Японское искусство войны. Постижение стратегии - Томас Клири
1. «Если верить тому, что я слышал о христианском учении, то у них есть великий Будда, которого они называют Богом, он – единственный Будда, властитель мира и господин над всем. Он – создатель мира и всех существ. Этот Будда явился в мир в какой-то далекой стране около шестнадцати столетий тому назад, чтобы спасти людей. Имя его было Иисус Христос. Люди же других земель, не зная об этом, почитают не обладающих никакими достоинствами Будду-Амитабху и Гаутама-Будду, что есть вершина глупости.
Опровержение: если Бог, властитель мира, сотворил все земли и всех существ, то почему он прежде пренебрегал бесчисленными народами и не являлся им?
С тех пор как открылись земля и небо, будды прошлого, настоящего и будущего вновь и вновь приходили в мир, чтобы спасти живые существа. Как вы думаете, сколько сотен миллионов лет это длится? Какие же есть основания утверждать, что Бог за все это время ни разу не появлялся в других землях и только недавно пришел в какую-то далекую страну?
Если Бог – властитель мира, то он, несомненно, не слишком усерден, если он позволяет, чтобы множество созданных им народов попадали под власть низших будд и давали им возможность распространять свои учения о спасении живых существ с тех самых пор, как возникли земля и небо. Поистине, этот Бог – недалекий Будда.
Далее, они утверждают, что Иисус Христос пришел в этот мир и был распят обычными людьми из низшего мира. И это властитель мира? Разве может быть что-либо более непоследовательное?
Христианам неведомо пробужденное состояние истинной таковости изначального понимания. В своем невежестве они избрали только одного будду и поклоняются ему. То, что они преступным образом явились в нашу страну и распространяют дьявольские учения и ложные принципы, не избежит небесной кары.
Есть немало невежественных людей, которые не в состоянии быть просто последовательными и которые, в слепом поклонении этому учению, отказываются от своих жизней. Разве это не позор для государства? Невозможно осмелиться даже предположить, как это повлияет на образ нашей страны в глазах соседей».
Хотя иногда буддизм и называют японской религией, по сути своей – это учение подлинно интернациональное. Заметное отличие японского буддизма от европейского христианства заключается в том, что первый не связан с жизнью исторического Гаутамы столь же прочными эмоциональными узами, как последнее – с рождением Христа. В буддизме Махаяны явление живого будды не считается столь же уникальным историческим событием, как явление Христа в глазах христианской церкви. Скорее явление Будды есть бесконечная, вездесущная возможность, становящаяся реальностью в зависимости от конкретных условий. Будда воспринимался как отражение, или отражающий, вечных истин, стремиться к которым может каждый. Позицию дзэн-буддизма в этом отношении ярко олицетворяет знаменитое высказывание одного китайского наставника, который заявил, что постигает учение из того же источника, что и будды.
Утагава Куниёси. Портрет добродетельного самурая. 1852
Одной из родственных исторических черт буддизма и христианства было то, что и то и другое учение порвали с родовыми традициями тех культур, в которых они возникли, – индуизма и иудаизма соответственно. Не будучи привязанными к государству и семье, буддизм и христианство уже в древности обрели универсальную доктрину, разрывавшую расовые, национальные и культурные ограничения. Отметим, однако, что привычка перекраивать все на свой лад столь сильна в человеке, что и в японском буддизме, и в европейском христианстве вокруг различных патриархов, евангелий, церквей, школ и сект действительно возникли новые формы «псевдонационализма».
В то время, когда Судзуки Сёсан писал свой антихристианский трактат, псевдонациональные элементы в буддизме и христианстве были особенно сильны вследствие своей тесной взаимосвязи с политическими, экономическими и географическими условиями. Христианских миссионеров подозревали в поддержке европейских колониальных целей; и даже миссионеры, занимавшиеся исключительно проповедью Евангелия, зачастую нисколько не интересовались буддийским учением за пределами того, что могло послужить их интересам. Несомненно, что причиной нежелания японских военных властей видеть на своей земле слишком много иностранцев и их посланников стала не только прихоть.
Что же касается буддистов, то они, как правило, приветствовали дружественные и сердечные отношения между самыми разными школами и сектами, в том числе и теми, что слились с синтоизмом. Некоторые из них проповедовали учения и практики, настолько же отличающиеся внешне от буддизма, насколько последний отличался, скажем, от христианства. Однако буддийская концепция целесообразности служила достаточным основанием для того, чтобы принять в тело учения их всех. Поэтому буддисты были просто поражены и ошеломлены агрессивностью и догматизмом европейских христианских миссионеров, особенно в свете того, что их учение, как они его воспринимали – о местном божестве, претендующем на то, что оно правит всем миром, – на самом деле казалось им чрезвычайно поверхностным и неглубоким.
Это не значит, конечно, что интеллектуальный уровень иезуитов позволял им обращать в свою веру лишь париев, крестьян и торговцев. Просто японцев они, видимо, считали тогда, в начале XVII столетия, невежественными язычниками, пребывающими во мраке средневековья, с которыми нет смысла обсуждать «Сумму теологии». Их собственное же знание буддийского учения никоим образом не позволяло им одержать верх в диспутах с дзэнскими наставниками. В конечном счете духовные и политические аспекты взаимоотношений двух культур слишком зависели от субъективного и объективного опыта каждой из сторон.
Утагава Куниёси. Сумино Дзюхэйдзи Цугуфуса изображен в спальне Моронао, куда он ворвался раньше других воинов. XIX в.
Что касается лидеров Японии, то для них достаточно было понять, что перед ними люди, ничуть не лучшие всех прочих, явившиеся с историями о том, что японцы должны отдаться под их власть во имя Бога, их Бога, который тоже был ничем не лучше, чем какой бы то ни было другой. Обида японцев отчасти сравнима с обидой и негодованием тех народов, которых позднее японские милитаристы, вдохновляемые синтоизмом, пытались убедить, что они должны позволить японцам решать за них их проблемы. Ведь воинственные приверженцы синто заявили, что именно японцам, наследникам богини солнца Аматэрасу, возведенной в ранг высшего божества, надлежит править миром.
Транскультурное мировоззрение буддизма не позволяло примириться с этим. Судзуки Сёсан, вполне осознавая свой патриотический долг опровергнуть христианскую доктрину, тем не менее, пользуясь случаем, рассуждает и о буддийской доктрине. Сопоставив наднациональное величие буддийской доктрины спасения
