Николай Лузан - СМЕРШ. Один в поле воин
Очередной ее раунд остался за ним. 17 февраля 1943 года добытые им разведданные и материалы на четырнадцать гитлеровских агентов, заброшенных в тыл Красной армии, стали достоянием военных контрразведчиков Северо-Кавказского фронта. Его отсутствие в группе осталось незамеченным. Штайну, Райхдихту и остальным было не до того. Они думали только о том, как поскорее унести ноги из кольца советских войск, неумолимо сжимавшегося вокруг города.
11 февраля стал последним днем пребывания гитлеровцев в Краснодаре. Зарево бушевавших в городе пожаров превратило чернильную ночь в день. Части 37-й и 46-й армий вели непрерывные и яростные атаки на позиции гитлеровских и румынских войск на северо-восточных и восточных окраинах города. Ураганный огонь артиллерии сметал с лица земли целые кварталы одноэтажных глинобитных хат. Эскадрильи тяжелых бомбардировщиков висели в воздухе и не давали пехоте генералов Бутлара и Пикерта высунуть головы из окопов. Танковые батальоны и штурмовые роты 40-й мотострелковой бригады и 37-й стрелковой дивизии, несмотря на отчаянное сопротивление противника, продолжали вести наступление и метр за метром вгрызались в его оборону. К полуночи накал боев достиг апогея. Порой казалось, что сама земля и воздух пропитались смрадным запахом смерти, а город напоминал собой огромный адский котел, в котором безжалостно сгорали тысячи человеческих жизней.
К рассвету 12 февраля организованное сопротивление фашистских войск было окончательно сломлено, лишь на отдельных участках отборные эсэсовские части продолжали отчаянно защищаться, но это уже не могло остановить наступления советских войск. Танки прорвались в город и при поддержке пехоты стремительно продвигались к центру. К полудню северо-восточные окраины и главная улица Краснодара — Красная перешли под полный контроль штурмовых подразделений генерал-майора Цепляева, а передовые разведывательные группы сумели пробиться на правый берег реки Кубань и захватить плацдарм. И только в районе железнодорожного вокзала, маслозавода и в карьерах у правой протоки гитлеровцы продолжали удерживать позиции, к ночи оно было сломлено, и их отступление превратилось в паническое бегство.
У понтонной переправы через Кубань сгрудились сотни машин, повозок и тысячи обезумевших от страха людей. Они, сметая на своем пути редкие кордоны военных комендатур и тайной полевой полиции, рвались на левый, спасительный берег реки. Расстрелы паникеров и отчаянные призывы командиров не в силах были остановить эту ревущую, визжащую и умоляющую человеческую реку. Толпы охваченных ужасом и отчаянием солдат и офицеров, спасаясь от гусениц советских танков, штурмом брали переправу, плоты и лодки, вышвыривая в ледяную воду раненных и слабых. Превратившаяся после половодья в дикого зверя река Кубань закручивала в ревущих бурунах людей, лошадей и повозки, чтобы потом выплеснуть на берега. Зловонная лента из вздувшихся человеческих тел и трупов животных на несколько километров протянулась по песчаной отмели от взорванного железного моста до Большого острова.
Краснодар перешел под полный контроль частей Красной армии. Впервые за последние дни над его развалинами и бескрайней кубанской степью установилась та особенная зыбкая военная тишина. В садах пригорода — станице Пашковской, у прудов Карасуна и в зарослях ивняка над рекой сначала робко, а затем все уверенней загомонили птицы. Слабый порыв ветра печально прошелестел в прошлогодних «джунглях» из высохшего камыша и принес из степи запах перепревшей полыни. Предрассветный полумрак сгустился и мрачная громада далеких гор, деревья и кустарник утратили привычные очертания, но через мгновение они расцвели живыми и сочными красками. Огненно-яркий диск восходящего солнца медленно поднялся над горизонтом. Его лучи с трудом пробивались сквозь плотный туман, клубившийся над рекой и затонами, едкую гарь, что зловещими черными языками колыхалась над развалинами города.
Штайн остановившимся взглядом смотрел на эту ненавистную русскую реку и в душе благодарил Бога, что успел унести ноги из того ада, что бушевал за ней. Зябко поведя плечами, он нырнуть в кабину опеля. Вслед за ним инструкторы и агенты-курсанты поспешили занять места в машинах, и колонна, извиваясь словно змея, медленно поползла по горной дороге к новому месту назначения — станице Крымской.
На ее окраине, в заброшенных корпусах консервного завода разместился штаб группы. Вместе с Райхдихтом, лейтенантом Рейхером, радистом Куном и русскими инструкторами Шевченко, Самутиным и Петренко Штайн в пожарном порядке занялся ее обустройством. Другой его заместитель, обер-лейтенант Краузе, с архивом и картотекой на агентуру осел в приморском городке Темрюке, подальше от фронта и спецгрупп захвата военной контрразведки. Ефрейтор Шойрих остался в соседней станице Абинской, чтобы подготовить пункт переброски агентуры за линию фронта и оборудовать учебный полигон для обкатки курсантов на бывшем кирпичном заводе.
