Лесная гвардия - Сергей Иванович Зверев
Тихий плеск шагов через ручей, и над поймой повисла гнетущая тишина. Никто не решался первым взяться за дело – убить захваченного чужака. А пока текли секунды, Александр мучительно соображал, как ему подать знак. Во рту – кляп, руки связаны накрепко за спиной, даже ноги ему скрутили поясом от пальто. И тут его озарило – надо петь, вернее мычать, что-то известное – мелодию, которую знает только советский человек, например, гимн, чтобы они поняли, что под польским маскарадом скрывается свой.
– Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов… – замычал Саша.
Из-за мешковины на лице пленник не видел, что головы Сороки и Петра повернулись к нему, но почувствовал, как внимательно вслушиваются они в эти звуки.
«Надо что-то совсем родное, что-то наше, советское!» – Он вдохнул побольше воздуха и замычал с новой силой:
– В лесу родилась елочка.
Сорока протянул удивленно:
– Кажется, это русский. Слышите, «Елочку» мычит?
Романчук задумчиво подтвердил:
– Похоже. Поляки ее вряд ли знают.
Канунников закрыл глаза от напряжения, обрывки мелодий сплелись с картинками воспоминаний. Вот он идет на своем первом параде по плацу во время выпуска из училища связи под гимн СССР, вот поет песню про елочку в блестящем хороводе вокруг украшенного ароматного деревца в подшефной школе. Наденька! Блестящие кудри, огромные голубые глаза и летящий в вальсе подол платья! Вальс «На сопках Маньчжурии»! Тот самый, под который они плыли парой на школьном выпускном:
Ночь подошла,
Сумрак на землю лег,
Тонут во мгле пустынные сопки,
Тучей закрыт восток.
Петр Васильевич сдернул удушливый мешок с лица Канунникова:
– Ты русский?
Александру в ответ удалось лишь простонать с усилием:
– Угу.
Теперь он мог рассмотреть Петра Васильевича: крепкий широкоплечий мужчина средних лет с петлицами капитана на грязной военной форме пограничника, густые усы с проседью и бритая наголо голова. Рядом круглыми маленькими глазками с любопытством рассматривал Канунникова мешковатый человечек. Тело его, как и голос, и движения были обманчиво мягкими и плавными, словно пышное тесто. Но в глубине быстрого цепкого взгляда чувствовалась сталь.
Романчук вытащил из Сашиного рта остатки мха и предупредил:
– Пикнешь – сразу в рожу!
Саша отплевался, втянул носом воздух и прохрипел:
– Младший лейтенант Канунников, рота связи… В сентябре попал в плен, бежал из концлагеря.
Капитан распустил тугой узел на руках.
– Дальше сам. Откуда здесь? Еще и в таком наряде? – Он кивнул на пальто и костюм. – Это гражданская одежда. Местного ограбил?
Саша с трудом сел, размял онемевшие руки и принялся рассказывать, как оказался в окружении, потом в плену, а дальше в лагере. Рассказывая о своем побеге и пани Агнешке, он вспомнил о выжившем беглеце, который ждал в братской могиле глотка воды.
– Товарищи, надо срочно ему помочь! Вытащить из ямы, подлечить. У меня в чемоданчике есть лекарства. Промоем раны, осмотрим. Это же невероятная удача – он выжил во время расстрела. Единственный из всех, кто бежал вместе со мной из лагеря.
Мужики переглянулись, в глазах виднелось сомнение – стоит ли верить этому странному парню, вдруг это провокация? Рассвет уже раскатывался над кронами деревьев, а значит, находиться в открытую в лесу, тем более после побега узников из концентрационного лагеря, сейчас крайне опасно.
– Тише ты, – разлился бархатом голос Сороки. – Патрули сегодня будут прочесывать лес. Мы должны быть осторожны. Хорошо, что ты нас встретил, а не фрицев.
Саша потер тугую пульсирующую шишку над ухом, куда ему угодил палкой перепуганный появлением незнакомца Игорь. И уже шепотом предложил:
– Давайте я доведу вас до ямы. Вместе вытащим раненого и отнесем в укрытие.
Петр Васильевич кивнул – показывай дорогу. Саша подскочил, чуть не рухнул снова из-за онемевших ног и бросился в сторону ямы. За ним ровно зашагал Романчук, а рядом, перебирая короткими ногами, сноровистый Сорока. По пути представился:
– Олег Гаврилович Сорока, капитан особого отдела НКВД военного гарнизона на территории Польши, – кивнул в сторону широкоплечего Петра. – Это Петр Васильевич Романчук, наш командир, капитан гарнизона пограничников. Был, – помедлив, добавил особист. – Сейчас отряда нет. Но все равно товарищ Романчук старше нас всех, а значит, является командиром нашей группы.
Романчук обогнал их, он уже приметил овраг. Коротко бросил через плечо:
– Лучше – Василич или дядя Вася. А на реке была Елизавета, жена моя. И Игорь, сын. – Голос его звучал заметно теплее, словно Романчук решил довериться парню, на которого они наткнулись в чужом лесу.
Теперь Сорока засыпал вопросами новичка:
– Как вы в плен попали? Кто придумал совершить побег из лагеря? Вы уверены, что остальные, кроме вас, погибли? Сколько там охраны? Как, говорите, ваш блок назывался, блок Г?
«Он опасается, – по торопливому тону вдруг понял Александр. – Боится, что я предатель, провокатор из абвера или гестапо. Пришел их выманить, рассказываю легенду о побеге из лагеря. Поэтому он переспрашивает, перепроверяет каждое мое слово, хочет на лжи поймать».
Саша было открыл рот, чтобы сказать что-то едкое, злое, уязвить подозрительного особиста, как вдруг снова раздался стон из общей могилы. В этот момент Александр будто протрезвел, обида из-за недоверия растворилась, как грязная лужица на солнце. Они в лесу, совершенно беззащитные перед гитлеровцами, на оккупированной врагом территории. Сейчас в таком положении нельзя отвлекаться на глупые обиды или личные распри. Только вместе, сообща они смогут выбраться из страшной ловушки.
Дядя Вася уже примерялся возле ямы, выбивая сапогами ступеньки-ямки в земляной отвесной стене.
– Ремень держи. – Он сунул конец кожаного ремня в руки Канунникову, а сам ухватился за другой. Хмыкнул, окинув взглядом пошатывающегося парня, и обратился к Сороке: – Подстрахуй.
Тот с готовностью вцепился в ремень. Дядя Вася начал медленно перебирать руками, чтобы осторожно соскользнуть в сырую глубину.
Через минуту из ямы раздался новый глухой приказ:
– Пальто давай.
Александр скинул длинное одеяние, сбросил его вниз. А сам улегся на живот и свесился над ямой.
– Ну что там, сможем достать? Воды ему дайте. Он пить просил.
– Еще ремень нужен. – Василич внизу уже укутывал в пальто стонущего человека, застегивая на нем пуговицы, так чтобы пальто превратилось в плотный кокон, удерживающий тело.
– Есть, – по-военному бросил Канунников, поняв, что майор болтать не любит, так же как и слушать пустые разговоры. Видимо, словоохотливости энкавэдэшника с говорящей фамилией ему хватало за глаза. Он расстегнул кожаный ремень, который заботливо вручила ему Анна, и скинул его вниз.
Капитан соорудил из ремней что-то вроде сбруи, в которую уложил раненого. В несколько рывков они смогли вытащить истощенное тело наверх. Следом
