Заморский тайник - Александр Александрович Тамоников
Все поднялись на второй этаж. Было понятно, что вначале хозяин покажет им какие-то другие раритеты, а не то, ради чего он на самом деле приглашал гостей. Так оно полагалось, таковы были негласные правила. Так оно и случилось. Вначале гости с вежливым вниманием осмотрели старинные, разной степени значимости и ценности предметы: выносные и боковые аналои, подсвечники, часть которых была из меди и бронзы, а некоторые из чистого серебра, нагрудные кресты – некоторые из них, опять же, были из серебра и даже с редкими вкраплениями драгоценных каменьев, – ковчеги для мощей, киоты, кадила, лжицы… Все эти вещи, конечно же, были истинными, старинными, подделок и всяческого новодела в коллекции не водилось, но все это гости уже видели.
– А теперь прошу всех пройти вот за эту ширму! – провозгласил Леонтий Кузьмич и откинул небольшую парчовую занавесь, отделявшую один из углов помещения от остального пространства. – Ап! И что вы на это скажете? – На лице профессора засияла торжествующая улыбка.
Однако никто из присутствующих не улыбнулся в ответ и не сказал ни слова. Наоборот, на многих лицах отобразилось недоумение. Улыбка медленно сползла с лица профессора Матвеева. Он оглянулся – стена, на которой должна была висеть икона с Иоанном Лествичником, была пуста! Иконы на стене не было! Еще вчера она висела на стене, а сейчас была лишь пугающая пустота, да еще сиротливо торчащий из стены крюк! Икона исчезла!
– Э… – растерянно произнес профессор Матвеев, и это было все, что он способен был вымолвить. А сделать он не мог и вовсе ничего – он просто застыл на месте, будто некое изваяние.
Среди посетителей раздалось удивленное и встревоженное шушуканье. Всем было понятно, что случилось нечто неожиданное, может быть, даже ужасное, но что именно?
– Леонтий Кузьмич, что произошло? – спросил кто-то из приглашенных. – Да говорите же наконец!
– Икона… – выдавил из себя профессор Матвеев.
– Какая икона? При чем тут икона? Нельзя ли яснее? – раздались сразу несколько голосов.
– Икона… – повторил профессор – он пребывал в прострации. – Вчера она еще была, а сейчас ее нет… Она висела вот на этом крючке…
– Какая икона?
– Святого Иоанна Лествичника, – промямлил Леонтий Кузьмич. – Шестой или седьмой век… Подлинник…
Присутствующие с недоумением стали между собой переглядываться. Какой Иоанн Лествичник? Какой подлинник? Да еще шестой или седьмой век? Уж не спятил ли ненароком уважаемый профессор Матвеев? Откуда взяться такой иконе? Да еще в личной профессорской коллекции? Некоторые из приглашенных слышали о такой иконе, другие о ней читали, но только и всего. Всем было известно, что икона с подлинным ликом Иоанна Лествичника, возможно, когда-то и существовала, но давным-давно была утеряна. Или, может, надежно укрыта в какой-нибудь тайной коллекции какого-то никому не известного коллекционера. В научном мире об этой иконе давно уже никто и не упоминал, она забылась, будто ее никогда и не было.
И вот нате вам – уважаемый профессор Матвеев что-то мямлит об иконе с Иоанном Лествичником, причем о подлиннике, написанном то ли в шестом, то ли в седьмом столетии! И этот подлинник якобы до вчерашнего дня находился в личной коллекции профессора! А сегодня необъяснимо исчез! Да кто же может во все это поверить? Уж не разыгрывает ли их достопочтимый профессор Матвеев? Если это так, то это глупый и дешевый трюк, и ничего более. И при этом непонятно, для чего профессору такой розыгрыш понадобился. Впрочем, и на розыгрыш это тоже не похоже. Хотя бы потому, что никогда ранее ничего подобного за Леонтием Кузьмичом не замечалось. Так в чем же дело?
– Успокойтесь, уважаемый Леонтий Кузьмич! – один из посетителей подошел к профессору и обнял его за плечи. – И постарайтесь рассказать подробнее, что же все-таки случилось? На вас просто лица нет… Ну так расскажите, а мы сообща подумаем, что делать дальше.
Однако не так-то легко оказалось привести профессора в чувство и вернуть его в действительность. Впрочем, громадным усилием воли он взял себя в руки и хотя и путано, но вполне понятно поведал, что да, волею случая ему удалось раздобыть ценнейший раритет – подлинную икону с изображением Иоанна Лествичника работы шестого или седьмого века. Более месяца икона висела вот на этом самом месте, на этом крюке, а сейчас ее нет.
