54 метра (СИ) - Попов Александр
– Не посрамим! – и уже уткнулся кому-то промеж грудей и завихлял задом с должным обаянием мачо-мутанта. Моя попа тоже крутит восьмерки возле рук и глаз еле трезвых и визжащих от восторга девчонок и женщин. Появлявшиеся из темноты руки подносили к нашим губам стопки и бокалы алкогольных напитков разноградусной масти. Музыкальные композиции менялись одна за другой и наши опасения о возможном наказании за вторжение на эту «ПАТИ» таяли вместе с нашей одеждой и скромностью. Зато возрастало количество выпитого. И количество следов губной помады с «засосами» на наших телах.
Мы гвозди этой вечеринки.
Мы супер-звезды.
Мы популярны.
Мы пьяны и веселы.
За один медленный танец мы умудрялись сменить до десяти партнерш, с каждой зажигая не хуже Патрика Суэйзи в «Грязных танцах». Эротика лилась из нас, как майский ливень, обычно идущий в День города, когда уже пора разгонять празднующих по домам. Не знаю, что нас опьянило больше: выпивка или количество женского внимания. Но апогей вечеринки наступил, когда я под светом кем-то включенных прожекторов в одних черных трусах танцевал на столе эротик-дэнс. Пускаю волну, изгибаюсь и двигаю бедрами, распаляя воображение визжащих зрительниц. На стол меня водрузили они же. Темыч сослался на пьяную боязнь высоты и зажигал у подножья, пока еще в штанах, но с заплетающимися ногами и языком.
Пытаюсь сделать очередное ПА и спотыкаюсь о голову какого-то спящего пьяного трудовика, уткнувшегося лбом в стол. Этого хватило, чтобы потерять ориентир в пространстве. Ослепленное и освещенное прожектором мое тело, не в силах совладать с атмосферным давлением, рухнуло на стол. Звон тарелок и подпрыгнувшие в воздух столовые приборы, как восклицательный знак в моем танцевальном соло. Раздались оглушительные аплодисменты и крики «БРАВО!»
«Блин, что-то совсем нехорошо», – подумалось мне, когда чья-то женская рука сунула в рот сигарету, и я затянулся, языком сместив ее на уголок губ. Вот так, лежа на столе, в трусах, мокрый, пьяный и довольный, весь в засосах и помаде, с тлеющей сигаретой во рту и в окружении десятка поклонниц, я увидел ЕГО. ОН, оказывается, все это время сидел здесь и смотрел на нас. ОН улыбался и хлопал себе в ладоши. Мне ОН видится вверх тормашками, ведь у меня, лежачего запрокинута голова. ОН – это контр-адмирал, фамилию которого я не помню, начальник моего нового училища, царь здешних мест. Но похоже, он не так уж и зол от нашего присутствия. По-моему, даже гордится, судя по выражению лица. Мол, вот как настоящие моряки отдыхают! Знай наших! Стольких девок вокруг себя хороводами водить, ай молодцы!
Далее дежурный по училищу вместе с дюжиной курсантов помогает нам попрощаться со всеми девушками и провожает-относит нас в роту вместе с остатками найденной нашей одежды.
Вот так вот было весело. А потом, когда нас с Темой спрашивали о том, как там было, мы в ответ пожимали плечами и говорили: «Не помним, пьяные были». А сами балдели от воспоминаний о непередаваемых впечатлениях десанта, высадившегося на острове амазонок-учительниц…
Давясь от смеха, глядя на нас и прислонив ладошку к срезу фуражки, начальник факультета пытается что-то произнести:
– За… (задумался) за… (опять задумался) за… (хихикает) за исполнение ГРЯЗНЫХ ТАНЦЕВ в клубе училища во время проведения там торжества Дня учителя объявляю вам два наряда на службу.
Вся рота и весь факультет гогочут во все горло. Такого еще не было, такой формулировки. Поначалу я и Артем старались сделать серьезно-грустные лица (мы ведь наказаны), но все же не сдерживаемся и начинаем смеяться вместе со всеми. И стены дрожали от нашего общего смеха.
Глава 30. Еще немного мистического
Есть такое кино «Республика ШкиД». В нем показывают жизнь детей-сирот в приюте. По сюжету они убегают из него и пытаются попасть в Крым, потому что там тепло и яблоки. Так вот, для тех, кто не знает, здание этого приюта существует и поныне в нашем мире. Здание располагается у метро «Балтийская», напротив небольшого памятника Лермонтову. Сейчас в его стенах располагается учебный корпус Военно-морского института им. Петра Великого, по старому ВМУПП им.Ленинского комсомола. На втором этаже здания висят черно-белые фотопортреты адмиралов. Для меня это было очень жуткое место, хоть и проходил мимо него каждый день в столовую. Сильная энергетика непонятной природы исходила сильней всего от фотопортрета одноглазого адмирала со шрамом на лице, в белом кителе с орденами. На стене под изображениями виднелись плохо замазанные пулевые отверстия.
