Владимир Снегирев - Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны
В. С.: Категорически против такой версии. На всех наших мальчишках, воевавших там, лежит отсвет времени — времени застоя, лжи, лицемерия, двоедушия, двоемыслия, отсутствия правовых норм. Показуха, угодничество, коррупция, протекционизм, а если говорить об армии, то еще и «дедовщина» — вот тот тяжелый груз, давивший на плечи молодых солдат. Он их и пригнул к земле.
Д. Г.: Говорят, на войне хорошие люди становятся лучше, а плохие — хуже. Я разделяю такой взгляд — на счет «хуже». А вот лучше… Вряд ли война способствует усовершенствованию человеческих качеств. Впрочем, не буду категорически настаивать на своем — тот же Афган дал немало примеров истинного бескорыстия, воинского братства, непоказного героизма. И все же, все же…
Не могу не вспомнить слова Льва Копелева из его недавно изданных в СССР воспоминаний «Хранить вечно». В момент ареста в апреле 1945-го Копелева — работника Политуправления 2-го Белорусского фронта — раздирают сомнения: «Что же это произошло в Восточной Пруссии? Неужели действительно было необходимо и неизбежно такое озверение наших людей — насилие, грабежи?.. Мы писали, кричали о священной мести. Но кто были мстители, и кому мы мстили? Почему среди наших солдат оказалось столько бандитов, которые скопом насиловали женщин, девочек, распластанных на снегу, в подворотнях, убивали безоружных, крушили все, что не могли унести, гадили, жгли. И разрушали бессмысленно, лишь бы разрушить. Как все это стало возможным?»
В. С.: Назови мне войну, которая обошлась бы без этого? Нет, я не оправдываю насильников и грабителей, более того, считаю, что все они — независимо от мотивов своих поступков — заслуживают самой суровой кары. Но я пытаюсь понять… Та война, о которой пишет Копелев… Допустим, тогда многим туманила мозги «ярость благородная» — шло «отмщение» за сожженные города и села, поруганных невест, погибших близких и друзей…
Д. Г.: Но Афган — отчего здесь в столь немыслимых масштабах проявлялась жестокость? За что мстили здесь? Месть народу, который не звал нас на помощь?
В. С.: Ты знаешь, необъяснимая, на первый взгляд, жестокость наших парней тоже в ряде случаев мотивировалась теми же причинами, что и 45 лет назад. Ну, представь себе: на глазах 20-летних солдат от рук местных «духов» (или оппозиционеров — как их ни назови) гибнут товарищи, сослуживцы. Порой не просто гибнут от пуль, а умирают в страшных мучениях — после пыток, которые настолько изощренны и бесчеловечны, что и описать-то их невозможно. Вот и туманился разум, гнев побеждал все человеческое — мстить, мстить! Причем тут уж не разбирали, кто «дух», а кто мирный, отыгрывались, бывало, на афганцах, подвернувшихся под горячую руку. А поскольку случалось это не раз и не два, люди зверели, теряли человеческий облик и одновременно как бы формировали для себя некую временную «афганскую» мораль, позволявшую убивать («все они здесь — «духи»), воровать («все так делают») и т. п.
Однако, как я думаю, это только часть правды. Может быть, и не самая главная. Хочу еще раз подчеркнуть: многие солдаты и офицеры приезжали в Афганистан уже будучи запрограммированными на воровство, мародерство, на пренебрежительное отношение к местному населению. Они выросли в обществе тотального дефицита и двойной морали, в семьях, где не считалось зазорным украсть с завода, фабрики, со стройки, где нормой были пьянство и мордобой, где выходцев из наших южных республик называли «чурками» (какой там, к черту, интернационализм!)…
Д. Г. Ты хочешь сказать, Советская власть сделала их такими уродами?
В. С.: Да не Советская, а антисоветская! Та абсолютно порочная система, которая господствовала всюду — в экономике, политике, идеологии, которая десятилетиями декларировала благие цели, но всегда (всегда!) получала обратные результаты.
Кажется, ты где-то выше заметил, что Афганистан стал апофеозом застоя. А еще он был его лакмусовой бумажкой, на которой для всего мира проступили наши пороки, в том числе лицемерие, аморальность, дикарство, дурь.
Кто-то, возможно, скажет, что авторы необъективны. Да нет же… Наболело! И прорваться хочется к заскорузлым душам: как же мы живем, братцы?!
