Джеролд Шектер - Шпион, который спас мир. Том 2
Мы встречались с Пеньковским в разное время, часто на футбольных матчах. Мы смотрели спортивные состязания, ходили в кино, обедали в ресторанах и сидели в кафе. Я человек непьющий, или, вернее, пью очень мало, и я не видел, чтобы Пеньковский много пил. Я сказал бы, что в нашей компании он выпивал не более ста граммов крепких напитков, а потом переключался на сухие вина. Мы до сих пор с улыбкой вспоминаем о нем. Вся его жизнь была расписана по часам, он всегда куда-то спешил. Возвращаясь из-за границы, Пеньковский привозил сувениры — зажигалки, брелоки для часов и другие мелочи, которые щедро раздаривал своим знакомым.
Финкельштейн настойчиво утверждал, что его отношения с Пеньковским никак нельзя было назвать дружбой, что Пеньковский интересовал его скорее как рассказчик.
— В прошлом году, когда он вернулся из Англии и Франции, он рассказывал о своих впечатлениях. Поскольку я работаю в области искусства, он рассказывал мне о музеях и архитектуре, то есть описывал красоты этих стран.
Он очень обижался на тех, кто с ним не соглашался. Он был пунктуален даже в мелочах и очень упрям. Любил порисоваться, в нем было много наигранного.
Он казался очень экспансивным, но мы чувствовали и знали, что на самом деле он не такой{205}.
Пеньковский расплачивался за обеды, потому что у него было больше денег, чем у других, объяснил Фин-кельштейн, нарисовав портрет Пеньковского как человека, которого не привлекали ни театр, ни книги.
— Интересы его сосредоточивались главным образом на работе, о которой я, честно говоря, знал очень мало. Я объяснял многое чрезвычайной напряженностью его работы. Да, он действительно был гурманом. Он любил попробовать новые блюда, любил все красивое. У меня создалось впечатление, что он приучал себя к более высокому уровню жизни{206}.
— Интересовался ли Пеньковский политикой?
— Очень мало. По крайней мере при встречах со мной он никогда не говорил на политические темы. Он даже избегал их. Как только в разговоре затрагивались общественно-политические вопросы, он старался перевести его на повседневные дела.
Весь допрос имел целью подчеркнуть слабохарактерность Пеньковского и показать, что его мотивы не были политическими. Затем обвинитель обратился к Финкельштейну:
— Расскажите, свидетель, о том вечере в ресторане, на котором вино пили из женской туфельки.
— Это произошло в ресторане «Поплавок». Там собралась наша компания, в том числе две женщины, — всего восемь человек. Одной из женщин была Галя, которой был увлечен Пеньковский, а другой — жена одного нашего знакомого. Мы сидели, ели и пили. Пили много. Кто-то сказал, что из уважения к женщине следует пить вино из ее туфельки. Все одобрили эту идею, а Пеньковский действительно стал пить вино из Галиной туфельки... А все присутствующие смеялись.
— Туфельку сняли с ее ноги? — спросил судья.
— Да{207} .
Пеньковский сказал суду:
— Свидетель Финкельштейн правильно и подробно описал характер наших отношений. Что касается подарков... то эти маленькие побрякушки не следует рассматривать как подарки. Это сувениры, которые я получал от иностранцев и раздавал своим знакомым. Например, я работал с японской делегацией из шестидесяти человек и каждый из них считал своим долгом одарить меня сувениром, в результате чего у меня скапливалось до сорока носовых платков, которые я и раздавал своим товарищам.
Судья спросил у Пеньковского, согласен ли он со словами свидетеля: «его духовные интересы были ограниченными».
— Когда я встречался с Финкелыптейном и другими, мы просто развлекались, — ответил Пеньковский.
Адвокат Винна Боровик сделал последнюю попытку защитить интересы своего клиента и спросил его перед судом, получал ли он денежные вознаграждения от сотрудников британской разведки.
— Нет, сэр, — ответил Винн. — Кроме оплаты расходов в Париже, я никогда ничего не получал, и мне ничего не обещали.
Винн объяснил, что ему лишь возмещались расходы.
— Никакого материального вознаграждения я не получал; наоборот, я оплачивал все мелкие расходы из своего кармана, или, точнее, их оплачивала моя фирма.
