Лев Лурье - Ленинградский фронт
Шу Мария
Сидоров Александр
Когда началась война, я был в воинской части 48-й автомобильной бригады. Базировалась она в Новом Петергофе. Буквально на следующий день нас подняли по тревоге и вывели в район Ропши, в так называемый пункт сбора, где ждали дальнейшего приказа. А приказ был такой: на складе загрузиться боеприпасами и подвезти их нашим кораблям, которые базировались в Таллинском порту. Что мы и сделали, а потом сразу же вернулись в Ленинград, где полным ходом шла подготовка к обороне.
Наш 387-й батальон дислоцировался на улице Воинова (Шпалерной). Когда кольцо блокады замкнулось, нам приказали обеспечивать город продуктами.
Мы подвозили ленинградцев к Ладожскому озеру (бухта Мария, Осиновец, Вагановский спуск), там корабли Ладожской флотилии перевозили эвакуированных на другой берег, в район, где еще функционировала железная дорога. Это через Волховстрой. Обратно в город везли пополнение с Большой земли, боеприпасы и продукты. Порожние машины, идущие в город, на КПП не пропускали.
Ганелина Ирина
22 июня 1941 года у меня был экзамен по физиологии. Я заканчивала второй курс Первого медицинского института. Когда услышала, что началась война, большого страха не ощутила, мы ведь тогда думали, что наша армия быстро победит.
После экзамена по физиологии у нас был еще один экзамен, и я больше волновалась из-за учебы, чем из-за войны. А потом, в конце июля, нас, студентов, послали рыть окопы. Была хорошая, жаркая погода, студенческая компания, — рыли окопы с удовольствием.
Через некоторое время в городе началась эвакуация, и за мной приехал отец. Мать у меня была врачом и еще в конце июня уехала на фронт под Мурманск. Дядя тоже был врачом в госпитале, и их собирались эвакуировать. Отец решил отправить меня вместе с дядей. Я очень не хотела уезжать, ведь тогда, в августе мы не понимали, какая опасность нависла над Ленинградом. И вот нас погрузили в вагоны, и мы ждали отправления, а тут немцы взяли Мгу. Путь по железной дороге перекрыт. Вы знаете, у человека бывают дни, которые он считает счастливыми в своей жизни. В тот момент, когда отложили отъезд, я почувствовала себя очень счастливой, потому что осталась здесь.
Я знала многих людей, которые не эвакуировались, хотя могли. Друзья моего будущего мужа учились в университете, они могли уехать еще в августе, но остались из-за госэкзаменов. Они говорили: «Мы немцев боимся, но госэкзаменов больше». И остались. А я, когда эвакуация отменилась, вернулась к своим товарищам, туда, где мы рыли окопы. Потом уже, после войны, мой бывший начальник госпиталя рассказал, что эти окопы заняли немцы и оттуда их очень трудно было выбить. Вот так бывает: рыли для своих, а заняли немцы.
Ганелина Ирина
Галибин Константин
Я учился в институте имени Лесгафта. Большая часть наших студентов, включая девушек, ушли в партизанские отряды. Мне туда путь был закрыт — у меня был «белый билет» — поэтому я со своим приятелем Анатолием Филипповым определился в добровольческий отряд из спортсменов Ленинграда. Там насчет здоровья никаких разговоров не было.
Меня зачислили в качестве рулевого сигнальщика на одну из крейсерских яхт, потом списали на катер КМ-4 и отправили в Новгород в составе небольшого отряда. Я видел, как оттуда уходили на пароходах многие руководители.
Когда мы подходили к Новгороду, навстречу попались буксиры. Мне один очень запомнился: на палубе стоял громадный фикус в кадке, а вокруг него сидели, чаевничали. За ним второй, третий буксиры. Подошли к городу, видим, на берегу народу — тысячи, бегают, ждут эвакуации. А катер может взять 10–20 человек.
Наш командир, старший лейтенант дал команду догнать эти буксиры (у нас скорость была побольше) и возвратить назад. Мы догнали, вернули. А у берега стояли громадные баржи бревенчатые, заполненные людьми. Заставили их взять на буксир баржи, но они не смогли их сдернуть, не хватало сил.
Утром налетели самолеты, начали бомбить Новгород. Мы по этим самолетам стреляли, но они вооружены были лучше. Когда город сдали, мы должны были не допустить форсирования Волхова немцами. Но катерам с одним пулеметом трудно было это сделать.
Среди нас никогда не было речи о том, что Ленинград может быть сдан. О Москве даже говорили. Но чтобы Ленинград! С кем бы ни общались — такого не было. Я не знаю, как считать в процентах, но то, что за нами был Ленинград — это в немалой степени помогло одержать победу.
