Андрей Рытов - Рыцари пятого океана
Мы видели, как 7 сентября вы, пикируя, подавляли зенитные орудия и пулеметы противника. Такое взаимодействие дает нам возможность громить врага с малыми потерями. Летчики просили передать вашему командованию, что вы свою задачу выполняете отлично.
По поручению летного состава:
Командир 38 СБП капитан Матюшин, Военком старший политрук Руденко, Секретарь партбюро политрук Иванов».
В действиях нашей авиации появилось много нового. Внимательно изучая противника, мы старались противопоставить его тактике свою, более гибкую и совершенную. А некоторые новшества мы просто вынуждены были вводить: по — прежнему не хватало самолетов.
Вскоре поступило несколько приказов Народного комиссара обороны об использовании авиации в бою. Смысл их сводился к тому, чтобы расширить диапазон боевого применения самолетов, повысить их эффективность в борьбе с танками и мотопехотой противника.
Каждому истребителю, вылетающему на боевое задание, вменялось в обязанность брать с собой 100 килограммов бомб. На «лавочкиных» стали устанавливать бомбодержатели. Бомбовую нагрузку для штурмовиков определили 600 килограммов. Все это заметно повысило эффективность наших ударов с воздуха.
Менялась и тактика борьбы. Штурмовикам, например, установили малую высоту бомбометания, обеспечивающую наиболее вероятное поражение вражеских объектов.
Вначале все эти новшества вызывали у летчиков недовольство. Истребители говорили: мы призваны бороться с воздушным противником, а нас заставляют бомбить его войска. Штурмовики сетовали: зачем такая малая высота? Нас могут сбивать из обычного стрелкового оружия.
В какой‑то мере они были, конечно, правы. Но условия войны вынуждали нас отказаться от многих прежних приемов использования авиации, заставляли изыскивать новые, ранее неизвестные формы борьбы с врагом.
Однако одними приказами настроение людей не изменишь. Нужно доказать им необходимость тех или иных мер. На партийных и комсомольских собраниях, в беседах мы разъясняли летчикам и штурманам значение нововведений, призывали их усердно учиться вести воздушный бой и атаковывать наземные войска противника.
В августе 1941 года был издан приказ Народного комиссара обороны СССР о порядке награждения летного состава ВВС за хорошую боевую работу. В нем говорилось, что летчикам — истребителям за каждый сбитый в воздушном бою самолет противника выплачивается денежная награда в размере тысячи рублей. За три и шесть сбитых машин отличившийся награждался орденом, а за девять ему присваивалось звание Героя Советского Союза.
Особенно поощрялась штурмовка истребителями вражеских войск. За двадцать пять таких боевых вылетов летчик получал три тысячи рублей и представлялся к правительственной награде, за сорок штурмовок — пять тысяч рублей и удостаивался звания Героя Советского Союза.
В первые месяцы войны советская авиация редко наносила удары по вражеским аэродромам. Не хватало самолетов. Но такой способ борьбы был весьма эффекти — вей, и следовало заинтересовать летчиков в его использовании. Приказ наркома определял различные степени вознаграждения за уничтожение самолетов противника на его аэродромах. Так, за тридцать пять дневных или двадцать ночных боевых вылетов истребитель награждался пятыо тысячами рублей и представлялся к званию Героя Советского Союза.
Соответствующие награды предусматривались также для экипажей бомбардировочной и штурмовой авиации.
Приказ не оставлял без внимания командиров и комиссаров авиационных полков и эскадрилий, подчиненные которых добивались в боях наибольших успехов. Они также представлялись к правительственным наградам.
Различные поощрения предусматривались за сбережение материальной части и обеспечение безаварийности полетов. Технический состав, например, получал три тысячи рублей за безупречную подготовку каждых ста самолето — вылетов. Руководящему инженерному составу в таких случаях выдавалось 25 процентов денежного вознаграждения.
Приказ Наркома обороны был широко обсужден во всех частях и подразделениях. Он вызвал повышение боевой активности у летного и технического состава, сыграл в ту тяжелую пору огромную мобилизующую роль.
Боевую деятельность авиации обеспечивали многие специальные службы, в том числе тыловые подразделения. Они тоже требовали к себе постоянного внимания.
Особенно много хлопот выпало па долю автомобилистов. От западной границы мы прошли уже сотни километров по бездорожью, но ни разу не получали ни запасных частей, ни резины. Машины серьезно износились, часто ломались. В подвозе продуктов и боеприпасов случались перебои.
