Османская империя. Шесть веков истории - Оливье Буке
1453 год был ознаменован новым translatio imperii[4]: «султан византийских земель» (Румский султан; sultan al-Rûm) заявил свои права на римское наследие. Мехмед II Завоеватель представлял себя новым Цезарем и мечтал походить на Александра Македонского. Его потомки фактически воссоздали границы Византийской империи при Юстиниане. И если на западе Мехмеда изгнали с Итальянского полуострова после взятия Отранто (1480), то на востоке его преемники раздвинули границы бывшей Римской империи, покорив Хиджаз и Йемен. Титул Мехмеда сочетал в себе разные черты: римские (он считал себя императором), турецкие (называл себя сыном хана), персидские (шах) и исламские (глава военных походов, он же султан и гази (ghâzi; gazi). Современники-мусульмане восхваляли султана за воссоединение мусульманской общины и возобновление завоеваний земель неверных. Он был падишахом (верховным господином) ислама и властителем, стоящим выше других.
После победы над египетскими мамлюками в 1517 году султан стал главным преемником исламских империй раннего Средневековья. Отныне он звался «слугой двух святынь» Хиджаза; стал защитником паломничества (хадж; hadj), ежегодного каравана и его маршрутов; перевез мощи Пророка из Каира во дворец Топкапы в Стамбуле. Султан провозгласил свою власть в священных городах Ближнего Востока (Мекка, Медина, Иерусалим). В результате кампании 1534 года в Ираке он разместил там гробницы почитаемых суннитских праведников и важнейшие шиитские святыни (Кербела, Наджаф и Самарра). Султан владел фактически всеми блестящими метрополиями классического ислама (Каир, Дамаск и Багдад), способствовал развитию центров суфийской духовности (Конья, бывшая сельджукская столица), повелел построить религиозные архитектурные комплексы вокруг мечетей в Бурсе, Эдирне и Стамбуле.
Вплоть до падения империи султан представал перед своими подданными главным поборником суннитского ислама: он продвигал идею единства мусульманской общины, отвергал шиизм («сторонников Али», зятя и двоюродного брата Пророка) и на протяжении более двух веков регулярно сталкивался с шиитским императором сефевидов. О важности исламской миссии свидетельствуют титулы Сулеймана (1520–1566): «султан всех султанов мира» и «султан Востока и Запада», «тень Бога на земле» и «дарующий короны временным земным монархам». Сын Сулеймана, Селим II, восстановил Мекку, а также использовал трофеи с Кипра для финансирования строительства в Эдирне мечети Селимие – непревзойденного шедевра величайшего архитектора османской эпохи Мимара Синана (ум. 1588). Однако ни сам султан, ни его преемники не стремились примкнуть к «верховному халифату». Это слово начинает использоваться лишь в конце XVIII века в связи с конкретными политическими обстоятельствами – попыткой препятствовать экспансии России на восток. Редкое употребление понятия до XVIII века связано с рядом причин. С одной стороны, после взятия Багдада монголами в 1258 году Арабский халифат больше не считался основой всеобщего политического единства. С другой – во многих хадисах (hadith) создание халифата приписывается потомкам Пророка, тогда как султан не мог иметь отношение к генеалогическому древу курайшитов.
Обычаи османов напоминают практики Омейядов или Аббасидов, первых арабских династий после смерти пророка Мухаммеда: в городах и селах, разбросанных на огромной территории, разрешалось «обсуждать вопросы богословия и права в соответствии с единой терминологией и сводом правил», «при совершении определенного обряда придерживаться правил той или иной юридической школы», «поклоняться могиле святого» и «собираться на пять ежедневных молитв». Все эти практики носили отпечаток «общих истории, культуры, повседневности и предрасположенности»[5]. Однако турецкая империя отличалась от арабской. Широко распространенный в Малой Азии, долгое время насаждаемый на Балканах, почти неиспользуемый на Ближнем Востоке и в Северной Африке, турецкий язык никогда не занимал таких же позиций, как арабский в классическую эпоху. Он не был столь распространен ни в богослужении, ни в быту и являлся скорее языком администрации, общения визирей (вне зависимости от происхождения, будь оно албанским, хорватским или абхазским), а также языком ученой или, напротив, народной литературы. На турецком говорило большинство анатолийских и балканских мусульман.
Почему именно Османская империя?
Каким образом в раздробленной Малой Азии конца сельджукского периода османский эмир стал, цитируя произнесенные в 1331 году слова Ибн Баттуты, «самым могущественным из тюркских царей, превосходившим всех размером казны, числом городов и солдат»[6]? Как преемники эмира, султаны, смогли, дважды нагнав страх на Вену в 1529 и 1683 годах и внушив ужас папским легатам, распространить ислам в Центральной и Восточной Европе – на территориях, которым он был совсем чужд? Как получилось, что они продержались почти половину тысячелетия? Как удалось создать государство, ставшее последним имперским образованием в Восточном Средиземноморье и воплощением мусульманского универсализма? Эти вопросы задает ставшая частью долгой истории исламских народов и разнообразных обществ Малой Азии, Европы, Африки и Ближнего Востока османская эпоха. Специалисты предлагают множество ответов.
Исключительная территориальная экспансия стала возможна благодаря таким факторам, как существование могущественной армии, организованного командования и грамотного сбора налогов, которое обеспечивало нужды войска. С самого начала государству удавалось мобилизовать граждан на войну с помощью налоговых отчислений и уникальной системы централизованного учета доходов. Идеология завоевания, сочетая в себе чувство чести и тягу к наживе, а также идеализм и авантюризм, объединяла в борьбе с соседними эмирами. Султан успешно удерживал в своей власти разные земли, нередко заключая выгодные союзы с врагами. Органы центральной и региональной администрации добивались своих целей путем принуждения и переговоров, а также с помощью действующих на всех законов и правил, адаптированных к локальным особенностям. Обладавшая исключительными правами на землю, государственная власть устанавливала норму производства и цены на продукты питания. Она обеспечивала привилегированный доступ к стратегическому сырью, оставляя частным предпринимателям, торговцам и простым гражданам возможность производить и продавать то, что обеспечивало бы процветание страны.
Таковы принятые в историографии ответы на поставленные вопросы. Тем не менее они недостаточно характеризуют особенности Османского государства. Почему ученых, сведущих в религиозных науках, т. е. улемов, государство приравнивало к государственным служащим? Почему кади (cadi), первоначально являвшиеся судьями, также превратились в должностных лиц? Почему государственные рабы служили в
