Игорь Атаманенко - «Медовая ловушка». История трех предательств
Но пока информация о том, что я посещаю казино дойдёт до резидентуры, я уже успею “высадить” и Гольдмана, и консула из денег.
Выворачивать карманы братьям-демократам я не намерен, и не потому что испытываю к ним чувство идеологической солидарности, отнюдь! Просто с них много не получишь, так как играют они на те деньги, которые эпизодически случается урвать…
Кстати, есть ещё одна причина, почему можно чувствовать себя спокойно в компании братьев по идеологии: они никому не проболтаются, что к игре подключился советский дипломат. Ведь для каждого из них это означает саморазоблачение, ибо откуда ты знаешь, что атташе по культуре посольства СССР посещает казино, если сам там не бываешь? Так что болтовня для них чревата досрочным откомандированием из Непала, — им же категорически запрещено посещать злачные места…
Ну что ж, весь этот расклад меня вполне устраивает, — подвёл итог Полещук. — В общем, смелее в бой, тореадор!»
Глава четвертая. Подслушанная исповедь
Консул первый заметил Полещука, когда тот перешагнул порог кабинета для игры в карты и, как ему показалось, даже заговорщицки подмигнул.
«Очень даже может быть, что он меня узнал, — решил про себя разведчик, — мы же неоднократно встречались на дипломатических приёмах, хотя представлены друг другу не были. Что ж, это знакомство не повредит — если карта не пойдёт, будет у кого перехватить сотню-другую…»
Все встали.
Полещук, чтобы упредить возможный угодливый жест Фогеля, поспешил представиться сам. Таким образом разведчик дал знать консулу, что их знакомство должно остаться тайной для остальных партнёров.
Чех и поляк, узнав, что вновь прибывший — советский дипломат, то есть «старший брат», от которого можно ожидать любого подвоха, поостереглись оглашать свои титулы, назвав только свои имена.
По окончании церемонии рукопожатий и дежурных улыбок русскому дипломату предложили занять место за столом и взять карту.
Предложение прозвучало сигналом, что он принят в компанию сразу и без предварительных условий — так наркоманы со стажем охотно делятся с новичком своей дозой зелья, чтобы покрепче пристегнуть его к своей колеснице…
Однако сегодня Полещук не намерен был бросаться в воду, не зная броду, а пункт за пунктом реализовать заготовленный план.
— Господа, — обратился капитан к собравшимся так, будто и не ведал, что перед ним почти сплошь «товарищи», а не господа, — я просто хотел понаблюдать за игрой… С вашего позволения, конечно!
— Аппетит приходит во время еды, господин атташе, — произнес Гольдман, — боюсь, что у вас он может появиться именно в тот момент, когда яства на столе закончатся…
— Что ж, в таком случае я не премину явиться к следующей обедне, — парировал Полещук.
Собравшиеся ответили на реплику дежурными улыбками. Полещук, чтобы ускорить процесс сближения, придвинулся к столу и стал наблюдать за игрой, исподволь присматриваясь к игрокам.
Начал с консула, который своими барскими манерами и обстоятельностью значительно отличался от своих компаньонов.
Высокий, худощавый, пятидесятилетний мужчина, с благородными чертами лица, с рыжеватой, уже седеющей шевелюрой и подстриженными на английский манер усиками, консул в своём строгом темно-коричневом костюме напоминал Полещуку университетского профессора, экзаменующего нерадивых студентов. Впечатление дополнял взгляд Фогеля. О, это был взгляд человековеда и… актёра одновременно! В его серо-зелёных глазах поочередно сменялась целая гамма эмоций: цепкие и хищные, они в одно мгновение могли стать ироничными и даже обволакивающе нежными. Странно, но при этом выражение лица оставалось неизменно бесстрастным.
Гржинек был полной противоположностью консула.
«Рожа никудышняя, ни носа, ни глаз, — отметил про себя Полещук, — никакого выражения — петля от наволочки, да и только. С такой внешностью тебе бы, пан Мирослав, не дипломатом — сыщиком в “наружке” служить: пройдёшь рядом — никто и не заметит…»
Первый секретарь польского посольства Каменский производил отталкивающее впечатление: непропорционально большая голова с огромными залысинами раскачивалась на длинной шее, прикреплённой к щуплому, по-детски хрупкому телу с короткими кривыми ножками. Его надутые пухлые губки демонстрировали преждевременную обиду на весь окружающий мир.
