Анна Яблонская - Язычники

Марина молчит.

НАТАЛЬЯ. (глаза на мокром месте) Я всё думаю: а может зря я приехала? разбередила у вас всё… я же когда… когда Олежик маленький был, два года ему было… отец его нас бросил, а я беременная была… и без работы, Олежик маленький и я беременная… и работы — нет… и пошла я Марина на грех великий — на аборт пошла… а потом… как не стало мне жизни… все болела… и Олежик болел… соседка сказала: пойди ты, Наталья, в церковь… я пошла, к батюшке, к отцу Анатолию, а он и говорит: грех великий на тебе, матушка, отмаливать надо… долго отмаливать… страшный грех… езжай, говорит, в Почаев… молись о прощении… и уж как я уезжать не хотела! Олежик маленький и уж как он просил меня, как плакал: мама, не уезжай!! и я вместе с ним плакала… (строго, с каменным лицом) но понимала, что если не отмолю — грех мой и на детей моих, и на внуков… я же ради Олежика и уехала, по монастырям скиталась! я же все эти годы за вас каждую ночь молилась! мы же все грешники, грешники, Марина, все перед богом виноватые…

Наталья замолкает. Сморкается. Начинает говорить с неожиданным оптимизмом в голосе.

НАТАЛЬЯ. Марина, а ты еще квартиры продаешь? Нет? Продала бы вашу с Олежиком квартиру да и в деревню уехали бы, в Дивеево… на природе, в молитве, в покаянии… А там вдруг Господь вам еще ребеночка пошлет… ты женщина не старая еще…

Марина внезапно встает и уходит.

НАТАЛЬЯ. Мариша! Мариночка! Куда ты?!

Наталья еще какое-то время сидит на скамейке одна. Закрывает глаза, шепчет молитву, крестится, уходит.

Больничная палата. Кристина все также все в той же позе без сознания лежит опутанная трубками. У окна стоит ее отец и что-то тихо наигрывает на кларнете. Перед ним на подоконнике лежит листок бумаги, выпавший из реферата по религиям народов Африки. На стуле перед кроватью Кристины сидит Боцман и листает реферат. Боцман то и дело поглядывает на большую африканскую маску, которую он прислонил к стене таким образом, чтобы маска «смотрела» на Кристину.

ОЛЕГ (задумчиво) Какой-то я не современный, да?

Боцман непонимающе смотрит на Олега. Олег прекращает играть, кладет инструмент на подоконник, берет в руки письмо, снова перечитывает, хватается за голову.

ОЛЕГ. (отчаянно) Господи, какой идиотизм!

Меряет шагами больничную палату, зажав в руке письмо.

БОЦМАН. Раньше надо было думать.

ОЛЕГ. Я же поверил, я же думал…

БОЦМАН. Что ты думал?

ОЛЕГ. Ну я не знаю… Ну, что я мог думать!

БОЦМАН. Ты думал, что твоя дочка, которая всю жизнь отличница, школу с золотой медалью закончила, во всех олимпиадах, что она вот так раз — стала бухать и с мужиками на пляже путаться? Вот так — раз — и в дебилку превратилась? из института выгнали?!

ОЛЕГ. А что я мог думать?! Откуда я знал?!

БОЦМАН. Пипец! У меня хоть детей нет, но даже я знаю, что просто так с балконов не кидаются!.. Это только в бога можно за один вечер поверить! А для всего остального надо до фигища времени!.. Спросить ты не мог?! Она же тебя больше всех любила… любит…. ты же ей…

ОЛЕГ. Ой, заткнись! Тоже мне! То поклоны бьет, то потом из себя Кашпировского строит! Откуда я знал?!

БОЦМАН. Надо было знать!

Олег смотрит на дочь, садится на край кровати.

ОЛЕГ. (плачет) Честное слово, хоть я тебя никогда не бил — вот так бы взял бы ремень и так бы дал бы тебе по жопе! Как же можно из-за какого пидораса, Кристина?! (потрясает письмом) да он же… он же… он ногтя твоего не стоит!!! (читает)… «мир с тобой и мир без тебя — это два разных мира. И если мне нельзя жить в первом, я отказываюсь жить в последнем»… Кто он? Ну, кто?!

Внезапно падает маска, стоящая в углу, прислоненная к стене. На аппарате, к которому подключена Кристина, начинает мигать красная лампочка. Олег вскакивает с места.

Ночь. Берег моря. Учитель выволакивает из воды Кристину. Она нахлебалась воды. Учитель переворачивает Кристину лицом вниз и бьет ее кулаком по спине — изо рта льется вода. Затем он кладет ее на спину и делает непрямой массаж сердца.

УЧИТЕЛЬ. Дыши, сука, дыши!

Учитель делает ей искусственное дыхание. Кристина делает вдох, открывает глаза.

УЧИТЕЛЬ. (орет) Дура конченная! Там же мелко!! Там же балки, штыри на дне, там же летом двое пацанов убились!

Учитель бьет ее с размаха по лицу. Кристина приподнимается на локтях, хватает Учителя за куртку, притягивает его к себе. Они целуются. Учитель быстро расстегивает Кристинины мокрые джинсы. Они занимаются любовью.

