На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров
Усилия Центра, направленные на «дистанцирование» Уманского от Толедано, результата не дали. В 1944 году они регулярно встречались, обменивались «точками зрения» на процессы в мире, обсуждали латиноамериканские проблемы в свете неминуемого разгрома Германии. Уманского, разумеется, интересовали прогнозы собеседника о политике США в отношении Советского Союза, о тех пределах сближения стран Латинской Америки с Россией, на которые согласится Вашингтон. Толедано не испытывал оптимизма по поводу гармоничного переустройства мира: «Не доверяйте гринго, обманут, как всегда обманывали нас». Толедано делился сведениями о перспективах международной борьбы за нефть, планах Вашингтона по сохранению военных баз в Латинской Америке.
Тарасов несколько раз передавал Китти рекомендации Центра по работе с Толедано. Резидент докладывал в Москву: «Передача ей Ваших указаний по «Шкиперу», в конце концов, подействовала. Теперь она бросилась в другую крайность: раньше было слепое почитание, сейчас – полное недоверие. «Шкипер» информацию ей не даёт, и не даст. Он с нею совершенно не считается. Но, по крайней мере, она в прошлом умела серьёзно работать с такими крупными агентами как «Стюарт».
По поводу замечаний Тарасова в отношении «Ады» Центр в сентябре 1944 года отозвался телеграммой с «подтекстом»: «Далеко не все оперработники обладают таким послужным списком, как она». Резидент не промолчал: «Мне неизвестно, что имеется в деле «Ады», и её биографию я изложил, не зная этих материалов. Сам факт не даёт никаких оснований работнику отдела писать мне в таком поучающе-наставительном тоне по совершенно несущественному вопросу, и только указывает на нелояльное отношение отдела к резиденту».
В декабре 1944 года Тарасов уведомил Москву, что Толедано передал Уманскому большой материал о позиции Мексики по решениям международной конференции в Думбартон-Оксе[39]. Толедано получил его для подготовки отзыва непосредственно от президента Камачо. Об этом документе Толедано не сказал Китти ни слова. Резидент оценил ситуацию кратко: «Она для него не авторитет». В Центре интерпретировали этот факт под другим углом: «Юрий» был оттеснён Уманским в работе со «Шкипером».
Формулировка не слишком лестная для Тарасова, не отражающая его действительной роли в «борьбе» за Толедано. Резидент был прав, указав на «нелояльное отношение отдела» к себе. Объяснял он это своей принципиальностью в решении служебных вопросов: «Я никогда не поддакивал, делал всегда так, как считал правильным. Далеко не всем это нравилось».
Как бы там ни было, но Китти Харрис осталась не у дел. После отъезда Тарасова из Мексики связь с нею поддерживал резидент «Дар». В январе 1946 года он изложил свои выводы: «После неудачной попытки склонить «Шкипера» на работу с нами, «Ада» никак не используется. Она не хочет оставаться в Мексике, настроение её упадническое. Оперативный простой, отсутствие связи с родными, невозможность её продуктивного использования – все эти обстоятельства указывают на целесообразность прекращения её командировки».
Центр с предложением резидента согласился, тем более напрашивался вариант отправки её домой вместе с шифровальщиком «Семёном»: «Она давно работает с нами, много знает по разным странам. Знает нашу ценную агентуру. Быть уверенными, что она не установлена конкурентами США, Англии или Мексики, никак нельзя. В своё время она была выдана конкурентам Кривицким. Она так же хорошо известна как жена «Рулевого» [Эрла Браудера, генерального секретаря компартии США. – К.С.]. Всё это требует сугубой осторожности при её выводе из Мексики. Ни в коем случае через территорию США. Наилучший вариант: на нашем пароходе по мексиканским документам. После войны появились новые пути сообщения с Европой. Можно на шведском пароходе, мы допускаем и такой вариант».
Резидент воспользовался ближайшей оказией для отправки Китти: «Ада в сопровождении Семёна выехала на пароходе «Гоголь» 16.05.46. Прибудет во Владивосток 16–18 июня. Просим принять меры к обеспечению их дальнейшего следования и организацию досмотра багажа в Москве».
В Советском Союзе судьба Китти сложилась не лучшим образом. Существуют разные версии, почему разведчицу с уникальным послужным списком отправили на периферию в Ригу. Одна из них такова: Харрис попала под кампанию выселения иностранцев из Москвы. Послевоенную Латвию сочли наилучшим вариантом адаптации Китти для жизни в СССР. В этот период времени Харрис не раз пыталась выехать за рубеж для воссоединения с семьёй, к сёстрам, которые жили в США. Разумеется, подобная перспектива отвергалась руководством разведки категорически. По этой же причине с подозрением воспринимались её просьбы о направлении в загранкомандировку. Ситуация становилась всё более конфликтной. Харрис была арестована сотрудниками МГБ Латвийской ССР как «социально-опасный элемент». В 1952 году её отправили в город Горький, где поместили в областную психбольницу.
Выпустили Китти только в 1954 году по ходатайству генерал-лейтенанта Василия Рясного и его преемника Александра Короткова, которые хорошо знали разведчицу и могли гарантировать её лояльность разведке. После освобождения Китти осталась в Горьком, где жила до своей смерти в 1966 году. О её рижском и горьковском периоде жизни свидетельств не сохранилось: ни воспоминаний тех, кто общался с Китти, ни её фотографий.
Агент «Рабин», Анна Зегерс и другие немцы
С писательницей Анной Зегерс Тарасов встретился в Мехико через три года после того, как помог ей и членам её семьи перебраться из Парижа в Марсель. В свободном от немецкой оккупации городе они дождались спасительного парохода, чтобы перебраться в Мексику. Антифашистские убеждения Зегерс и её мужа Ласло Радвани, венгерского еврея, были широко известны. Их имена были занесены в списки гестапо, так что несложно представить их дальнейшую судьбу в случае ареста. Переживания этого периода Зегерс отобразила в романе «Транзит», в котором, однако, нет ни слова о советском консульстве в Париже и генконсуле Василевском, снабдившего их деньгами на первое время.
В Мехико Анна Зегерс основала журнал «Свободная Германия», где работали немецкие писатели-эмигранты, а также антифашистский «Клуб Генриха Гейне». В июне 1943 года в Мехико Зегерс едва не стала жертвой наезда на неё грузовика, который скрылся с места происшествия. Она получила серьёзную черепно-мозговую травму, оказалась в госпитале в бессознательном состоянии. В эмигрантских кругах распространился слух о преднамеренности этого инцидента, «покушении» на жизнь писательницы.
Когда здоровье Зегерс пошло на поправку, Уманский послал ей цветы с пожеланием скорого возвращения к активной творческой и антифашистской деятельности. Он с уважением отзывался о писательнице, говорил Тарасову, что по прочности убеждений она на голову выше большинства немцев, обосновавшихся в Мексике: «Да, казалось бы, многие из них политические беженцы, члены компартии, но путаница в головах изрядная. Они годами живут в эмиграции, не имеют никакого контакта со своим народом и народами тех стран, где нашли