Глава одиннадцатая
Формирование новой группы
С приближением рассвета беспорядочная артиллерийская перестрелка стихла, и на передовой ненадолго установилась зыбкая тишина. Размытая тень гор, безмятежно покоившаяся на бескрайней морской глади, пришла в движение. Ее острые зубцы угрожающе зашатались, она поблекла, а через миг у кромки горизонта вспыхнула и тут же погасла ослепительно яркая полоска света. Робкий солнечный луч разорвал предрассветный полумрак и тысячами зарниц отразился на ледниках горы Агой. Ночная мгла отступила, поспешив спрятаться на дне бездонных ущелий. Бледный диск луны грустно подмигнул серыми глазищами космических морей и растаял в утренней дымке. Вялое февральское солнце нехотя выплыло из-за скал, вскарабкалось на склон горы и, стряхнув с себя остатки утренней дремы, покатилось по холодному иссиня-черному небосклону. День уверенно вступил в свои права. В лучах солнца, набиравшего силу, бриллиантовыми россыпями заполыхал девственно чистый снег. На южных склонах гор черной паутиной проступили оттаявшие тропы, и по ним, весело журча, бурные ручьи устремились в долины.
Здесь же, у перевала, среди хрупкого белого безмолвия безраздельно властвовала смерть. О себе она напоминала уродливыми язвами воронок от разрывов мин и снарядов, серыми рубцами окопов и ходов сообщений, ржавой паутиной колючей проволоки. На ней мучительно изгибались бездыханные тела русских и немецких солдат. Они словно рвались вперед с этого убийственного рубежа, чтобы завершить последнюю атаку.
На крохотном пятачке у подножья перевала в последнюю неделю в яростной рукопашной схватке дважды сходились горные стрелки из батальонов «Эдельвейс» и бойцы дивизии особого назначения НКВД. Последний бой произошел накануне, после него на передовой ненадолго воцарилась непривычная тишина. Окопы будто вымерли, и только в глубине тыловых порядков из-под деревьев пробивались еле заметные сиреневые дымы походных кухонь, а на ветру слабо потрескивало болтавшееся на веревках замерзшее нательное белье. Лишь изредка зловещее безмолвие нарушал звук одиночного выстрела снайпера, и раскатистое эхо вновь безжалостно напоминало о затаившейся среди равнодушных скал смерти.
В те критические дни схватки за Кубань туапсинский нефтяной терминал работал без перебоев. Эшелоны с бакинской нефтью шли днем и ночью. Ее вожделенный запах сводил Гитлера с ума.
Русские вплотную приблизилась к Ростову. Грозный рев их тяжелой артиллерии был слышен в центре города. Армии группы «Дон» едва сдерживали усиливающийся натиск дивизий Южного фронта напористого генерал-полковника Еременко. В случае захвата его частями этого стратегически важного оборонительного узла возникала реальная угроза окружения военной группировки фельдмаршала Клейста на Кубани. Там положение гитлеровских войск было и того хуже. «Русский каток», подминая под себя одну дивизию за другой, грозил сбросить ее в море. Поэтому Клейст при каждом своем докладе в Ставку просил Гитлера только об одном — о бензине, солярке и керосине, чтобы заправить баки самолетов, танков, кораблей и отбиться от атак русских.
В Берлине, как могли, жали на союзника — маршала Антонеску. В Бухаресте делали все возможное и невозможное, чтобы помочь Клейсту избежать катастрофы и одновременно сохранить собственные дивизии, завязшие в боях на, казалось бы, неприступной для большевиков «Голубой линии». Но, несмотря на все усилия, советские подводные лодки, дежурившие на подходах к устью Дуная, продолжали одна за другой топить танкеры с румынской нефтью.
К концу февраля «железная армада» вермахта на Кубани уже задыхалась от недостатка топлива. В то время как части Красной армии не испытывали с ним значительных перебоев, Гитлер рвал и метал, требуя от Геринга стереть с лица земли нефтетерминалы в Баку, Поти и Туапсе. Тот бросил в бой лучших своих асов, но и они оказались бессильны. Налет обернулся чудовищными потерями среди люфтваффе. Гитлер пришел в бешенство. Раздавленный, униженный Геринг в свое оправдание ничего вразумительного сказать не мог и с позором покинул Ставку. Вызванный после него шеф абвера адмирал Канарис поднял дух Гитлеру. Главный контрразведчик и шпион Германии, как всегда, в своих предложениях был осторожен, но оптимистичен. Он оценил задачу проведения диверсий на нефтяных терминалах в Туапсе, Поти и Батуми как крайне сложную, но выполнимую для диверсантов из специального батальона «Бергман», укомплектованного выходцами с Северного Кавказа и до недавнего времени одного из наиболее боеспособных разведывательно-диверсионных подразделений — абвергруппы 102.
