Кристофер Роннау - Кровавые следы
Пока шёл обыск могил, я в основном стоял, прислонившись к засохшему дереву. Листья с него облетели, так что тени оно почти не давало. Ствол, однако, был толщиной в восемнадцать дюймов и загораживал меня от солнца. Постепенно, кусок коры, к которому я прислонялся, начал отваливаться. Кусок размером один на два фута отслоился и упал на землю. Под ним показались десятки отвратительных, бутылочного цвета, скорпионов, разбегающихся во все стороны, чтобы найти новое укрытие на дереве. Они находились прямо возле моего лица. От их вида я покрылся гусиной кожей.
Позже в тот же день мы по какой-то причине остановились, и часть колонны, относящаяся к 3-ему отделению, оказалась на старом кладбище с десятками небольших бетонных надгробий. Они были невысокими, всего лишь фута в полтора высотой. Мы воспользовались надгробиями в качестве стульчиков, и присели на время ожидания. К счастью, нас окружала густая листва, и никто нас не видел.
Каждый раз, когда мы проходили через кладбище, мы говорили насчёт того, чтобы остановиться там на ночлег. Легенда джунглей гласила, что ВК не осмелятся нападать на кладбище, потому что это было бы неуважение к предкам. Я на это не вёлся. Вьетконговцы часто убивали и калечили женщин и детей, взрывая бомбы на рынках или на переполненных улицах, чтобы добиться своего. Лидеры и агенты ФНО (Фронта Национального Освобождения), коммунистической организации в Южном Вьетнаме, похоже, не имели особой совести. Они были кучкой морально обанкротившихся мясников, и несколько мёртвых тел на пути их не остановили бы. Кроме того, я не собирался располагаться на ночь, не окапываясь, и мне чертовки не хотелось копать в местах, где можно выкопать рёбра, позвоночники и другие нездоровые вещи. Это было бы по самой меньше мере неприглядно.
На мой взгляд, нам ни чему было там задерживаться. Единственным положительным моментом были маленькие надгробные сиденья, чтобы на них присесть. Ещё там росли съедобные острые перцы, парни нашли их растущими вокруг могил и собирали их в качестве приправы к пайкам на ближайшее будущее. Мне они были ни к чему. Мы, похоже, всегда находили их около кладбищ, как будто бы они получали какое-то особое удобрение из окружающей почвы. Я не ел ничего, что разрасталось на человеческом компосте.
По соседству мы, после того, как продолжили свой поход, нашли остатки того, что могло быть храмом. По моей оценке, изначально он мог иметь размеры примерно как ранчо с одной спальней. Теперь это была куча булыжника едва ли в три фута высотой, результат бомбёжки или артобстрела.
К моему изумлению, метров через сорок за храмом лежала керамическая голова Будды. Она была размером с мяч для софтбола и была аккуратно отломлена по шее, без ущерба для лица. Самое удивительное, что больше никто её не заметил, или поленился поднять. Она отправилась прямиком в мой рюкзак в качестве сувенира.
Некоторые дни выдавались какими-то сухими. Мы особо не потели, даже несмотря на удушающую жару. Другие дни были жаркими и мокрыми от пота. Тот день был мокрым. Моя одежда набрякла. Пот со лба стекал по моему длинному носу и капал с его кончика, словно из протекающего крана. Иногда, когда я резко поворачивал голову, крупные капли отлетали и падали на сигарету «Олд Голд» у меня во рту. Несколько попаданий могли её погасить или заставить развалиться надвое. Самым лучшим в мокрые дни было во время остановки оказаться в тени и поймать неожиданный ветерок, тогда казалось, что вы вошли в морозильную камеру. Настоящее наслаждение. Это освежало лучше, чем сон.
Впереди, на поляне, наш парадный марш застопорился. Пути нашей роты пересеклись с вьетконговцем без рубашки, опиравшимся на сук дерева вместо костыля. Его рубашка была обёрнута вокруг его правой голени, где должна была быть его ступня. Одному Богу известно, как он её потерял, по-видимому, он на что-то наступил. Ещё большей тайной было почему он не истёк кровью, как он переносил боль и где спрятал своё оружие.
Мы не получили ответа ни на один из этих вопросов. Как обычно, с нами не было переводчика. Не желая, чтобы его допрашивали, этот парень скорее согласился бы есть толчёное стекло, нежели сказать хоть слово по-английски. Чрезвычайно редко можно было встретить молодого человека, который не знал хотя бы нескольких английских слов. Впрочем, мы не могли ничего доказать, и этот парень молчал, как мексиканец, задержанный калифорнийской дорожной полицией.
