Джеролд Шектер - Шпион, который спас мир. Том 2
— И вам даже называли офицерское звание?
— Им было известно, что я полковник запаса, и я должен был сохранить ранг полковника в британской или американской армии.
Затем Пеньковского спросили, надевал ли он британскую и американскую полковничью форму и фотографировался ли в форме. Он признался, что, действительно, так оно и было.
— Какая же вам понравилась больше? — спросил председатель суда.
— Я не думал о том, какая из них мне больше нравится{190}.
— Обсуждали ли вы с ними возможность вашего побега на Запад?
— Это было не совсем так. Сотрудники американской и британской разведок сказали мне в Париже, что, если мое положение станет очень опасным, существует множество способов перебраться на Запад: подводная лодка, самолет, пересечение сухопутной границы с помощью различных документов. В июле, когда Гревил Винн приехал в Москву, он сказал, что мои друзья беспокоятся обо мне, что я не должен тревожиться и что они всегда придут мне на помощь, как только возникнет необходимость.
И все-таки Пеньковский настаивал на том, что не планировал побег на Запад и «с этой целью ничего не предпринимал. Мне никогда не приходило в голову бросить своих детей и семью и бежать одному...»
— Я хочу сообщить суду, что за шесть месяцев 1962 года я был за границей трижды: два раза в Англии и один — во Франции. Трижды я имел возможность остаться там. Сотрудники английской и американской разведок предлагали мне остаться. Однако я отверг их предложения и сказал, что возвращаюсь в Советский Союз{191}.
— Как вы объясните тот факт, что вы встали на путь преступления? Какие ваши личные качества способствовали этому? — подал реплику обвинитель.
— Самые отвратительные качества, — ответил Пеньковский. — Моральное разложение, вызванное почти постоянным, ежедневным употреблением алкогольных напитков, неудовлетворенность положением в Комитете — мне не нравилась работа в Управлении внешних сношений. В трудные моменты меня тянуло к выпивке. Я сбился с пути, споткнулся на краю пропасти и упал. Тщеславие, самовлюбленность, неудовлетворенность своей работой и тяга к легкой жизни привели меня на путь преступления. Моему преступлению нет никакого оправдания. Отсутствие моральных устоев и полное разложение — я это признаю. Я не принадлежу к числу слабохарактерных людей, но я не смог взять себя в руки и обратиться за помощью к друзьям. Я обманывал своих товарищей, уверяя их, что у меня все в порядке, что все идет прекрасно. А на самом деле все было преступно — в душе, в мыслях и в поступках.
Обвинитель:
— У меня нет (больше) вопросов к Пеньковскому.
Адвокат защиты Пеньковского А. К. Апраксин, человек непримечательной внешности с тихим голосом, напомнил о его безупречном военном прошлом и сообщил суду, что он награжден четырьмя боевыми орденами и восемью медалями. В ответ на вопросы своего адвоката Пеньковский рассказал суду, что он стал командовать полком в двадцать пять лет и получил звание полковника — в тридцать.
— Отвечая на вопросы обвинителя, вы упомянули о пятнах в вашей биографии. Когда же они появились? Или существовали всю жизнь?
— Полагаю, что они появились в 1960 году,— ответил Пеньковский[14]{192}.
Пеньковского спросили, были ли у него какие-либо разногласия с системой или с партией.
— Нет, у меня никогда не было разногласий с политикой партии и правительства. Когда-то я был активным борцом за дело партии и правительства, как и положено советскому гражданину. Шестьдесят свидетелей, включая приятелей из числа собутыльников, показали, что они никогда не слышали, чтобы я высказывал какое-нибудь недовольство.
— А когда у вас появились приятели из числа любителей выпить? — спросил адвокат защиты.
— Когда я решил заняться преступной деятельностью, то есть когда начал пить.
Пеньковский и Винн сидели за обычными деревянными ограждениями, расположенными по боковой стене душного, переполненного людьми зала суда. Судья восседал в центре. Защитники поднимались с мест, когда к ним обращались с вопросами, и отвечали в микрофон.
Адвокат Винна Н. К. Боровик, грузный человек с густой седой шевелюрой, привлек к себе внимание своим звучным, сочным голосом, когда проводил перекрестный допрос Пеньковского, чтобы помочь Винну. Британский дипломат, присутствовавший на процессе, считал, что Боровик был, пожалуй, чересчур вежлив, однако с правовой точки зрения он был самым лучшим из всех адвокатов. Боровик прилагал все усилия к тому, чтобы доказать, что Винн был только посредником для Пеньковского и не знал никаких подробностей о его встречах с агентами иностранных разведок.