Однажды, например, 58–й полк пикирующих бомбардировщиков, не вылетел на боевое задание только потому, что на аэродром вовремя не подвезли взрыватели.
Стали разбираться.
— А что я могу сделать, — пожаловался командир автороты, — если у нас на ходу только две автомашины?
Резина — одни лоскуты, ремонтные фонды давным — давно израсходованы.
Пришли к ремонтникам. Видим, ребята трудятся в поте лица, чтобы хотя на немного продлить жизнь машинам. А все‑таки мы попросили их удвоить усилия, на примере 58–го полка убедили, что надо работать еще энергичнее.
— А разве мы не стараемся? — заявили ремонтники. — Если надо, ночами будем работать. Только ведь палкой деталь не заменишь.
Мы посоветовали командиру автороты паправить группу шоферов в ближайшие селения. Возможно, где-либо окажутся брошенные машины или мастерские.
Пока занимались делами автороты, наступил вечер. Возвращаться на аэродром было поздно, решили остаться ночевать. После ужина собрали шоферов и ремонтников, чтобы потолковать с ними. Честно говоря, мы, политработники, все внимание уделяли летному и техническому составу, дни и ночи проводили на аэродромах, а в тыловых подразделениях бывали редко. А ведь от работавших там людей зависело очень многое. Теперь меня обрадовал случай поговорить с ними по душам.
Шоферы и ремонтники собрались в сарае. Зажгли коптилку. Разрешили курить. Я попросил красноармейцев и младших командиров откровенно говорить обо всем, что наболело на душе.
Вначале люди молчали, видимо, стеснялись, а может быть, и побаивались начальства, которое не баловало их своими посещениями. Но постепенно осмелели, разговорились, и беседа затянулась допоздна.
— До войны мы много слышали о силе нашей армии, — сказал сидевший в углу солдат. — У нас, мол, все есть, пусть только сунуТся враги — крепко дадим прикурить. А что же сейчас получается? Отходим и отходим… Когда‑то наши самолеты через полюс летали, рекорды ставили. А где они теперь? Раз, два — и обчелся.
— То же и с танками! — поддержал его сидевший рядом солдат. — У немца их вон сколько, а у нас… Да и бороться с ними нечем. Бутылкой и винтовкой их не возьмешь…
Я не перебивал бойцов, пусть выскажутся. Ведь самое главное — знать настроение людей. Потом легче будет вести с ними политработу.
:Т1 Раньше в газетах писали, — донесся из темноты все тот же голос, — что тыл у нас крепкий. А почему же в деревнях уже сейчас голодают?
— Кто тебе сказал, что голодают? — раздался чей‑то недовольный басок. — Чего провокацию разводишь?
, — А я не развожу, — невозмутимо ответил первый. — На вот, почитай, что мне пишут из колхоза.
— Значит, ваш колхоз никудышный. Видать, и сам ть; г от работы отлынивал.
Послышался смешок.
Военком базы ерзал на скамейке, словно нод ним были рассыпаны горячие угли. Не ожидал он от своих солдат таких речей.
Я старался как мог подробнее отвечать на вопросы и не замалчивать наших трудностей. Люди любят правду, какой бы горькой она ни была. Они не переносят фальши, тем более на войне. Рассказал о вероломстве фашистской Германии, нарушившей договор, о причинах временных успехов противника и наших неудач, о потерях, понесенных советской авиацией, о трудностях, переживаемых страной. Но еще подробнее говорил о героизме и стойкости советских людей, не жалеющих в борьбе с врагом ни крови своей, ни жизни.
— Речь, товарищи, идет о жизни и смерти Советского государства, о нашей с вами судьбе. И мы победим врага, чего бы это нам ни стоило! — твердо заявил в заключение.
Из разговора с бойцами выяснилось, что многие вообще не читали газет с тех пор, как началась война, а радио слушали урывками. О событиях на фронте и в тылу они знали по слухам, в которых тогда не было недостатка.
Красноармейцы и сержанты остались довольны беседой. Все путаное и противоречивое теперь выяснили. А (главное, они прониклись уверенностью в том, что отступление Красной Армии — явление временное, что наши удары по врагу с каждым днем усиливаются, что в тылу у противника разгорается пламя партизанской борьбы и в войне должен наступить перелом.