«Ницше, вылитый Ницше! Горба на спине ему не хватает и… ума! А в остальном… Да и закомплексованность — та же. Вообще, давно замечено: чем меньше человек, тем больше его комплексы», — сделал заключение Полещук, понаблюдав за поляком.
Однако самой колоритной фигурой в компании был Гольдман.
Атлетического сложения при росте 180–185 см, тридцати лет от роду, он был воплощением красивого молодого арийца, прообразом «белокурой бестии».
Полещук вдруг представил Гольдмана в форме офицера СС, с автоматом в руках позирующим фотографу на фоне виселицы, где раскачиваются окоченевшие трупы партизан.
Ещё через секунду разведчику пришло в голову, что доктор одинаково впечатляюще смотрелся бы и во фраке за дирижерским пультом.
«Удивительно многогранная внешность! — подумал Полещук. — Доктор с одинаковым успехом может сойти и за преуспевающего бизнесмена, и звезду киноэкрана, и молодого посла какой-нибудь европейской державы…
Да, пожалуй, Гольдман своей внешностью, манерами, лоском более других присутствующих соответствует образу дипломата… Нет, скорее английского аристократа эпохи Оскара Уайльда… А эта его мальчишеская чувственность с намеком на бисексуальность! Она наверняка сводит с ума и женщин бальзаковского возраста, и нимфеток, и мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации… Интересно, кому из них большее предпочтение отдаёт доктор? Ладно, события покажут!»
Посидев минут десять и отразив ещё несколько пикировок доктора, чем навлёк на себя очевидную неприязнь консула, Полещук решил, что настал момент приступить к реализации второго пункта плана: пора вводить в действие «секретное оружие».
За глаза люди о тебе высказываются куда как свободнее и откровеннее, нежели в твоём присутствии. Надо было немедленно «снять информацию» — выяснить реакцию компании на своё неожиданное появление, чтобы знать, как вести себя в дальнейшем.
С этой целью перед визитом в казино Полещук оснастил свой портфель микрофонами, магнитофоном и ретрансляционными приборами. Второй блок шпионской аппаратуры, работавшей на приём, он рассовал по карманам пиджака.
Выразительно посмотрев на часы, разведчик поднялся:
— Прошу прощения, господа, мне срочно надо позвонить в посольство… Телефон, если не ошибаюсь, находится в холле, не так ли?
Интернациональная бригада картёжников в один голос ответила по-английски: «Да!»
Лишь консул, делая вид, что всецело поглощен игрой, ещё больше нахмурил брови и сосредоточенно смотрел в свои карты.
Поведение Фогеля не осталось незамеченным.
«Да ты, старина, никак приревновал меня к доктору! — догадался Полещук. — Успокойся, партайгеноссе Фогель, вот вернусь, и ты свою порцию внимания получишь сполна… Сегодня я вас, тебя и доктора, постоянно буду держать под прицелом, вы оба — мои клиенты в предстоящей игре!»
Разведчик поставил портфель на стул, чтобы случайный посетитель не занял его место, и быстро покинул кабинет, ставший теперь студией звукозаписи и вещания.
Двигаясь в сторону туалетной комнаты, которая на ближайшие десять — пятнадцать минут должна была стать его базой по аккумулированию информации, Полещук на ходу оголил антенну, спрятанную в нагрудном кармане пиджака, а в ухо вставил миниатюрную капсулу, заменявшую громоздкий и бросающийся в глаза наушник.
«Эх, судьба разведчика! — заулыбался от неожиданно пришедшей мысли Полещук. — Даже отхожее место в случае необходимости надо уметь превратить в исповедальню… И откуда только не приходится черпать информацию!
Ну, давайте, хлопцы-дипломаты, начинайте исповедоваться, выкладывайте всё, что у вас на душе — я, как духовник, готов принять все ваши сокровенные тайны! А грехи я буду отпускать вам за ломберным столом в соответствии с вашей искренностью…»
Закрыв дверь кабинки на щеколду, Полещук поудобнее уселся на унитазе и стал вслушиваться в реплики, которыми обменивались игроки.
После его ухода они должны были почувствовать себя в безопасности, и, по расчётам капитана, хоть чуть-чуть, но пооткровенничать — остались-то все свои.
Ждать пришлось недолго. Уже через минуту перестала звучать картёжная терминология, прекратилось и шуршание сдаваемых карт. Судя по всему, компаньоны приостановили игру, чтобы обсудить более важное событие: появление незваного гостя.
— Этот русский, он же — черт из катапульты! — вскричал поляк. — Нигде от них спасу нет!..
