Искусство большего. Как математика создала цивилизацию - Майкл Брукс
Несмотря на высокие оценки трудов Граунта, переход в открыто осуждаемую тогда в Англии католическую веру в конце жизни привел его к разорению и нищете. Он умер немногим более десяти лет спустя, и Гильдия галантерейщиков назначила его жене пенсию в размере 4 фунта в год “в связи с ее бедственным положением”. Но книгу Граунта по-прежнему перепечатывали, и, умерев от желтухи в 1674 году, он и сам вошел в свою статистику.
Жизнь по числам
Впрочем, Граунту еще повезло. Он умер незадолго до своего 54-летия, то есть прожил примерно на 20 лет больше, чем можно было ожидать в Англии в его время. Продолжительность жизни в Великобритании – в стране, где данные начали собирать раньше всего, – колебалась в диапазоне от 30 до 40 лет с 1540-х годов до начала XIX века. Ситуация везде была примерно одинаковой: в 1800 году ожидаемая продолжительность жизни ни в одной из стран мира не превышала 40 лет. Но в 2019 году средняя ожидаемая продолжительность жизни в мире составила 73 года[171]. Что случилось? Мы разработали эффективные медикаменты и взяли под контроль инфекционные заболевания. И без статистики мы никогда бы с этим не справились.
По сути, статистика – это просто набор инструментов. Применяя статистические инструменты к числовым множествам, мы можем достаточно точно сказать, что описывают числа. Казалось бы, в этом нет ничего особенного, но это изобретение чрезвычайно функционально. Статистика позволяет нам изменить измеряемое, применить новый набор инструментов, проверить, улучшилась или ухудшилась ситуация после перемены, а также оценить, в какой степени мы можем быть уверены в своих выводах.
Этот довольно простой и скучный набор инструментов оказал огромное влияние на человечество. Не стоит удивляться, что сестра милосердия и специалист по медицинской статистике Флоренс Найтингейл, как утверждается, полагала, что изучение статистики поможет людям заглянуть в мысли Бога. Может, это и преувеличение, но тех, кто умеет ею пользоваться, статистика явно наделяет силой. Именно поэтому, когда Джонатан Розенберг занимал должность старшего вице-президента Google, он сказал: “Данные – меч XXI века, а тот, кто хорошо владеет им, – самурай”[172].
Знающие люди понимают, что упомянутый меч – обоюдоострый. Хотя мы привыкли представлять самураев блестящими и опытными воинами, правда в том, что многие из них в итоге становились чиновниками, которые собирали и обрабатывали статистику, а таких людей мы обычно считаем скучноватыми. Сложно не испытать разочарования, узнав об этом, но самураи были прекрасно образованными членами японского общества, и потому, когда воины не требовались, они действительно убирали мечи на полку и становились государственными служащими.
Чиновники всегда осуществляли статистические подсчеты на основе данных: слово “статистика” происходит от немецкого существительного die Statistik, предложенного в 1749 году для обозначения совокупности “фактов о государстве”. В Англии соответствующую дисциплину сначала называли “политической арифметикой”, а “статистика” была впервые упомянута в англоязычной публикации в 1791 году, когда вышло “Статистическое обозрение Шотландии”[173]. Затем, в XIX веке, статистика громко заявила о себе. И надо отметить, что причина была не слишком жизнеутверждающей.
При всех преимуществах статистики никак нельзя сказать, что ее изобретение принесло человечеству одно лишь благо. Статистику можно даже назвать одной из самых проблемных областей математики. Можно по-разному относиться к применению логарифмов для создания атомной бомбы, но изобретатель логарифмов и не подозревал, что их будут использовать именно так. Вы можете – как Тарталья – сказать, что вообще-то нам стоило бы задуматься о применении алгебры для совершенствования военных машин. Я возражу вам, отметив, что война – часть истории человечества, а алгебру – например, в теории игр – использовали и для того, чтобы ее избегать. Однако, когда речь заходит о раннем применении статистики в евгенике – учении о регулировании рождаемости, основанном на ущербных представлениях о расе, умственных способностях, криминальных наклонностях и др., – этой дисциплине лишь остается стыдливо склонить голову. И особенно ей должно быть стыдно за труды Фрэнсиса Гальтона.
Гальтон был умен, обеспечен (он приходился двоюродным братом Чарльзу Дарвину, и оба ученых выиграли от своего привилегированного происхождения) и поразительно отстранен от своих собратьев. Посвятив немало сил развитию статистики и науки об измерениях, он решил создать расу сверхлюдей, в которой не будет места ни бедным, ни слабым, ни немощным, ни даже некрасивым.
Не пытаясь скрыть свои стремления, он изложил эту идею в книге “Наследственный гений”, вышедшей в 1869 году. Он заявил, что наука должна “проверять уровень рождаемости слабых и улучшать расу, повышая производительность сильных путем раннего заключения браков с лучшими представителями рода”. Гальтон создал карту красоты Великобритании и пришел к выводу, что самые некрасивые в Британии женщины, которых он называл “пугалами”, жили в шотландском городе Абердине. На страницах “Наследственного гения” Гальтон ввел понятие “евгеника”, которое произвел от греческого словосочетания “[человек] хорошего рода”. В опубликованном в 1904 году очерке “Евгеника: определение, предмет и цели” он написал: “То, что природа делает слепо, медленно и безжалостно, человек может сделать осторожно, быстро и милостиво. Поскольку это в его силах, он обязан работать в этом направлении”[174].
Взгляды Гальтона у многих нашли отклик. Прославленные британские и американские интеллектуалы строем последовали за ним, ухватившись за идею создания высшей расы и ограничения воспроизводства “нежелательных элементов”. Например, Герберт Уэллс однажды сказал: “Именно стерилизация дефективных, а не отбор успешных особей при размножении дает возможность улучшить человеческий род”. На лекции в лондонском Обществе евгенического образования драматург Джордж Бернард Шоу пошел еще дальше и призвал к “широкому применению камеры смерти”[175]. Он провозгласил, что во имя создания лучшего мира “огромное число людей придется уничтожить просто потому, что уход за ними – пустая трата чужого времени”.
Фрэнсис Гальтон был основателем и президентом Общества евгенического образования, в котором состоял до самой смерти. Еще одним известным сторонником его идей был Уинстон Черчилль (в 1910 году Черчилль написал британскому премьер-министру Герберту Генри Асквиту служебную записку, в которой отметил, что “размножение слабоумных представляет ужасную угрозу расе”[176], а двумя годами позже стал вице-президентом первого Международного евгенического конгресса). В 1989 году, в запоздалой попытке избавиться от скандального слова на букву “Е”, Общество евгенического образования было переименовано в Институт Гальтона. И это не первое объединение евгенических взглядов, названное в его честь. В Америке его труды дали толчок к появлению множества евгенических организаций, самой престижной из которых было Гальтоновское общество. Одним из его основателей был Мэдисон Грант, автор вышедшей в 1916 году книги “Конец великой расы”. В ней, отчаянно сетуя на американскую иммиграционную
