Жизнь проста. Как бритва Оккама освободила науку и стала ключом к познанию тайн Вселенной - Джонджо МакФадден
Переводы трудов по науке и философии спровоцировали невиданный интеллектуальный и культурный подъем, который охватил Западную Европу в XII веке, известный как Возрождение XII века. Школы при соборах и монастырях, повсеместно открывавшиеся в Западной Европе в период правления Каролингов, начали учить по арабским и греческим текстам. Когда король Франции Людовик IX узнал о богатейшем собрании книг в библиотеке сарацинского султана, он решил создать такую же при парижском богословском коллеже, основанном Робером де Сорбоном (Коллеж Сорбонна) в 1257 году. Вскоре Сорбонна стала центром Парижского университета, который ученый и поэт Жан Жерсон назвал «земным раем, где произрастает древо познания добра и зла».
Среди вновь открытых философов наибольший авторитет в позднем Средневековье имел Аристотель. Когда арабские труды появились в Западной Европе, ученые, или, правильнее сказать, схоласты, то есть последователи Аристотеля, буквально набросились на его сочинения и арабские комментарии к ним, как будто они открыли забытый клад, что, в сущности, было правдой. Роберт Гроссетест (1175–1253), ставший впоследствии епископом Линкольна, переводил сочинения Аристотеля в годы учебы в Оксфорде, а в период с 1220 по 1235 год создал ряд самостоятельных трактатов по философии, астрономии, оптике и математическому обоснованию. Его коллега по Оксфорду монах-францисканец Роджер Бэкон (ок. 1214–1292) своими комментариями «Оптическая наука» (De Scientia Perspectiva) и «Об опытной науке» (De Scientia Experimentali) к сочинениям Аристотеля, изложенными в труде «Большое сочинение» (Opus maius), способствовал возрождению интереса к экспериментальным исследованиям. В Париже Аристотеля переводил Альберт Великий (1193 или 1206/1207–1280), который позже стал автором комментариев к «Физике» Аристотеля, а также написал трактат «О минералах» (De Mineralibus), где он подтверждает теорию причин Аристотеля результатами собственных наблюдений и даже опытов, заложив таким образом основы современной минералогии. Он утверждал, что «цель естествознания состоит не просто в том, чтобы принять утверждения других, но и в том, чтобы исследовать причины, действующие в природе».
Европейские ученые не только привнесли достижения греческой и арабской науки в науку западную, но и предприняли попытку применить ее в новых областях научного знания. Так, например, Роберт Гроссетест в сочинении «О цвете», изданном около 1230–1233 годов, описывает цвет как трехмерное геометрическое пространство, что мало чем отличается от современного представления о цвете. Кроме того, он первым заметил, что радуга есть результат преломления света[58]. Роджер Бэкон в «Большом сочинении», написанном в 1266 году, не только воспользовался идеями Аристотеля в области естествознания, грамматики, философии, логики, математики, физики и оптики, но и дополнил их своими исследованиями о свойствах линз, что, возможно, вдохновило изобретение очков.
Возрождение научной мысли стало шагом вперед для ученых Западной Европы, потребовало от них новых оригинальных идей, однако им во многом приходилось догонять ученых Древней Греции и Востока. Роберт Гроссетест в своих исследованиях по оптике во многом опирался на фундаментальный труд аль-Кинди об оптике, а Роджер Бэкон почерпнул идеи для своего 840-страничного «Большого сочинения» в «Книге оптики» Ибн аль-Хайсама. Даже термины, которые встречаются в работах Бэкона, могут сбить с толку современного читателя, поскольку имеют иное значение: например, эксперимент в средневековом понимании означает наблюдение на основании опыта – то есть то, что мы видим, разглядывая цвета радуги, наблюдая за кипением воды или притяжением магнита. Бэкон первым на Западе объяснил принцип действия пороха и его использования в пиротехнике, однако и здесь чувствуется влияние исламского мира. Но главное отличие средневековой научной мысли, выразителями который были Гроссетест и Бэкон, от современной науки состоит в том, что они оба полагали, будто изучают отрасли богословия. Гроссетест верил в божественную природу света[59], и они оба утверждали, что основа всех наук – теология[60].
И все же, признавая главенство теологии, далеко не все теологи спешили пускать в христианство «языческие» идеи. Многие последователи традиционалистской школы боялись, что чтение Аристотеля может заронить в неискушенные умы еретические идеи. Это привело к тому, что 7 марта 1277 года парижский епископ Этьен Тампье обнародовал указ, запрещавший изучение 219 тезисов, содержавшихся в сочинениях по философии и богословию, принадлежавших главным образом Аристотелю. Запреты касались многих ученых-богословов, которые осмелились ставить логику Аристотеля выше абсолютной власти Бога; например, некоторые из них оспаривали утверждение о том, что Бог создал пустоту, ведь Аристотель не считал пустоту практически возможной. Несмотря на то что запретительный акт 1277 года распространялся исключительно на Париж, критическое отношение к Аристотелю стало формироваться и в других ведущих университетах Западной Европы.
Сейчас мы понимаем, что этот шаг назад был временным явлением. После периода ограничений прогресс продолжился, о запретах забыли, и Аристотель снова вошел в учебные программы университетов Западной Европы. Однако все могло закончиться не столь благополучно. Двумя столетиями ранее антиэллинистические и антирационалистические настроения в мире исламской науки, спровоцированные последователями ашаритской школы суннитов, уничтожили достижения золотого века исламской науки. С тех пор арабские ученые были вынуждены следовать букве Корана[61]. Европейская наука Средневековья избежала участи быть задушенной в колыбели благодаря влиянию величайшего ученого-богослова, который появился в Париже за тридцать лет до того, как был издан запретительный акт. Его имя – Фома Аквинский (1225–1274).
МОЛЧАЛИВЫЙ БЫК
Фома Аквинский родился в 1225 году в богатой итальянской семье в замке Рокказекка близ Аквино и был девятым ребенком синьоры Теодоры Каррачиолы, графини Теано. Он получил образование в studium generale в Неаполе, где впервые познакомился с идеями Аристотеля, а также ученых, комментировавших его труды, в частности с сочинениями Ибн Рушда (Аверроэса) и еврейского философа Моше бен Маймона (родился в 1135 году в Кордове, Испания), известного как Маймонид.
Семья надеялась, что Фома станет аббатом бенедиктинского монастыря и эта перспективная должность поможет им расширить их владения. Однако у него были другие планы. Он захотел примкнуть к доминиканцам – нищенствующему монашескому ордену, члены которого, как и францисканцы, к которым принадлежал Оккам, были известны тем, что проявляли интерес к новым учениям. Для его семьи это было сродни вступлению в секту, поскольку, по средневековым меркам, нищенствующие монахи мало чем отличались от бродяг. Желая спасти сына от такого унизительного поприща, семья прибегла к крайним мерам и заточила его в башне семейного замка. Чтобы отвратить его от жизни праведника и ввести в соблазн, братья тайком подослали к нему проститутку. Рассказывают, что Фома с позором прогнал ее, размахивая как мечом раскаленной головней. Его сестра помогла ему бежать из заточения: он спустился в корзине из окна башни, где внизу его уже ожидали братья-доминиканцы, устроившие его побег. Фома покинул Италию и отправился в центр научной мысли средневековой Европы – Парижский университет, куда он прибыл в 1245 году.
В то время Альберт Великий, заслуживший репутацию самого авторитетного переводчика трудов Аристотеля на Западе, вот уже пять лет преподавал в Париже.