Помнишь, в третьей главе, рассказывая о неудачном рейде с разведчиками под Джелалабадом, я упомянул, что командир разведроты Виктор Гапоненок был представлен к званию Героя Советского Союза? Но знаешь, почему ему не дали Звезду? Примерно в то же самое время солдаты той же мотострелковой бригады надругались над женщинами из соседнего кишлака, а затем, скрывая следы, убили их и тех, кто был рядом. Случай получил широкую огласку. Как говорят, Б. Кармаль докладывал об этом самому Брежневу. Пятно легло на всю часть (кстати, героически прошедшую дорогами Великой Отечественной). Как у нас принято, наказали не только конкретных виновных — пострадали все, кто там служил.
Прервем на некоторое время наш диалог и предоставим слово человеку, владеющему обширной информацией по интересующему нас вопросу.
Виктор Александрович Яськин, член Верховного суда СССР, генерал-майор юстиции. С 1984 по 1989 годы был председателем военного трибунала ТуркВО. «Пять лет без одного месяца», — уточняет он. Через него прошли сотни и сотни уголовных дел участников афганской войны.
Виктор Александрович подчеркнуто внимателен, следит за каждым своим словом, тщательно обдумывает ответы, что вызывает паузы в разговоре. Блуждающая улыбка не гасит, а скорее подчеркивает его напряженность и даже некоторую скованность. Обсуждаемая тема и впрямь нелегка, болезненна, оттого и не открыт, не распахнут генерал-майор юстиции, всячески контролирует себя, как бы чего лишнего не сказать. А может, нам так кажется?..
— Не надо думать, что трибунал Туркестанского военного округа занимался исключительно «афганцами». Дел, связанных с их преступлениями, прошло за эти годы меньше половины…
Можно ли говорить о намеренной жестокости наших солдат в Афганистане? Я бы не стал утверждать это. Мы и здесь, в Союзе, порой сталкиваемся с непонятным, немотивированным поведением военнослужащих. Что же говорить о войне, тем более такой, как афганская, снимающей ограничители, тормоза…
Интересно другое. В рейдах, на операциях ребята помогали друг другу, защищали, старались оберечь, то есть выказывали истинно человеческие качества, вдвойне ценимые в военных условиях. И эти же парни в промежутках между боями нередко проявляли так называемые неуставные отношения. Я неоднократно бывал в Афганистане, встречался с солдатами, говорил с ними по душам, но для меня эта коллизия так и осталась необъяснимой. Не пролили свет и подсудимые, с которыми также доводилось обсуждать эту тему.
— «Дедовщина» в Афганистане была все-таки особого рода. Представьте, сегодня один солдат, допустим, избил другого, а завтра им вместе идти в рейд. И у обоих автоматы…
— Понял вашу мысль. Так вот через военный трибунал при мне не прошло ни одного дела, когда бы обиженный с помощью оружия отомстил бы обидчику.
— Неужели не было ни одного такого случая?
— Ну (Яськин делает паузу), во всяком случае, я не помню…
— Доводилось ли вам, Виктор Александрович, выносить «расстрельные» приговоры?
— Таких приговоров, если опять-таки мне не изменяет память, было два. Один касался офицера К. Вместе со своим сослуживцем Л. он совершил тягчайшее преступление, убив нескольких мирных афганцев. Я председательствовал по этому делу и хорошо помню весь процесс. К. вел себя достойно (если это слово применимо в своем исконном значении), не молил о пощаде, вину полностью признал, чего не скажешь о его заместителе Л., пытавшемся открутиться, обмануть трибунал.
Несмотря на вынесение столь сурового приговора, внутри себя я, не буду лукавить, испытывал к К. жалость. Убежден: если бы он служил не в Афганистане, ничего подобного с ним не произошло бы. Хотя, понимаю, это ни в коей мере не может служить ему оправданием.
К., однако, не расстреляли, высшая мера наказания была заменена ему 15 годами лишения свободы.
А вот другой случай. За измену Родине был расстрелян некто Демиденко. Он самовольно покинул расположение части, ушел к моджахедам, воевал против нас с оружием в руках, запятнал себя кровью советских солдат. Демиденко принял ислам, сменил свое имя и даже женился на дочери муллы.
В кассационной жалобе он писал, что его нельзя судить за измену Родине, ибо он принял мусульманство. Но трибунал посчитал иначе…
За аналогичное преступление судили еще одного нашего военнослужащего. Тот тоже ушел в банду, но активных действий против нас не вел. Мы, естественно, учли это обстоятельство.
— Отказывались ли наши военнослужащие вести боевые действия в ДРА по политическим мотивам?