Конечно же, у этого засранца был с собой «билет Чиеу Хой». Он был у всех. «Билетами Чиеу Хой» назывались яркие, три на шесть дюймов, листовки, которыми наша служба психологической войны миллионами разбрасывала с самолётов по всему Вьетнаму. «Пропуск на свободный проход признаётся всеми учреждениями правительства Вьетнама и Объединённых сил», так там было напечатано по-английски. Остальной текст состоял из нескольких абзацев на вьетнамской тарабарщине. Если вы были ВК или хотели переметнуться на нашу сторону, эти бумажки должны были стать гарантией гуманного обращения, никаких грубостей. На некоторых имелась фотография улыбающегося АРВН, обнимающего за плечи ВК, который, конечно же, тоже улыбался. Глядя на неё, вы вспоминали, как АРВН обращались с военнопленными в прошлом. Другая версия содержала наивный рисунок ВК, стоящего на развилке дороги. Одна дорога вела в мирную деревню. Другая вела в место, куда падали бомбы. Как тонко.
Многие ВК носили при себе «билеты Чиеу Хой» и начинали размахивать ими каждый раз, когда не могли больше убегать, или, наоборот, попадались в ловушку, словно крысы. Мы все считали, что эта программа была невероятной глупостью. Зачем давать этим парням билеты на выход из тюрьмы и лучшее обращение, чем другим пленным ВК? На обратной стороне билета должно было быть написано: «Если я не начну размахивать этой штукой до того, как буду полностью окружён или взят в плен, то, пожалуйста, пристрелите меня». Вскоре прилетел даст-офф и увёз нашего нового одноногого друга в госпиталь.
Вьетконговцы тоже пробовали силы в психологической войне со своими маленькими листовками размером с почтовую открытку, которые они разбрасывали вокруг наших войсковых частей. Они были довольно простыми — чёрная печать на светло-коричневой бумаге, без цвета, рисунков или фотографий. Заголовок обычно был такой: «Зачем тебе это, джи-ай?» жирным шрифтом. Затем шло нехитрое обращение, наподобие такого: «Боевые выплаты и „Пурпурное сердце“, если повезёт. Деньги значат немного, если приехал домой в ящике».
Мне больше всего нравился выпад в адрес секретаря по безопасности Роберта Макнамары: «Макнамара говорит, что американцам придётся научиться переносить потери. И он имеет в виду тебя, братишка. Сам он не будет потеть в джунглях и не поедет домой в гробу». Это было смешно, но честно. Мне было любопытно, слышал ли Макнамара когда-нибудь об этих листовках. Окажется ли какой-нибудь сотрудник министерства обороны достаточно глупым, чтобы обратить на неё его внимание и рискнуть дослуживать остаток дней на военной базе на Алеутских островах?
Вскоре после того, как раненого ВК эвакуировали, мы встретились с несколькими грузовиками и нас отвезли обратно в зону Рино на нашей базе в Фу Лой. К нашему удивлению, в тот день мы больше не получили заданий. Большая часть отделения и я тоже пошли на расположенную неподалёку автобазу и попросились воспользоваться их душем. Сержант Залупа, несколько полноватый мужчина с редеющими волосами, категорически отказал нам. Он сказал, что нас слишком много и он не собирается рисковать запасами чистой воды. Нам нельзя было воспользоваться их удобствами, даже если бы мы помылись реально быстро, как мы ему предложили.
Сержант мне не понравился. Насколько я мог разглядеть, на его камуфляже не было заметно ни единой молекулы грязи. На самом деле он выглядел, как недавно отглаженный и накрахмаленный. По моему мнению, это автоматически классифицировало его, как сопляка по социальной шкале американских военнослужащих во Вьетнаме. Он заслуживал нашего презрения.
По дороге обратно в роту неподалёку от офиса сержанта Залупы мы наткнулись на бетонный водоём футов в тридцать длиной, десять в ширину и два в глубину. Он был наполнен водой и по краям были сделаны пандусы, чтобы автомобили могли вьезжать и выезжать. Это была автомойка для грузовиков и джипов. Вода выглядела грязнее, чем в душе, но чище, чем мы сами. Частично раздевшись, то есть скинув ботинки и часть одежды, мы в разной степени раздетости пересекли водоём вброд. Используя ладони вместо губки, я смыл с себя видимую грязь и заодно освежил наиболее пахучие места вроде подмышек и промежности.
Несколько проходивших мимо тыловых типов остановились поглазеть на нас. Мы беззаботно хохотали, производили много шума и отпускали шуточки насчёт всем известного жалкого неудачника сержанта Залупы. Можно сказать, что мы воспользовались его автомойкой в равной степени, чтобы помыться и чтобы его позлить, и надеялись, что он нас видит. После купания мы потащились обратно в зону Рино. К тому времени, как мы добрались, мы уже почти высохли.
