Заморский тайник - Александр Александрович Тамоников
– То есть войти в галерею можно только этим путем и никак иначе? – уточнил Прилепский.
– Именно так, – подтвердил Леонтий Кузьмич. – Впрочем… Есть еще один вход – внутренний. Из гостиной на первом этаже. Но чтобы попасть через него в галерею, нужно вначале оказаться в самой гостиной. А с улицы в галерею можно попасть лишь через эту дверь. Прошу вас…
– Минуточку, – сказал Прилепский, подходя к двери. – Вначале мне нужно кое-что посмотреть…
Всякий сыщик, который расследует кражу, начинает расследование с осмотра места происшествия. Это – элементарная классика жанра, если можно так выразиться. Если кража произведена из какого-либо помещения, то в этом помещении, конечно же, имеется входная дверь. И прежде всего сыщик обязан осмотреть эту дверь: не взломаны ли замки, не снималась ли дверь с петель и так далее.
Никаких следов взлома двери Прилепский не обнаружил. На двери не было ни малейшей царапины, а уж царапины-то непременно были бы, если бы дверь взломали. Без этого – никак. Но не было ни царапин, ни вмятин, ни каких-либо иных классических намеков на взлом. Замков на двери было целых два – оба врезные и, на первый взгляд, также без повреждений.
– Вы запираете двери на ключ? – спросил Прилепский.
– Разумеется, – ответил профессор. – Всенепременно. Обязательно – на оба замка.
– А не бывает ли так, что двери остаются незапертыми?
– То есть? – не понял профессор.
– Допустим, вы ненароком запамятовали и забыли запереть дверь. Так сказать, профессорская рассеянность…
– Такого со мной не бывало еще никогда! – в голосе профессора прозвучали обидчивые нотки. – Профессорская рассеянность – это, знаете ли, досужий вымысел. Особенно что касается такой науки, как история. Вы даже не представляете, какое количество дат нужно помнить историку! Какая уж тут рассеянность! Словом, я никогда не забываю запирать за собой двери. Хоть в своей городской квартире, хоть здесь, на даче.
– Что ж, будем считать, что вы меня просветили и устыдили, – улыбнулся Прилепский. – Теперь я буду думать о профессорах в ином ракурсе. А то ведь, знаете ли, много чего говорят о вашем брате…
– Чушь говорят! – с негодованием ответил Леонтий Кузьмич.
Прилепский еще раз улыбнулся и дернул за ручку двери. Дверь распахнулась. Сыщик с ироничным недоумением взглянул на профессора.
– Я отпер дверь перед вашим приходом, – пояснил профессор Матвеев. – Думал, что вы захотите побывать в галерее.
– Правильно думали, – рассеянно согласился сыщик.
Почему рассеянно? Потому, что он сейчас был занят другим делом – рассматривал оба замка на двери. Он искал на них следы взлома, но не было никаких следов. Во всяком случае, простым глазом обнаружить их было невозможно.
– Ключи у вас при себе? – спросил Прилепский.
– Да-да, – с готовностью ответил профессор. – Вот они.
Прилепский взял у профессора ключи и с их помощью проверил, хорошо ли запираются и отпираются оба замка. Замки запирались и отпирались без всяких затруднений.
– Да… – сам себе сказал Прилепский.
То, что замки находились в исправном состоянии, ни о чем еще не говорило. В принципе оба замка можно было отпереть отмычкой. Отмычки – они бывают всякими. Есть такие отмычки, что просто любо-дорого! Лучше всякого ключа! И видимых следов на замках они не оставляют. Прилепскому ли этого не знать! Ему не раз приходилось сталкиваться с такими утонченно-коварными ухищрениями со стороны всевозможного ворья. Очень могло статься, что и в данном случае замки были отперты какой-нибудь хитроумной отмычкой. Или дубликатами ключей. Или просто – другим ключом, ведь к любому замку обычно прилагается целая связка запасных ключей.
– А еще у кого, кроме вас, есть ключи от этой двери? – спросил Прилепский. – Допустим, у супруги, у детей, у внуков… Или, может, у кого-то из близких друзей?
– Я живу один, – ответил Леонтий Кузьмич. – То есть супруги у меня нет. Когда-то была, но, понимаете ли, так сложились обстоятельства…
– Понимаю, – тактично прервал профессора сыщик. – А дети?
– У меня есть дочь, – ответил профессор. – Но она живет далеко, в Новосибирске. Мы с ней почти не общаемся…
– Понимаю… А друзья?
– Друзья… Друзьям я ключей не даю.
– Но о вашей коллекции они знают?
– Разумеется.
– И об исчезнувшей иконе они тоже знали?
– Да… Тут, видите ли, такое дело…
И Леонтий Кузьмич рассказал Прилепскому о последних событиях, связанных с иконой. То есть о том, как он хотел удивить избранных друзей, преподнести им сюрприз, но…
– То есть вы хотите сказать, что об иконе никто не знал? – уточнил сыщик.