Глава 2
Враг у ворот
8 сентября в 7:40 утра фельдфебель 3-й роты 424-го пехотного полка поднял на колокольню Шлиссельбургской церкви немецкий флаг. Кольцо блокады замкнулось. Однако покорителей Шлиссельбурга ждал неприятный сюрприз. Из старинной крепости Орешек, расположенной в истоке Невы на острове в двухстах метрах от Шлиссельбурга, по немцам ударили две пушки. В тот день в Орешек было отправлено 10 моряков — забрать со склада принадлежащие Ладожской флотилии запасы. Пока занимались погрузкой, немцы уже ворвались в район порта. Моряки оказались свидетелями того, как в порту фашисты расстреливали людей. Не в силах сдержать себя, краснофлотцы стали искать в казематах что-нибудь пригодное для стрельбы. Нашли два орудия без прицелов и боеприпасы, установили их на башне, и Николай Канушкин, имевший опыт артиллериста, выстрелил по немецкой батарее. Так началась оборона крепости Орешек. Немцы решили, что крепость защищает большой гарнизон, и не стали сходу штурмовать. В Ленинграде быстро поняли, в чем дело, и прислали подкрепление: капитана Алексея Морозова с группой из 13 краснофлотцев. Они привезли семь 44-миллиметровых пушек и 6 станковых пулеметов, оборудовали стрелковые точки. Балтийцам в крепости пришлось выдержать невероятные испытания. Только во время одного обстрела немцы выпустили 248 тяжелых снарядов и 1000 мин. Но Орешек держался всю ленинградскую блокаду.
ВОСПОМИНАНИЯ:
Канашин Иван
Отправили меня в крепость Орешек. Нас было пять человек, погрузились мы в шлюпку и поплыли. Немцы нас заметили с другого берега и открыли шквальный огонь. Шлюпку перевернуло, мы все оказались в воде. Течение там сильное, и трое из нас сразу утонули. А я кое-как, через силу, поплыл к ближайшему берегу и оказался на островке крепости. Весь гарнизон крепости — 260 человек, не считая морской батареи (тех, наверное, еще человек 30): пулеметный взвод, артиллерийская батарея и 2 взвода противотанковых ружей. Все необходимое доставляли на лодках, ночью. И боеприпасы, и медикаменты, и сухой паек. Выдавали 250 граммов хлеба и кое-какие консервы.
В Орешке я был наводчиком знаменитого орудия «Дуня». Оно стояло на крепостной стене. Мы сделали над ним укрытие и били по немцам прямой наводкой. Снарядов сначала хватало, а потом стало мало. К нам ночью шел катер с ящиками снарядов. Немцы его утопили. И мы ночью на шлюпках подходили к этому месту, ныряли, ящики оттуда доставали, грузили на шлюпки и возили в крепость.
Немцы время от времени пытались крепость взять. Зимой они подходили по льду, но мы такой шквальный огонь открывали из пулеметов, что они отходили обратно. И летом пытались. И снова мы их отгоняли. Но фашисты, в отличие от наших, жалели своих солдат и не хотели, чтобы они зря погибали. Они прекратили попытки брать штурмом и стали постоянно бомбить. Мы, чтобы пройти по территории крепости, вырыли повсюду траншеи, а жили в башнях.
В крепости я стал комсоргом батареи. Я командиром отделения был, а по званию — старший сержант.
Оборона крепости Орешек
Кольцо блокады сомкнулось стремительно и внезапно. В Ленинграде уже казалось чудом, если кто-то может остановить сокрушительный марш германской армии. Боевые части Красной армии, способные противостоять вермахту, были наперечет. 31 августа ленинградские газеты вышли с заголовками «Слава отважным воинам части Бондарева! Сражайтесь, как бондаревцы!» К этому моменту дивизия Бондарева воевала на Ленинградском фронте всего 2 дня.
В июле 1941-го дивизия Бондарева была прижата финскими войсками к Ладожскому озеру в районе Сортавалы. В сводках финского командования она значилась как уничтоженная. Однако Бондарев сумел на кораблях Ладожской флотилии с минимальными потерями эвакуировать весь личный состав, технику и даже артиллерию на остров Валаам. Оттуда дивизию переправили под Ленинград, и в тот же день она вступила в бой в районе Тосно. 29 августа передовой 407-й полк 121-й пехотной дивизии вермахта, марширующий к Ленинграду, был застигнут врасплох. Противник был не только остановлен, но окружен и разбит. Бондаревцы захватили 300 пленных, 46 орудий, десятки автомашин и полковое знамя.
