Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов
Слово «дворянин» ведет происхождение от Древней Руси. В те времена каждый самостоятельный князь имел свою военную дружину, жившую на княжеском дворе. Эти «дворяне», состоя на полном содержании князя, участвовали во всех его походах.
«Дети боярские» составляли такие же военные отряды при боярах, управлявших по назначению князя значительными городами.
Те и другие с ликвидацией феодальной раздробленности перешли на постоянную службу к Московскому Великому Князю, именуясь «служилыми людьми». Постепенно военная служба сделалась для дворян, детей боярских и их потомков наследственной и обязательной. В русском централизованном государстве образовалось обособленное от всех других «служилое сословие».
Служилый человек получал от государства денежное жалование и временно, для своего прокормления, еще поместье — участок земли, населенной крестьянами. Он должен был всегда быть готов к военному делу по первому зову правительства.
Иван Грозный в 1550 году из дворян и детей боярских выбрал 1000 человек «лучших», разделил на три статьи и отдал им земли «в поместье» в Московской округе. С тех пор московские поместники-дворяне стали считаться почетнее и выше уездных дворян. Из московских дворян исключительно при Иване и его преемниках пополнялись высшие придворные чины: бояре, окольничьи и воеводы; на долю уездных доставались младшие должности: стольников, стряпчих, вторых воевод. Такое же различие между московскими и уездными дворянами существовало и при наборе людей в государственное конное войско.[19]
В первой половине XVII столетия все служилые люди состояли в ведении Разрядного приказа. «…Ведомы в том Приказе всякие воинские дела, постройка и укрепление городов, починка их стен, вооружения, также ведомы бояре, дворяне московские и городовые и дети боярские, кого куда случится послать на службу, на войну и на воеводство в города и во всякие посылки».
В Разрядном приказе велись «разрядные росписи», т. е. именные списки московских и уездных дворян и детей боярских, хранились особые книги, называвшиеся «десятнями», куда заносились сведения о служебной годности каждого. Существовали «десятни» нижегородская, арзамасская, владимирская и др.
При верстании в службу уездные дворяне распределялись на три статьи: «выбор», «дворовые» и «городовые». Первые две категории обязаны были являться для похода «конны, людны и оружны».
«Выбор» — это наиболее обеспеченные, хорошо снаряженные и обладающие военным опытом люди. Им отводились обширные поместья и давалось более крупное против других жалование. Как правило, при них находилось огнестрельное оружие и «подмога» — двое-трое, а то и более вооруженных людей из дворни. Назначались «выборные» в службу на рубежах и других отдаленных местах.
«Дворовые» — средние по своему достатку дворяне; им полагалось иметь хорошее холодное оружие и для «подмоги» одного человека. Поместья и жалование «дворовым» назначались в меньших размерах; служба их протекала в своем или соседних уездах.
«Городовые» — наиболее бедный слой дворян и детей боярских. Всем им платили небольшое жалование, давали скромное поместьице; служба (в мирное время) ограничивалась исполнением мелких поручений уездного воеводы.
Периодически, раз в два-три года, правительство делало проверку на местах численности уездных служилых людей, определяло размер жалования, «верстало» поместьями, освобождало от службы стариков, принимало в ряды войска «поспевших» к службе, «новиков». Специально посылаемый из столицы боярин-воевода осуществлял эти функции необыкновенно торжественно, в присутствии толпы зрителей из местного и окрестного населения.
В 1618 году такой «разбор и верстание» поручили произвести в Нижнем Новгороде заслуженному боярину Лыкову-Оболенскому. В помощь ему отряжен был дьяк Дементий Образцов.
За месяц до их приезда на нижегородском нижнепосадском рынке появились казенные глашатаи — «бирючи». Нацепив на палку вырезанного из жести гербового орла, бирючи громко объявляли царский приказ: явиться всем уездным служилым людям в город «однолично безо всякого переводу (самолично), без мотчания, огурства (отнекивания), лености и не отымаясь ничем».
С нижегородской торговой площади содержание указа перенесли в свои места пришлые люди. Нарочные гонцы от городских властей старались со своей стороны оповестить возможно большее число уездных дворян и детей боярских о неукоснительном царском повелении.
Мирно и спокойно проживавшее по своим сельским усадьбам служилое сословие всколыхнулось. Полагалось обязательно явиться в назначенный срок, и явиться в исправном виде. От этого зависело все. Только исправный дворянин и сын боярский сохраняли за собой поместье и денежное жалование, которое было необходимым подспорьем в хозяйстве служилого человека; иначе ему не купить ни коня, ни сабли, ни кольчуги, ни других военных доспехов.
Тщательно и торопливо готовились к «верстовому смотрению». Приготовляли ратную одежду и доспехи, чистили и приводили в порядок оружие, отбирали подходящих для похода подручных людей из крестьян и холопов. Каждому, кроме того, нужно было заблаговременно отыскать среди соседей поручителей за его исправную службу.
В назначенный день уездные служилые люди съехались в Нижний, где все уже было готово к «государеву разбору и верстанию».
В кремле, на обширном воеводском дворе, поставили стол, за которым сели: в середине Лыков-Оболенский, по левую руку от него дьяк Образцов, по правую — нижегородский воевода Борис Нащокин.
На столе перед московским боярином за короткий срок выросла куча «сказок», поданных служилыми нижегородцами. «Сказки» (справки) говорили о каждом: где живет, какую имеет семью, велики ли у него в настоящее время поместные земли и угодья, где служил ранее, в каких сражениях участвовал, у кого находился под начальством, не был ли ранен или в плену.
Сообщаемые сведения сверял с записями в привезенной из Москвы «десятне» дьяк Дементий. В проверке участвовали «окладчики» (послухи, свидетели), выбранные большинством присутствующих людей. Они всенародно клялись в том, что «про дворян и детей боярских будут сказывать правду, кто из них в которую статью пригодится, кому от старости и увечий государевой службы выполнить не мочно, — и про им про все сказывать истинно, другу не дружить и недругу не мстить, доброго по недружбе не хулить, а худого по дружбе не хвалить».
Один за другим появлялись верхом на конях нижегородские служилые люди, останавливаясь перед боярином.
Первым выехал Богдан Мирославов сын Приклонский — всадник на турецком аргамаке, в тяжелых и дорогих металлических доспехах, вооруженный «винтовальным карабином» (новинка тех лет) и курковой с насечкою пистолью. За Приклонским ехали трое слуг на крепких упитанных жеребцах, в железных кольчугах и