– Именно так, – подтвердил профессор. – Никто. Я хотел, чтобы все было неожиданно… сюрприз, так сказать. Сюрприз, конечно, случился, но совсем не тот, на который я рассчитывал.
– Угу. – Прилепский вновь впал в рассеянную задумчивость.
После осмотра дверей полагалось осмотреть окна. Окон на втором этаже, где размещалась галерея, было пять – по два с каждой стороны и еще одно с торца. Все окна были забраны решетками, а, кроме того, на стеклах были видны датчики сигнализации.
– Угу, – еще раз сам себе сказал Прилепский и поднялся по лестнице на второй этаж.
Галерея поразила Прилепского – верней сказать, не сама галерея, а размещенные в ней экспонаты. Экспонатов было не так и много, но дело было не в количестве. Это была просто-таки роскошь – во всех смыслах этого понятия. За годы своей работы Прилепский поневоле научился разбираться в искусстве как таковом и в предметах, его олицетворяющих. Коллекция профессора Матвеева заслуживала того, чтобы изумленно ахнуть.
Прилепский, разумеется, ахнул, но не как любитель и ценитель старины, а исключительно как сыщик. Любой сыщик – это прежде всего материалист, таковым был и Прилепский. И сейчас его занимала отнюдь не красота икон, подсвечников, кадил, крестов и тому подобных вещиц в профессорской коллекции и не их таинственная притягательность, каковая присуща всякой истинной старинной вещи – сейчас он размышлял совсем о другом. Сейчас он думал, какова может быть стоимость всего этого великолепия. Даже по предварительным прикидкам выходило, что огромная. И это наводило Прилепского на специфические размышления и предположения, присущие в данном случае лишь сыщику.
– Вы уверены, – Прилепский внимательно взглянул на профессора, – что больше ничего, кроме иконы, из вашей коллекции не пропало?
– Абсолютно уверен, – ответил Леонтий Кузьмич. – Все на своих местах. За исключением иконы с Иоанном Лествичником.
– За исключением иконы с Иоанном Лествичником, – повторил Прилепский. – Откуда именно пропала икона? Где она находилась?
– Вот здесь, – профессор указал на парчовую занавесь, отделяющую угол от остального пространства. – Там она и находилась… Видите крюк в стене? На нем она и висела. Боже мой! Кто бы мог подумать!.. Понимаете, больше всего я жалею о том, что столь уникальный раритет попадет в руки безрассудного человека… В руки кого-то такого, кто ничего в этом не смыслит! И что тогда? А тогда может быть все что угодно. Вплоть до того, что иконой растопят печку… И пропала навек икона с Иоанном Лествичником! Пропала частица человеческой истории…
– Ну, это вряд ли, – не согласился Прилепский. – Вот у вас тут и помимо иконы много всяких богатств. А украли именно икону, и больше ничего. Значит, знали, что украсть. Знали ее ценность. А ценностями печи не топят.
– Вы говорите о материальной стороне, – возразил профессор. – А я, прежде всего, имею в виду культурную составляющую. И при этом я ничего еще не сказал о духовной, ритуальной стороне…
– Настоящая культура стоит немалых денег, – сказал Прилепский. – Особенно на черном рынке.
– Вы думаете, что…
– Ничего я пока не думаю, – вздохнул Прилепский. – Чтобы думать что-то конкретное, нужны основания. А для оснований нужны факты. Скажите, вы проживаете на даче один?
– Что значит – один? – не понял Леонтий Кузьмич.
– Это значит – не проживает ли с вами здесь еще кто-то? – пояснил сыщик. – Скажем, любимая женщина. Или какой-нибудь друг-единомышленник. Или хотя бы сторож…
– Никакой женщины и никаких друзей, – профессор укоризненно покачал головой в ответ на такой, отчасти бестактный, вопрос сыщика. – А вот что касается сторожа… Да, сторож…
– Что такое? – насторожился Прилепский.
– Понимаете, в чем дело… Был на даче сторож…
– Что значит – был? – Прилепский насторожился еще больше. – И куда же он девался?
– Уехал, – ответил Леонтий Кузьмич. – Попросил расчет и уехал. Сказал, что по семейным обстоятельствам.
– И когда именно он уехал?
– Примерно неделю назад, – поразмыслив, ответил профессор Матвеев.
– То есть за неделю до кражи? – уточнил Прилепский.
– Получается, что так, – согласился профессор. – Именно за неделю до кражи. Но что вы хотите этим сказать?
– Пока ничего, – ответил Прилепский. – Как звали сторожа?
– Федор Федорович Кузнецов.
– Вы в этом уверены?
– Что за вопрос! – удивился профессор. – Разумеется, уверен! Я ведь видел его паспорт. Разве я пустил бы к себе на дачу какую-то
