Владислав Ельников - Рубежи Новороссии

Дело обстояло с точностью наоборот: они работали больше и лучше пьяных мужиков, начавших «принимать на грудь» сразу по приезду на место. Таким образом, в этот раз получено очередное доказательство простой истины: спирт лишь портит дело! Можно и нужно обходиться без алкоголя даже в самых тяжёлых условиях. Тяги к нему не возникает не только у сознательных трезвенников, но и у простых людей не подверженных привычке употребления спиртного.

ЗИМНИЕ РУБЕЖИ ОБОРОНЫ

В конце ноября 2015 года окончились наши занятия на полигоне и вскоре мы вновь были посланы на передовую линию обороны, где и стоим теперь в непосредственной близости от противника, до чьих укреплений расстояние составляет меньше километра. Держится обычное для этого времени года ненастье: затяжные дожди, пасмурное небо, сильный холодный ветер. Иногда подмораживает и выпадает снег, но потом опять всё раскисает.

Блиндажи и окопы. Сырость, холод, плохое питание, неимоверная грязь и прочие тяготы войны. Страшная бытовая неустроенность, от которой временами начинает казаться, будто здесь и пришел тебе конец. Не пуля врага, не осколок его снаряда, не подло вонзенный в спину его нож, а сырость и холод добьют тебя здесь, сведут тебя в могилу болезни и хвори. Сведут опять в эту же сырую и холодную землю….

Но сразу делается легче, как только представишь себе, каково было нашим предкам вот так же сидеть в блиндажах и окопах, стоять на постах долгими, холодными и ветреными ночами. Всё это было, и по историческим меркам было совсем недавно, в последнее столетие. Они отстояли своё, исполнив тем самым свой долг, теперь же пришел мой черед…

Перестрелки с бандерой из стрелкового оружия и АГС идут у нас постоянно. Как и следовало ожидать, осеннее перемирие с прекращением огня окончилось ничем. Мы удержали все свои позиции, не отступив ни на шаг с отвоёванных ранее рубежей. Осенью эти рубежи держали другие наши подразделения, сейчас же им на смену пришли мы, потому что находиться долго в полевых условиях очень тяжело.

Опять у меня над головой звёздное небо, опять вдали перемигиваются огоньки занятых киевскими ворами селений, опять я напряжённо вслушиваюсь в ночную тишину. Изредка она нарушается звуком работающих дизельных двигателей, а вдали начинают осторожно ползать огоньки фар. Это противник издали подвозит что-то к своим укреплениям, расположенным недалеко от нас, но вне досягаемости прямого выстрела. Стрелять по этим машинам, пока видны их фары, нам запрещено, да и из моего обычного автомата калибром 5,45 до них всё равно не достать. Не добьёт до них и мой гранатомёт, поэтому я лишь внимательно наблюдаю за ними. Подходя ближе к позициям укров, эти огоньки исчезают. Дальнейший их путь пролегает вне прямой видимости. К тому же открывать огонь я могу лишь в случае явного нападения, но и при этом бить буду с небольшого расстояния, наверняка. Однако укры осторожны, на рожон они не лезут и на нашем участке фронта вылазок пока не предпринимают.

Ночную тишину время от времени вспарывают короткие очереди предупредительного огня. Это наши бойцы, стоящие на расположенных ближе к лесополосам позициях, время от времени прочёсывают их. Иногда укры пытаются обстреливать нас из своих автоматических гранатомётов, но их заряды обычно рвутся далеко в степи, не причиняя нам никакого вреда. Здесь надо отдать должное нашим командирам, сумевшим так удачно разместить рубежи обороны, что противник не может достать нас прямым огнём. Тем не менее, бандеровскую стрельбу из АГС мы подавляем нашим огнём из пулемётов и своих АГС, отчего противник вскоре умолкает.

…Ночь на исходе. Тёмный её мрак, слабо рассеиваемый задёрнутой низкими облаками луной, начинает сереть. Это предрассветное время всегда самое трудное: к нему накапливается усталость, падают силы, начинает бить озноб. Последний, кстати, связан не столько с внешним холодом, сколько со снижением температуры тела наступающим в предутренние часы. Такой же озноб я замечал и летом, но сейчас он усугубляется влажностью и холодным ветром, свободно гуляющим по степным просторам. Однако тяжесть этого времени заставляет усилить бдительность, поскольку диверсионно-разведывательные группы противника могут им воспользоваться.

Наконец рассвело, стало хорошо видно вокруг. Передо мной бескрайние степные просторы на которых не видно никаких изменений. Теперь наступает пора снайперов, поэтому надо держаться осторожно, избегая открытых пространств. Снайпера укров довольно часто бьют по нашим, но у нас есть некоторые приёмы защиты, поэтому пока обходимся без потерь.