— Да, — согласился Пеньковский, — ему не сообщали всех подробностей. Оказалось, что для дальнейшей работы необходимо было посвятить его во многие детали, и я это сделал, однако, вообще-то, о характере работы во всех ее аспектах Винн знает мало.
Первый день судебного процесса закончился рано вечером.
Когда 8 мая в 10.30 судебное заседание возобновило работу, Винна допрашивали о доставке им пакета от Пеньковского одному англичанину, который проживал в Москве, на Садовой-Самотечной улице, 12/34, квартира 48. Винн доставил пакет (в квартиру Рори Чисхолма) , а Чисхолм отдал ему конверт с надписью: «Передайте это вашему другу». Вся операция заняла две минуты.
— Все происходило молча? — спросил обвинитель.
— Да, это была немая сцена. А причину этого я узнал позднее, — сказал Винн.
— И какова же была причина?
— Мне сказали, что в комнате рядом, в той же квартире, живет русская девушка, которая работает у них няней, что эту девушку видели в ресторанах в компании советских парней в гражданской одежде и что на этой стадии необходимо, чтобы по возможности меньшее число лиц знало о переговорах между Пеньковским и этими людьми, потому что в противном случае информация о переговорах могла просочиться в печать еще до того, как этот вопрос будет решен официально.
— Насколько я понимаю, в тот момент, когда вы с англичанином обменивались пакетами, представителей прессы в квартире не было, и было маловероятно, чтобы ваш разговор мог попасть в печать, — заметил обвинитель язвительным тоном.
— Мне говорили, что в московских квартирах, где проживают дипломаты, очень часто бывают установлены микрофоны для прослушивания, — нагло заявил Винн{193}.
Обвинитель опешил от неожиданности и разозлился на Винна за отступление от разработанного сценария. Он помедлил, будто замышляя что-то недоброе, и Винн, как он вспоминал позднее, пережил весьма неприятный момент, засомневавшись, не слишком ли далеко он зашел и не будет ли это означать конец открытого процесса. Затем председательствующий судья сделал рукой какой-то жест и изменил направление допроса{194} .
Винн продолжал утверждать, что не знал, что работает на британскую разведку. Только после того, как его контакты с Пеньковским стали более тесными, у него начали возникать серьезные подозрения.
— Сейчас мое заявление может показаться наивным для профессионалов, но я бизнесмен, торговец и не знаком с методами работы разведслужб. Теперь я их понимаю.
Слова Винна вызвали смех в зале{195}.
— Скажите мне, обвиняемый Винн, как бы вы расценили поведение англичанина, работающего на правительство, который в обход официальных каналов поддерживал бы тайную связь с представителями другого государства?
— Все зависит от того, о чем идет речь. Если речь идет о выдаче государственных секретов, то я ни за какие деньги не впутался бы в такое гнусное, грязное дело. Но если речь идет о деловых операциях, о коммерческих маневрах, то есть о том, что касается бизнеса, то я этим занимаюсь всю свою жизнь.
— Короче говоря, можно ли понимать из ваших слов, что ваши соотечественники вас обманули?
— Именно так, — ответил Винн, — именно из-за этого я и нахожусь сейчас здесь.
Аудитория вновь разразилась смехом.
Винна попросили назвать суду увеселительные места, которые он посещал в Лондоне вместе с Пеньковским.
— Два ночных клуба и несколько ресторанов.
— Встречались ли вы в Лондоне с женщинами?
— У меня в Лондоне жена, и я не встречался ни с какими другими женщинами.
— А Пеньковский с вашей помощью встречался с женщинами?
— Нет, нет. Я такими делами не занимаюсь.
— Напоминаю вам, что в ходе предварительного расследования вы говорили об этом более точно. Вы утверждали, что Пеньковский встретил в одном из ночных клубов женщину и провел большую часть ночей с ней в ее квартире.
— Но это была женщина легкого поведения, — сказал Винн{196}.
— Как вы оцениваете всю вашу преступную деятельность против Советского Союза? — спросил обвинитель, переменив тему.
Дальше шла реплика Винна. Предполагалось, что и Винн, и Пеньковский будут следовать разработанному сценарию. По сценарию требовалось, чтобы Винн сказал: «Я сожалею и горько раскаиваюсь в своих поступках и преступлениях, которые я совершил, потому что я всегда встречал в Советском Союзе лишь дружелюбие и гостеприимство и стремление к мирному сосуществованию»{197}. Он сделал вдох и кашлянул в микрофон, будто желая убедиться, что он работает как следует, затем отчетливо произнес:
