, твой муж и его прихвостни? — уточнил Северус, записывая что-то — кажется, телефонный номер — на листке из гостиничного блокнота. — Да, правда. — Он встретился с ней взглядом — смотрел в упор, с каким-то неясным вызовом, будто интересуясь: "И что теперь?"
— Почему? — спокойно спросила она.
— Это могло плохо кончиться, — Северус закрыл телефонную книгу и убрал ее назад в ящик. — Для всех: для студентов, для них самих, и для Люпина, конечно, в первую очередь. Неужели тебе хотелось бы, чтобы его обвинили в заражении ликантропией какого-нибудь мага? С учетом всех обстоятельств — в частности, того, что числится за Блэком, — власти инкриминировали бы ему предумышленное деяние. И если ты была слишком занята, нянча свою компанию из четверых взрослых и одного ребенка, и не нашла времени на изучение законов, то имей в виду: заранее обдуманные преступления наказываются куда строже, чем импульсивные.
— Откуда в тебе столько яда? — вырвалось у нее невольно.
В его глазах наконец появился проблеск чувства — она не смогла разобрать, какого, хоть и ясно видела, что там что-то есть.
— От природы. Я всегда такой. Если тебя что-то смущает, рекомендую вернуться в Хогвартс — там тебя точно утешат.
— Черт возьми, да не хочу я в Хогвартс, и не надо меня утешать! — воскликнула Лили, сама не зная, заметно ли со стороны, насколько ей не по себе.
— Возможно, после общения со мной ты в конце концов передумаешь, — сказал Северус и поднялся с места. Он был в пальто — не снимал его все то время, что провел в комнате... точнее, все то время, что Лили не спала и наблюдала за ним. Что все-таки несколько разные вещи. — Схожу отправлю письмо. Если хочешь, можешь подождать меня тут.
— Хорошо, — тихо согласилась она. Посмотрела ему вслед — он как раз выскользнул за дверь — и остро ощутила собственную беспомощность. Что же ей все-таки делать? Она уже попросила прощения — и да, действительно чувствовала себя ужасно виноватой, — но Северус будто бы ждал извинений за что-то еще.
Глубоко задумавшись, Лили повозила в молоке ложкой, растирая размякшие хлопья о дно тарелки. Северус все время так себя вел, всю последнюю пару дней — с тех самых пор, как ее расколдовал. Лили нашла его в башне уже таким — злость так и висела в воздухе... Только сейчас он лучше собой владел... как по ней, так даже слишком хорошо. Да, он объяснил, что всегда сердится, а из-за отдачи от темной магии злость становится тяжелее сублимировать... но он не держался так неприязненно до приезда в школу. Даже когда выздоравливал после Контрапассо, все равно не был таким холодным и бесчувственным, как в Хогвартсе. А когда на Лили действовало то проклятие, то Северус, помнится, вел себя на редкость мягко. И даже заботился о ней. Значит, не исключено, что дело все-таки в темной магии — накануне он прямо признался, что не раз к ней прибегал, и отдача наложилась на тот, первый обряд.
Но чутье подсказывало, что это все-таки не отдача. Причина в чем-то другом. Уж слишком упорно он так себя вел, слишком обдуманно. Она попросила прощения за то, что тогда его бросила, и за ту историю с Визжащей хижиной, и оба раза он изумился, что эти темы вообще всплыли в разговоре, и даже отмахнулся от ее извинений, как будто они не имели значения. Как будто ей надо было извиниться за что-то еще — что-то по-настоящему важное. Вот только она не представляла ни что это может быть, ни как это сделать.
Лили уронила лицо в ладони; с силой прижала их к глазам. Неужели с Северусом всегда было так сложно? Похоже, что да, просто сейчас она стала больше замечать. Во всех отношениях.
"Или же, — вставил ее внутренний дементор, — теперь тебе просто не все равно. Тяжело, знаешь ли, из-за кого-то переживать, когда ты сыта им по горло".
Наклонившись, она стукнулась лбом о столешницу. Как можно получить отпущение грехов, если священник все время повторяет: "Да разве это грехи? Почему ты не каешься в том, что по-настоящему важно?"
Дверная ручка начала поворачиваться. Лили выпрямилась и откинула волосы с лица; не сводила с нее глаз, хоть и знала, что Северус опять будет вести себя холодно и отстраненно... и все равно надеялась что-то прочесть по его бесстрастному лицу.
Ну и еще тебе просто нравится на него смотреть.
А потом Лили уставилась на вошедшего. Потому что это оказался не Северус, а Люциус Малфой.
Она вскочила на ноги.
— Экспеллиармус, — сказал Малфой.
И ничего. Он смотрел на Лили, а Лили на него.
— Акцио волшебная палочка, — наконец скомандовал он, и та прилетела с прикроватного столика прямо к нему в руки.
— Какое убожество, — вздохнул Малфой, будто его и впрямь разочаровала столь легкая победа, и выпустил ее палочку — та упала на пол. — А я-то думал, что Северус хоть чему-то тебя научил — но, с другой стороны, он бросил тебя тут одну, так что не исключено, что на самом деле ты ему безразлична, — он обернулся: дверь снова распахнулась, и в комнату ворвался Северус — хмурый и грозный, как надвигающаяся волна. — Или это был такой урок на тему "как полезно обладать хотя бы минимальным интеллектом"?
— Уж кто бы говорил об интеллекте. Странно, кстати, что ты забрался так далеко на маггловскую территорию и еще не скулишь от ужаса, — он каким-то образом умудрился захлопнуть за собой дверь, не притрагиваясь ни к ней, ни к своей палочке. Лили была впечатлена.