В действительности англичане и американцы заплатили Винну 10 000 фунтов после первого раунда встреч с Пеньковским и 5000 фунтов в 1962 году, однако он говорил правду: регулярного жалованья он не получал. Винн получил от СИС и ЦРУ в общей сложности 213 700 долларов в виде пособий на обустройство после освобождения из тюрьмы в Советском Союзе{208}.
Первая часть заключительной речи Г орного была посвящена обвинению в адрес британской и американской разведывательных служб. Когда он произносил свою речь, ее краткое изложение уже появилось в вечернем выпуске «Известий».
Горный сказал суду:
— Тайная война против нашего государства была начата империалистическими разведслужбами сразу же после победы Великого Октября и никогда не прекращалась; наоборот, она активизировалась и разрасталась и в ряде империалистических государств была возведена в принцип государственной политики.
Ведущая роль в этом принадлежит Центральному разведывательному управлению США, действующему при поддержке наиболее авантюристических кругов Соединенных Штатов. Подобно гигантскому спруту, ЦРУ распростерло свои щупальца во все уголки мира, содержит огромную сеть шпионов и тайных осведомителей, постоянно организует заговоры и убийства, провокации и диверсии. Современная техника поставлена на службу шпионажу: от миниатюрных фотокамер «Минокс», которую вы здесь видите, до космических спутников, «небесных шпионов».
Британская разведслужба, существующая около 300 лет, является не менее вероломной и коварной в своих методах, но она старается оставаться в тени. Деятельность этих двух главных центров шпионажа против СССР взаимосвязана и хорошо скоординирована, как это ясно показывает рассматриваемое нами дело, хотя это не уменьшает разногласий между ними или борьбу друг с другом.
Горный привел далее цитату из выступления Аллена Даллеса 26 января 1960 года в Институте аэронавтики. «Наша главная задача, — сказал Даллес, — сейчас и в ближайшем будущем заключается в оценке положения Советского Союза в области ракетной техники и других военных областях».
Даллес, сказал Горный, горько сетовал на монолитный характер советского общества и высокую бдительность нашего народа, заявив, что в военной области русские стараются сегодня сохранять непроницаемую завесу секретности.
Пеньковский и Винн, говорил Горный, пытались проникнуть сквозь непроницаемую завесу, на которую жаловался Даллес. Шпионажем занимаются не только профессиональные разведчики с дипломатическими паспортами. В это грязное дело втянуты члены различных делегаций, ученые, торговые агенты, студенты, туристы. Все это, разумеется, не способствует укреплению доверия между государствами или развитию сотрудничества в областях науки и культуры и международной торговли.
Империалистическая пропаганда всячески пытается способствовать насаждению отсталых взглядов среди советских людей, используя для этого родимые пятна прошлого: индивидуализм, склонность к разгульному образу жизни, частнособственнические инстинкты, надежды на изменение идеологического курса, для того чтобы использовать результаты в целях политических диверсий, одной из форм которых является шпионаж{209}.
Горный постарался преувеличить значение разногласий между ЦРУ и СИС, заявив суду:
— В Париже сотрудники американской разведки, очевидно, решили «надуть» британских партнеров и организовать встречу с Пеньковским без их ведома.
Подводя итог, Горный сказал:
— Неизбежно возникает вопрос: как могло случиться, что человек, подобный Пеньковскому, который родился, воспитывался и получил образование в годы советской власти, в нашем обществе, мог до такой степени утратить моральные качества советского человека, потерять стыд и совесть, забыть элементарное чувство долга и в результате совершить такое тяжкое преступление?
До некоторой степени, продолжал Горный, описание Пеньковским самого себя в его показаниях соответствует истине, «однако его портрет следовало бы рисовать в не столь ярких красках, чтобы он получил большее сходство с оригиналом... Чудовищный карьеризм, эгоизм и непомерные амбиции Пеньковского проявлялись уже давно. Он всегда стремился общаться с людьми, имеющими авторитет и влияние, старался ублажать их и раболепствовал перед ними, чтобы потом хвастать своими дружескими отношениями с ними».
— Как бы Пеньковский ни пытался, ему никогда не удавалось скрыть полностью свои истинные мысли и намерения. В его служебной характеристике, составленной еще в 1955—1956 годах, указывалось, что он человек «мстительный и коварный, неслыханный карьерист, способный на любую подлость ради своей карьеры». Как точно и как правильно это было подмечено! Пресмыкаясь и раболепствуя, он добился, чего хотел, и эта губительная для него характеристика была положена под сукно.