Так же никуда не уходят и обычные заботы жизнеобеспечения: надо заготавливать дрова, готовить пищу, обустраивать блиндажи, хватает и других всевозможных хлопот. Если относиться к службе серьёзно, то какие-то дела найдутся всегда, даже без всяких понуканий со стороны командиров.

Работать сейчас очень трудно: мешает тяжеленный зимний бушлат, да и автомат должен быть всегда с собой. С такой обузой самые простые вещи, вроде ломания хвороста, даются с большим трудом, поэтому спустя некоторое время выбиваешься из сил. А ведь кроме дров надо ещё копать, таскать, обустраивать точки наблюдения. Тебя всюду преследует грязь, она липнет к обуви, к заготавливаемым дровам, к лопате, от неё приходится беречь оружие и боеприпасы. Работать в перчатках как-то несподручно, да и стирать их потом очень непросто: воды либо нет вообще, либо она очень холодная, взятая из пока ещё не замёрзшей речки. Поэтому я одеваю перчатки лишь когда стою на посту, или когда надо дотронуться до дверцы печки-буржуйки, открыть её чтобы подбросить дров, пошевелить горящие поленья. В остальном же я обычно работаю без перчаток, тем более что жидкая грязь быстро их пропитывает, отчего перчатки делаются очень неприятными.

Кожа рук от здешней глинистой грязи почему-то очень сильно сохнет и шелушится, а большие нагрузки делают их грубыми и неточными в движениях. Терновник, доски и какой-то странный теплоизолирующий материал из которого сделаны здешние строительные кирпичи, наносят коже рук множество уколов, оставляют занозы. Ко всему добавляется и неизбежная простуда, всегда сопровождающая долгое пребывание на холодном, пронизывающем ветру.

Очень плохо обстоит у нас дело с электроэнергией. Наш генератор работает через пень-колоду, а припасённая заранее солнечная батарея оказывается почти бесполезной в эти короткие и пасмурные дни. Отсюда проистекает ещё одна большая трудность: в имеющихся у нас фонариках садятся батарейки и аккумуляторы, а поменять или подзарядить их негде. Без фонариков же приходится очень плохо даже короткими летними ночами, не говоря уже о нынешнем темном времени. Можно было бы наладить подзаряд от автомобильных аккумуляторов наших «Уралов», но никто об этом не думает.

Вообще о подобного рода вещах всегда следует заботиться самому, не полагаясь ни на «начальство», ни на «пацанов», то есть твоих соратников. Однако всей моей предусмотрительности оказалось недостаточно, и если летом за счёт солнечной батареи я всегда выходил из положения, то теперь приходится много сложнее. Мой телефон несколько дней был разряжен совершенно, немного подзарядить его удалось с большим трудом.

Конечно, в снабжении нашего войска есть серьёзные недостатки, но и сами мы тоже «хороши». Вот приехали мы на смену нашим товарищам, но сколько те оставили после себя всякого хлама, среди которого полно вполне пригодных вещей! Мой напарник нашёл на боевой позиции отличные гражданские тёплые зимние сапоги, я подобрал себе полный комплект всей зимней формы расцветки «флора», от ватных штанов до бушлата. Прикупить к зимней форме мне пришлось лишь свитер, вязаную шапку да обыкновенные шерстяные перчатки за 150 рублей. Одну перчатку я, правда, тут же потерял, так что пришлось взять ещё пару за 120 рублей. Зато на боевую позицию я приехал одетым с ног до головы, не получая из войскового снабжения совершенно ничего, кроме нижнего белья и зимней шапки-ушанки советского образца, очень неудобной в здешних условиях. Она плоха тем, что после стирки шапка сделалась на два размера меньше нужного, кроме того, на неё невозможно одеть сверху каску. Простая вязаная шапочка камуфляжной расцветки гораздо удобнее и лучше, каска очень хорошо одевается прямо на неё. Правда, сильные степные ветра иногда начинают продувать вязаную шапку насквозь, чего никогда не случается с шапкой-ушанкой.

Носок у меня до сих пор хватает с избытком, тех, что я брал в Москве перед отъездом. Здесь же я прикупил лишь три пары зимних носок, и пока в своих ботинках для экстремального туризма, так же купленных в Москве, чувствую себя хорошо. Многим здешним бойцам не хватает носок, но при этом сколько этих же носок валяется по берегам речки, в душевых и ванных комнатах зимних квартир, в расположении, где мы отдыхаем между боевыми дежурствами! Какая-то удивительная беспечность вполне взрослых людей, почему-то совершенно не привыкших заботиться о себе. Наблюдаю это явление с самого начала моего пребывания в Новороссии: один просит иголку с ниткой, другой — фонарик, третий — тазик чтобы постирать свои носки, четвертый — чай, пятый — туалетную бумагу, шестой — мыло, и так далее. При этом вокруг позиций разбросан мусор, боекомплект сложен кое-как, медицинские средства первой помощи валяются где попало, а о разбросанных там и сям носильных вещах уже было только что сказано.