В этом училище я находился относительно недавно, только перевелся из другого, и ничего про это место не знал. Но однажды, стоя с еще семью курящими курсантами возле лестницы, ведущей на камбуз этажом выше, я спросил у Башкирова:
– Там, на втором этаже, дырки от пуль в стене… Кто-то охотился с «Калашниковым» за мышами?
Башкиров был добрым парнем, с огромным, как мне тогда казалось, багажом знаний, касающихся философских и вечных вопросов. Поэтому я часто любил с ним рассуждать о религии и существовании параллельных миров. Его тоже считают странным. Он, с серьезным лицом, придвинулся ко мне ближе и заговорил:
– Ты, конечно же, можешь не верить, твое дело. Я, например, верю, потому что что-то чувствую здесь. Не могу объяснить это, но что-то чувствую.
(Дальше продолжу рассказ от первого лица, чтобы было легче уйти от грамматических ошибок).
Говорят, около трех лет назад на втором этаже в этом здании, как и сейчас, стояла вахта, охраняющая запертый до утра учебный корпус от возможных грабителей или воров. Разница в том, что в то время на эту вахту выдавали автомат. И вот, в одну ночь дежурный курсант сидел за столом и читал газету. Было давно уже за полночь, и беспокоиться было не о чем, как и нечем заняться. Закинув ноги на стол, он уткнул в колени угол печатного издания и, пробегая по его строчкам глазами, ел семечки – русский попкорн, сплевывая шелуху в целлофановый пакет.Отодвинув в очередной раз газету в сторону, чтобы стряхнуть с одежды шелуху, дежурный увидел боковым зрением стоящую в нескольких шагах от него девочку. Не успев среагировать, он уткнулся опять в газету и только потом начал покрываться холодной испариной от осознания увиденного. Курсант резко, с хлопком, как бы желая напугать кого-то, положил печатную продукцию на стол и чуть не упал со стула, рывком снимая со стола ноги. На расстоянии вытянутой руки перед ним стояла девочка с длинными волосами, заплетенными в косички, одетая в какие-то лохмотья.
– Теперь ты водишь! – сказала девочка и, засмеявшись, убежала куда-то сквозь стену.
Дежурный схватил автомат и в состоянии легкого шока, подошел к двери, ведущей в том направлении. Осмотрел печать: цела. За стеной вновь раздался звонкий заливистый детский смех, и дежурный ногой выбил дверь.
Бах! – эхом разнеслось по этажу, и тишина вновь заняла главенствующую позицию, когда парень зашел внутрь. Биение сердца гулко отдавалось в его ушах, заставляя крепче сжимать автомат. Никого не обнаружив, он закрыл перед собой дверь и повернулся на сто восемьдесят градусов, уже готовясь пойти и доложить все дежурному по училищу. Но на пути перед его взором, облокотясь о бетонный арочный проход, стоял худой подросток лет тринадцати, в кепке, и с хрустом ел яблоко. Хрум. Хрум. Чавк. Чавк. Чавк.
– Дяденька, вы мою сестренку не видели? А то она у меня такая озорница, вечно куда-нибудь убегает.
Дежурный побледнел и вскинул автомат:
– Кто такой?! Почему здесь?! Стоять, стрелять буду!!!
– Ха! Ха! Ха! – держась за живот, засмеялся мальчик и растворился в воздухе.
Вахтенный до побелевших костяшек сжал в руках автомат и нажал на спусковой крючок. Пули с соответствующими громкими хлопками устремились в то место, где секунду назад стоял чавкающий подросток, и врезались в стену. Магазин быстро опустел, и в тишине, нависшей в запахе пороховой гари и учащенного дыхания парня, стал слышен еще один звук. Звук тяжелых шагов и чего-то звякающего приближался к нему со спины. Боясь повернуться, дежурный все же сделал это и увидел перед собой того самого адмирала с фотопортрета. Тот смотрел на дежурного единственным глазом и, прихрамывая, двигался к нему. С каждым шагом ордена и медали на его белом кителе брякали друг о друга, и звон разносился по этажу. Страх на некоторое время парализовал парня. Казалось, что замер не только он, но и его легкие и сердце. Он не дышал, глядя на приближающегося одноглазого адмирала с недоброй улыбкой на лице.
