Алексей Дживилегов - Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том III
В. Д. Арсеньев, московский предвод. дворян
Избегая народных манифестаций, а может быть, все еще не вполне доверяя народной преданности, государь въехал в Москву ночью; тем не менее, по свидетельству гр. Комаровского, «от последней станции к Москве вся дорога была наполнена таким множеством народа, что от бывших у этих желающих видеть своего государя фонарей было светло почти как днем». На 15 июля назначено было торжественное собрание дворянства и купечества в Слободском дворце для выслушания манифеста 6 июля об ополчении и речи государя. Русскому самодержцу предстояло обратиться к обществу, открыто признать, что одно правительство, своими средствами, не может справиться с представившейся ему трудной задачей. Не без некоторого колебания и волнения приступал государь к этому шагу — «тяжелому для всякого властителя», по замечанию Ростопчина. Но он был неизбежен, и прием, оказанный Александру в Москве дворянством и купечеством[52], вознаградил его вполне. «Мой приезд в Москву, — пишет государь, — имел настоящую пользу… нельзя не быть тронутым до слез, видя дух, оживляющий всех, и усердие и готовность каждого содействовать общей пользе»…
В Москве, после 15 июля, издается четыре правительственных акта, из которых важнейший — «Об изъятии некоторых губерний от всеобщего ополчения и об учреждении трех округов» — 18 июля 1812 г. Тон и содержание этого акта указывают на новое положение, занятое по отношению к народу правительством. Это уже не забота о восстановлении доверия и не хлопоты о привлечении общества к содействию. Правительство уверено в народе: его дело распределить и направить народные силы в направлении, наиболее удобном для успеха. Гроза надвинулась, была неизбежна; но чувствовалось, что есть нечто, за что можно будет ухватиться и, если не отвратить, так переждать грозу. Это нечто — было народное настроение…
Д. Жаринов
Манифест Александра I
Манифест Александра I
Первопрестольной столице Нашей Москве
от 6 июля 1812 г.
VII. От Вильны до Смоленска. Взятие Смоленска
Проф. Е. Н. Щепкина
Смоленск с С.-Петербургской дороги.
оенные действия от Вильны до занятия неприятелем Смоленска не так драматичны, как пребывание французов в Москве, их отступление через Красный или переход чрез Березину. Зато по своему стратегическому значению для всего облика похода 1812 года и его конечного исхода это едва ли не самая важная часть его, наиболее обильная влияниями и последствиями для обеих воюющих сторон. За эти 5–7 недель командующие русской армии высвободились из-под теорий фон-Фуля и под давлением хода событий выработали себе новый план — отступления в глубь страны и сосредоточения войск, вместо дробления их надвое. В ответ на это и Наполеон вместо погони сразу за несколькими возможностями пришел к одному определенному пути для главной массы великой армии — на Витебск, Смоленск и Москву. В Вильне, Витебске и особенно под Смоленском Наполеон сделал, по мнению знатоков военного искусства, наиболее роковые для него стратегические ошибки, которые мог бы затем отчасти исправить разве только ранним выступлением в обратный поход из Москвы.
По плану фон-Фуля, при наступлении французов от Немана на Вильну, 1-я (северная) русская армия Барклая-де-Толли должна была отойти к Западной Двине в укрепленный лагерь у Дриссы, а 2-ая (южная) армия Багратиона действовать от Волковыска во фланг и в тыл противнику. Наполеон занял Вильну к полудню (16/28) июня и оставался здесь до вечера (4/16) июля. За эти 18 ночей и 19 дней его главной задачей было врезаться клином между обеими русскими армиями и, уединив Багратиона, поставить его между отрядом Даву, наступающим ему во фланг от Вильны, и вестфальским королем Жеромом, который должен был от Гродна преследовать вторую армию с тыла. Между тем в русской главной квартире еще мечтали о переходе в наступление, носились с мыслью о решительном сражении и уже раскаивались в раздроблении своих сил надвое. Соединение или, по крайней мере, сближение обеих армий становится теперь конечной целью наших военных действий. Из Свенцян Александр I призывает Багратиона идти на Вилейку через Новогрудок или Белицу; только разве перед превосходными силами неприятеля 2-ая армия могла отступать на Минск и Борисов. Платов со своими казаками должен был прикрывать движение Багратиона и в случае необходимости соединиться с ним. Наполеон со своей стороны неудачно расставил сети Багратиону, двигавшемуся через Зельву, Слоним на Новогрудок. В первые же дни после занятия Вильны он поручил наблюдение за 1-ой армией Мюрату, двинутому на Неменчин, а затем в Свенцяны, и Нею, шедшему через Вилькомир к Гедройцам, а Даву во главе трех колонн направил через Ошмяны во фланг армии Багратиона. 20 июня (2 июля) Даву был уже в Ошмянах, но в сущности император не мог дать ему достаточных сил для нанесения верного удара противнику, так как корпус вице-короля Италии Евгения отстал и был задержан непогодой при переправе через Неман. Брат Наполеона, Жером, тоже не оправдал возлагавшихся на него надежд. Вступив в Гродно еще (18/30) июня, он несколько дней подтягивал сюда запоздавшие части своей армии и только 4 июля (нов. ст.) исполнил приказ императора двинуть легкие войска князя Понятовского вослед Багратиона. Вместо уничтожения 2-ой русской армии наступление Даву и Жерома повело только к тому, что Багратион потерял надежду предупредить французов в Минске, отказался от попытки переправиться на правый берег Немана у Николаева и 25 июня (ст. ст.) в Мире принял решение повернуть через Несвиж и Слуцк на Бобруйск.