Учитель быстро кончает, еще секунду лежит неподвижно, потом вскакивает и спотыкаясь, бежит.

КРИСТИНА. Куда ты?!

УЧИТЕЛЬ. Иди ты нахуй!! Оставь ты меня в покое!!

Убегает.

Больничная палата. Аппарат, к которому подключена Кристина тревожно мигает и пищит. Олег выбегает из палаты с криком: «Врача, врача!». Боцман затравленно оглядывается, поднимает с пола маску, подходит к Кристине и накрывает маской ее лицо. При этом Боцман что-то неразборчиво шепчет, подвывает и цокает языком.

БОЦМАН. Ум-м-м-м-м-м… М-м-мааааааа…. Ум-м-м-м-м-м…. М-м-м-м-ма-а-а-а…. Счхаа-а-а-а…. Счха-а-а-а-а…. Ум-м-м-м-м-м… М-м-мааааааа…. Ум-м-м-м-м-м…. М-м-м-м-ма-а-а-а…. Счхаа-а-а-а…. Счха-а-а-а-а….

Внезапно в палату входит Учитель. У него белое лицо, в руках какой-то уродливый вялый букетик. Учитель в ужасе смотрит на тело, где вместо лица — маска. В палату врываются Олег и Доктор. Олег в шоке. Доктор невозмутим — он, видимо, видел и не такое. Он спокойно подходит и снимает маску с лица Кристины. Ее веки вздрагивают и открываются. Доктор щупает Кристине пульс. Девочка пытается что-то сказать. Доктор знаком указывает ей молчать. Затем тем же знаком он предлагает заткнуться всем остальным. Доктор внимательно осматривает Кристину, светит ей в глаза фонариком, сжимает пальцы ее руки, еще раз щупает пульс. Затем оборачивается к Олегу.

ДОКТОР. Я не знаю, что вы тут устроили. Но если еще раз накроете лицо этой хуйней — она задохнется. А в остальном — поздравляю. Пока о качестве жизни говорить рано… Но можно говорить о жизни, как таковой. Девочка будет жить.

Доктор выходит. Боцман бросается на шею Олега. Олег отталкивает его и падает на колени перед кроватью дочери, улыбается, пытается что-то сказать и ничего не может произнести. Вдруг Олег замечает, что Кристина не сводит глаз с незнакомого парня с букетиком цветом, который стоит в углу абсолютно потерянный. Олег смотрит на Учителя.

ОЛЕГ. (тихо) Ты кто?!

Олег встает и подходит к Учителю.

ОЛЕГ. Кто ты?!

Учитель молчит.

ОЛЕГ. Ты кто? Ты — этот пидорас?

Учитель молчит. Олег хватает письмо, смотрит на дочь.

ОЛЕГ. Он кто?! Он что?! Он — этот пидорас?

Кристина улыбается одними глазами. Затем моргает в знак согласия. Олег кидается на Учителя с кулаками. Боцман встает между ними.

БОЦМАН. Не надо.

ОЛЕГ. (кричит) Я тебя, пидораса, убью!

Учитель молчит. Олег опять кидается к постели дочери, гладит ее по руке, что-то бормочет, плачет, смеется. Кристина не сводит глаз с Учителя. Ее глаза улыбаются. Входит Марина. Она кричит, бросается к Кристине. Олег крепко обнимает жену.

ОЛЕГ. Представляешь, я думал, что это из-за меня, из-за нас, что она… что это просто… а это все — из-за этого пидораса!

БОЦМАН. Это Дух Предков.

ОЛЕГ. (кричит на учителя) Это пидорас!

МАРИНА. (плачет) Слава Богу!

Воскресенье. Пасха. Ранее утро. Только забрезжил рассвет. Отдаленный звон колоколов. У входа в больницу стоит Боцман и курит. Вокруг — пусто и безлюдно. На аллее появляется Наталья. У нее в руках корзинка с пасочкой и яйцами. Боцман молча перегораживает Наталье дорогу.

НАТАЛЬЯ. Христос воскрес, Коля!

Боцман молчит.

НАТАЛЬЯ. Коля, Христос воскрес!

Боцман молчит.

НАТАЛЬЯ. Коля, надо говорить: воистину воскрес! А я службу отстояла, молилась за всех… пасочки вот посвятила…

Боцман молчит.

НАТАЛЬЯ. Да что с тобой, Коля?! (тревожным шепотом) Что — преставилась Кристиночка?

БОЦМАН. Нет.

НАТАЛЬЯ. (крестится) Охо-хо. Все мучается, бедная.

БОЦМАН. В себя пришла. В сознании. Доктор говорит: жить будет.

НАТАЛЬЯ (радостно вскрикивает) Господи! Боже ж мой! Радость-то какая! Милость господня! Услышал! Услышал молитвы мои Господь наш всемогущий! Услышал Христос!

БОЦМАН. Это не Христос.

НАТАЛЬЯ. Что?

БОЦМАН. Это не Христос. Это Дух Предков. Это он ее спас.