Владимир Снегирев - Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны
Такие письма, а также мои многочисленные встречи и разговоры с «афганцами», многолетняя дружба с некоторыми из них позволяют сделать вывод: ребята воевали в большинстве своем не из-под палки, не оттого, что им приказывали, не из-за страха нарушить присягу, нет! Они делали то, к чему их самих (а еще прежде — их отцов, дедов) готовила наша идеология, наша мораль да вся наша жизнь. Они, как им мнилось, оказывали братскую помощь соседнему народу.
Убежденные, что все беды этого народа (чудовищная, не поддающаяся описанию нищета, тотальный голод, отсталость) идут от душманов, они и били этих самых душманов. Ты послушай «афганские» песни — я имею в виду солдатский и офицерский фольклор, например песни «каскадера» Юры Кирсанова, других самодеятельных авторов. Звучит тот же мотив: пришли, чтобы помочь защитить народ от врага. Это не профессиональные поэты писали, не по заказу со Старой площади, и пелось это не по приказу командира: «Рота, запевай!», а звучала гитара в сокровенные минуты отдыха в горах, у костра, на «дембельской» вечеринке.
Умолчать об этом — значит в очередной раз слукавить перед правдой.
Для меня сказать это очень важно еще и потому, чтобы не подумали, будто нашей книгой я отрекаюсь от всего написанного прежде. Да, на многое я теперь смотрю другими глазами. Прозрение было долгим и трудным (что значит было? — оно продолжается), но вот с чем не могу согласиться, так это с тем, что всех стригут под одну гребенку, открыто называют «оккупантами» и «убийцами». Нет же! Нет!
Д. Г.: Я разделяю твое волнение, стремление всем воздать по справедливости. И надеюсь, ты не зачисляешь меня в ряды тех, кто считает всех «афганцев» убийцами? Ну, и хорошо. И все же, Володя, меня не покидает ощущение: слишком ты опрощаешь солдат и офицеров ОКСВ. Неужто они поголовно были столь наивными, что не понимали движущих сил войны? Не осознавали, почему растет сопротивление среди населения? Наконец, могли хладнокровно участвовать в разгроме и разграблении кишлаков и после этого с пафосом писать в редакцию о «голоде и пулях, убивающих детей»… Да чьи пули, позволь спросить? И какой голод? Именно во время войны экономическое положение афганского народа многократно ухудшилось…
Мы рассказали в этой главе о двух Валериях — Буркове и Радчикове. Схожие судьбы. И люди замечательные, истинные герои. Вроде бы в рассказе о них обозначили все узловые моменты. Но нет у меня покоя в душе, словно что-то недосказано. Почему, почему с таким исступленным желанием рвался тот же Радчиков обратно в Афганистан, что тянуло его туда, на бойню, где уже оттяпало ему ноги? Кому и что он пытался доказать и пытался ли? Сколько объяснений по этому поводу пришлось выслушать, и ни одно до конца не смогло удовлетворить.
Нет этого единственного ответа и у меня. Знаю только одно: снова сражаться, находиться в армейских рядах означало для таких, как Радчиков или Бурков, категорическое непризнание того чудовищного, убийственного факта, что инвалидами они стали в результате бессмысленной, никому не нужной войны, то есть пострадали понапрасну. С таким ощущением нельзя жить.
Офицеры на протезах, но действующие, реально существующие, они своим возвращением как бы бросали вызов, выражали презрение безумной бойне, которой не удалось сломить их морально и, что главное, физически. Они остались профессиональными военными, а не беспомощными калеками, и в этом, и только в этом видится сокровенный смысл их возвращения в строй, ибо у Радчикова и у Буркова отношение к войне однозначно отрицательное.
Таково мое личное мнение. С ним можно не соглашаться, но такая мотивировка поступков двух офицеров представляется психологически наиболее оправданной.
В. С.: Сложную тему ты поднял. Прозрение… К одним оно приходит раньше, к другим — позже. Мне лично по душе не тот, кто горланит «Долой!», а тот, кто старается понять противоположную позицию, найти возможность для диалога и, если хочешь, компромисса.
Помню, с каким неприятием в начале 80-х годов встречал политработник Леонид Иванович Шершнев мои рассказы о Руслане Аушеве. «Да что ты им восхищаешься? — укорял он. — Знаю я этих мотострелковых офицеров — без разбору уничтожали все живое. Руки у них по локоть в крови». Потом я их познакомил. И что же? Оказалось, в их взглядах обнаружилось много общего. Они сблизились и теперь весьма уважают друг друга.