Дело донских казаков Платова при Караличах и Мире, Волынской губ., 28 июня 1812 г.
Уже к 24 июня (6 июля), у Наполеона созрел новый план, направленный на этот раз против 1-й русской армии. Даву должен смело идти на Минск, отрезать Багратиона от Витебска и вытеснить его даже за Днепр. Недовольный медлительностью брата Жерома, Наполеон в этот день, на случай соединения его армии с корпусом Даву, подчиняет вестфальского короля главной команде своего маршала. Даву 26 июня (8 июля) действительно занял Минск, но когда он несколько дней спустя послал брату императора приказ, подчинявший Жерома маршалу, то оскорбленный этим вестфальский король сложил с себя в Несвиже команду и уехал затем с театра войны. Однако главное внимание Наполеона было тогда сосредоточено уже на Западной Двине. Император намечает для своей главной квартиры путь на Свенцяны и Глубокое, чтобы оттуда, обходя Дрисский лагерь с востока, идти на Полоцк или Витебск и с переходом через Западную Двину выше Дисны угрожать сразу и Москве и С.-Петербургу. Ради этого он уже 12 и 13 июля (нов. ст.) двигает свою гвардию отчасти через Михайлишки, отчасти через Свенцяны на Глубокое. С левого фланга Ней и Мюрат должны были сосредоточить свои силы у Друи и угрожать там неприятелю тоже переходом через З. Двину и наступлением на С.-Петербург. Еще левее у Динабурга стоял бы Макдональд, пока близость русских мешала ему заняться осадой Риги. С правого фланга Наполеон решил поддержать свой центр корпусом Евгения Богарнэ и дал ему направление на Ошмяны, Сморгонь, Вилейку, Докшицы; далее его предполагалось двинуть тоже на Полоцк или Витебск. Маршалу Даву, шедшему черезъ Игумен на Могилев, поставлена была двойственная задача: не терять из виду Багратиона, но в то же время сдвинуться к северу на линию Борисова, Коханова, Орши, чтобы не только угрожать Смоленску, но и быть наготове идти к Витебску, как только удастся уничтожить или отбросить за Днепр вторую армию. Даже корпусу Жерома, преследовавшему Багратиона по пятам, «l'epee dans les reins», намечался теперь путь в Могилев, и самые отсталые отряды крайнего правого крыла — Реньё и кн. Шварценберга получили разрешение дойти до Слонима и Несвижа. Под влиянием такого сдвига всех французских сил на северо-восток к Западной Двине русские, по мнению Наполеона, должны были очистить лагерь в Дриссе; видя, что стотысячная неприятельская армия двигается на С.-Петербург, а другие сто тысяч — на Москву, они могли или начать отступление на защиту северной столицы, или перейти в наступление против ближайших частей великой армии.
«Дети Парижа» в Витебске 15 июля (Фабер дю-Фор)
Тем временем Александр I под впечатлением докладов фон-Клаузевица, адъютанта самого Фуля, и инженерного полковника Мишо, а также и личного осмотра дрисских укреплений уже разочаровался в достоинствах этой позиции. Созванный им военный совет согласился, что дрисский лагерь следует очистить немедленно же, и принял предложение Барклая отходить с 1-ой армией на Витебск и ожидать там присоединения Багратиона. (2/14) июля русская армия покинула дрисский лагерь и, перейдя на правый берег З. Двины, начала отступление к Полоцку, куда и прибыла (6/18) числа. Здесь вследствие представления графа Аракчеева, Балашова и Шишкова, настаивавших на необходимости присутствия государя внутри империи, Александр I покинул армию; с этих пор Барклай и Багратион превратились в совершенно самостоятельных главнокомандующих частными армиями. Еще собираясь начать движение к Полоцку, Барклай выделил из состава своей армии корпус Витгенштейна, который, оставаясь у Дриссы, должен был прикрывать дорогу на С.-Петербург. Витгенштейн приказал своему авангарду под начальством Кульнева переправиться через З. Двину и 3(15) июля произвести рекогносцировку на левом берегу реки. Недалеко от Друи казаки и гусары внезапно атаковали два полка дивизии Себастьяни, опрокинули их, а часть захватили в плен. Получив на следующий день к вечеру донесение Мюрата об этом переходе русских у Друи, Наполеон принял его за наступление первой армии и решился принять желательное для него сражение. Он решил к ночи выступить из Вильны, чтобы рано утром 5(17) июля быть уже в Свенцянах, а оттуда двинуться или к аванпостам Мюрата у Браслава против якобы наступающих русских, или, если тревога окажется ложной, идти дальше на Глубокое. Император в Витебске и на походе вставал обыкновенно в два часа ночи, а затем высыпался днем. Большую часть пути он совершал в карете, за которой верхом едва поспевали офицеры его свиты.