Никто, конечно, не спросил, каким таким удивительным образом такая редкость досталась профессору – у коллекционеров такие вопросы считаются дурным тоном, их задавать не принято. Да и не ответит никто на такой вопрос – это тоже понятно. Поэтому приглашенным ценителям только и оставалось, что верить или не верить профессору. Поневоле приходилось верить хотя бы потому, что выдумать такую историю было делом невозможным.
– Наверно, украли… – неуверенно предположил кто-то из ценителей.
– Кто? – Профессор Матвеев задал просто-таки идеальный по своей бессмысленности вопрос.
– Заявление надо писать в милицию, – сказал один из приглашенных. – Оно, конечно, дело нежелательное – впутывать сюда власть. Это мы понимаем… Но как же быть? Частных детективов у нас нет.
– Да-да… – рассеянно кивнул Леонтий Кузьмич. – Я подумаю…
Гости, толпясь, стали спускаться по лестнице. Все понимали, что сейчас никакого проку от их присутствия на профессорской даче не будет. Даже наоборот – профессору Матвееву надо побыть в одиночестве и подумать, что делать дальше. И советчики ему в таком деле без надобности. Потому что речь, как-никак, шла о ценнейшем предмете. Ценнейшем – и в плане культуры, и, между прочим, в плане материальном.
– Как бы он не наложил на себя руки с горя, – сказал один ценитель другому, садясь в машину. – Утратить такую вещь! Это, знаете ли, не всякий может выдержать.
– Думаю, не наложит, – сказал другой ценитель. – Пока есть надежда отыскать икону, какой смысл сводить с собой счеты? Вот когда надежды совсем не останется, тогда все может быть… Помните такого коллекционера – Семена Карловича Мифицкого? У которого также украли какую-то исключительную вещицу?
– Как не помнить? Громкие были похороны… А вещицу-то, кажется, так и не нашли.
– А может, и нашли. Нам-то с вами откуда это знать? Кто бы нам об этом доложил?
– Да… А все-таки была ли на самом деле у нашего уважаемого профессора такая редкость? Подумать только – шестой или седьмой век! Раритет в единственном экземпляре!
– Наверно, была… Иначе зачем бы уважаемому профессору устраивать весь этот балаган? Была, да украли… Честно сказать, я бы тоже подумал насчет того, чтобы украсть, – такую-то редкость! Конечно, если бы я знал, что она и в самом деле существует. Да еще совсем рядом. Ладно-ладно, шучу я! Ну что, коллега, оставим профессора в его горе да поедем обратно, так сказать, несолоно хлебавши. Ну, а что еще нам остается делать?
Глава 2
В МУРе подполковника Егора Прилепского называли «курортником». Причем и в глаза, и за глаза – как придется. В таком прозвище ничего особо обидного не было – мало ли как обзывают друг друга оперативники? Но вместе с тем здесь присутствовала и некая скрытая зависть со стороны коллег. В самом деле, как тут не позавидовать? У большинства сыщиков – работы по самую макушку, а зачастую и поверх макушки. Квартирные кражи, всевозможные мошенничества, убийства… И приходилось расследовать сразу по нескольку преступлений одновременно. Просто-таки девятый вал – по-другому и не скажешь!
А вот у Егора Прилепского в этом плане была сплошная тишь и благодать. Ему не приходилось разрываться на части, расследуя одновременно и какое-нибудь убийство, и кражу, и мошенничество. Он мог позволить себе сосредоточиться на одном-единственном деле и, не торопясь, расследовать его хоть целый год. К тому же у Прилепского было целых три помощника – молодых и энергичных оперативника. Чем вам не курорт? И кем, как не «курортником», можно было еще назвать Егора?
За что Прилепскому выпала такая райская жизнь? Тут все дело было в том, какие именно преступления он расследовал. Прилепский специализировался на раскрытии краж предметов искусства. Разумеется, не только краж как таковых, а и всех прочих преступлений, так или иначе связанных с такими кражами. А случались в качестве приложения к кражам и мошенничества, и убийства, и таинственные исчезновения людей, и чего только не случалось!
Вот все это Прилепский вместе со своими помощниками и расследовал. А почему все-таки «курортник»? А потому, что кража предмета искусства – это, если можно так выразиться, преступление штучное. То есть такие кражи случаются нечасто, не каждый день и, может, даже не каждый месяц. Картину ли, икону ли, золоченый ли подсвечник или хотя бы какую-нибудь усыпанную драгоценными каменьями царскую плевательницу так вот запросто не украдешь. Тут своя специфика, к таким