Тот же Шершнев показал мне письмо, полученное им от знакомого офицера, подписавшегося «Юр. Ф., комбат». Бывший «афганец», обращаясь к Леониду Ивановичу, сетовал, что поделиться мучающими его мыслями не с кем, «все заняты своими личными заботами, а про Афганистан не хотят ни слушать, ни думать».
Что же мучило комбата? Вот отрывок из того письма, процитирую: «…Поневоле задаешь себе вопрос: а что же дальше?
Жалко людей — и наших, и афганский простой народ. Вы вправе задать вопрос: ты военный и притом кадровый, почему же тебе жалко? Отвечу: жалко напрасных жертв, жалко средств, затраченных впустую. Оправдается ли когда-нибудь это?
Меня все чаще и чаще просят рассказать о событиях там. С каждым годом интерес к Афганистану все больше возрастает. И я вижу, что положение там не улучшается, а, наоборот, ухудшается. И люди, вполне естественно, задают вопрос: а почему так?
Дальше я не хочу говорить об этом. Вы умный человек и понимаете, как иногда трудно ответить на прямо поставленный вопрос…»
Д. Г.: Вот видишь… И сколько таких комбатов (и не только комбатов) глядят теперь на войну совсем иначе, нежели раньше. Не станем их нравственно судить за прошлые деяния (нет у нас на то морального права — окажись в их шкуре, наверняка, делали бы то же самое мы, послушные дети системы), но не станем и возвеличивать. Миллион погибших афганцев призрачными тенями встает перед глазами.
И если пишем в этой главе о героях, превозмогших себя, то это те люди, чьи руки не обагрены кровью ни в чем не повинных. Я в этом убежден.
Характеры и обстоятельства…
Глава седьмая
Тыл на линии огня
Война — совсем не фейерверк, а просто трудная работа, — писал полвека назад едва понюхавший пороху поэт. Производные, а лучше сказать, ее составляющие — кровь, пот, неимоверная усталость — многократно описаны, засняты на фото- и кинопленку. А война афганская? Доселе сказано об этих ее атрибутах крайне мало, скупо. А ведь девятилетняя, самая продолжительная за годы Советской власти война была особенной, ни на что не похожей. И досталось нашим ребятам не меньше, чем в Великую Отечественную, а в чем-то и больше, учитывая непривычный климат Афганистана и прочие особенности этой горной страны.
Через «не могу»
ИЗ СПРАВКИ: «Влияние климатических условий Афганистана на здоровье человека.
С учетом высокогорья и температуры внешней среды акклиматизация в условиях Афганистана имеет свои особенности. Непосредственные реакции организма на воздействие высокой температуры проявляются в виде повышения температуры тела, увеличения числа сердечных сокращений, дискомфорта и общего недомогания. В то же время длительное воздействие высоких температур вызывает ряд изменений в организме: со стороны кровяного давления, сердечной деятельности, снижения общего содержания жира.
Оказывают влияние и повышенная солнечная радиация, сухой горячий ветер («афганец»). Они могут вызвать синдром истощения (катехоламиновый дефицит), при котором люди страдают от гипотонии, апатии, депрессии, утомления, неуверенности.
Климатические условия могут вызвать и так называемый притационный синдром (бессонница, возбуждение, головная боль, сердцебиение, головокружение, одышка, ренит, конъюнктивит, фарингит)»…
В большинстве своем наши воины прочувствовали на себе все эти афганские «прелести»…
Солдат не только воюет. Он должен где-то и на чем-то спать, что-то есть, иметь возможность помыться, постирать. Боевая техника, которой он пользуется, должна быть исправной, иметь запас всего необходимого, от патронов до бензина и солярки. В Афгане снабжение армии приобретало решающее значение. От этого зависела ее боеспособность.
ИЗ ДОКУМЕНТА: «…Построить силами войск полевые военные городки для размещения личного состава и техники… Строительство выполнять только по типовым решениям с применением сборных элементов, изготовленных на базах снабжения.
…Поставить 13 тысяч печей чугунных переносных»…
Это фрагмент плана мер по обустройству наших войск, подписанный 21 января 1980 года первым заместителем начальника Генерального штаба генералом армии В. Варенниковым и заместителем министра обороны, генерал-полковником — инженером Н. Шестопаловым.
