Заморский тайник - Александр Александрович Тамоников
А вот Илье Евстигнеевичу Мамаю ничего говорить не стоит. Пускай ученый человек до поры до времени спит спокойно.
В принципе все получилось так, как спецназовцами и было задумано. За исключением разве что того, что Кузьмичев удивился и даже насторожился – что капитану от него понадобилось посреди ночи?
– Звали? – спросил он у капитана, войдя в его каюту.
– Звали, – вместо капитана ответил Богданов. – Проходи, Кузьмичев, располагайся. Поговорим…
В это же самое время сзади Кузьмичева будто бы ниоткуда возникли два человека – Терко и Рябов. Еще двое – Дубко и Соловей – возникли впереди Кузьмичева.
Кузьмичев в недоумении оглянулся на Рябова и Терко, затем посмотрел на Дубко и Соловья, затем – на Богданова и на капитана.
– Что это значит, товарищ капитан? – спросил Кузьмичев. – Что за представление?
– Это значит, что мы с тобой хотим поговорить, – вместо капитана ответил Богданов. – Потолковать по душам.
– Потолковать – о чем? – Кузьмичев смерил Богданова взглядом. – И почему я должен с тобой о чем-то толковать? Кто ты такой? Салага…
Похоже, Кузьмичев был личностью волевой и сильной. Более того – наглой и злой.
– Ну, это я на корабле – салага, а вот в своем деле я человек бывалый, – жестко произнес Богданов. – Сказать тебе, каким делом я занимаюсь? Или догадаешься без подсказки?
– И что с того? – Кузьмичев иронично скривил рот.
– Чтобы повидаться с тобой, мы устроились на этот кораблик матросами, – вступил в разговор Дубко. – Тебя это не удивляет?
– Ну, увиделись, – спокойно произнес Кузьмичев. – И что же дальше?
– А дальше мы станем задавать тебе вопросы, – сказал Богданов. – А ты будешь на них отвечать. И от того, как ты на них ответишь, зависит очень многое. В первую очередь – для тебя.
– Начало – прямо как в кино! – усмехнулся Кузьмичев. – Интересно, что же будет дальше?
– А дальше кино кончится и будет жизнь, – сказал Федор Соловей.
То, что с Кузьмичевым говорил не один лишь Богданов, а и другие бойцы, было неспроста. Это была продуманная тактика допроса. Одно дело, если подозреваемый общается с кем-то конкретным. В этом случае он имеет возможность обдумать вопрос, который ему задают, помедлить с ответом, сообразить, что именно отвечать, а может, и вовсе не отвечать. И совсем другое дело – когда вопросы на тебя сыплются с разных сторон. В этом случае подозреваемый обычно теряется, потому что попробуй-ка сообразить, как тебе ответить не на один, а сразу на несколько вопросов! Ну, а растерянный человек – это разговорчивый человек. Допрос – это не просто вопрос-ответ, это – тонкое искусство. И Богданов со своими бойцами владели этим искусством в полной мере.
– Спрашивайте, если есть о чем спросить. – Кузьмичев равнодушно пожал плечами. – Если будет что ответить, то, может, и отвечу.
– Немец! – сказал Рябов.
– Что? – оглянулся Кузьмичев.
– Кличка твоя – Немец, не так ли? – сказал Дубко, и на этот раз Кузьмичеву пришлось посмотреть в другую сторону.
– Какой еще Немец… – начал Кузьмичев, но Богданов не дал ему договорить:
– Так ты представляешься в порту Клайпеды, когда получаешь товар!
– И говоришь то по-русски, то по-немецки! – сказал Терко, и Кузьмичеву вновь невольно пришлось оглянуться.
– Какой товар ты получил в последний раз? – рявкнул Дубко.
– Какой еще товар… – произнес Кузьмичев, и опять ему не дали договорить.
– Иконы! – громко и четко произнес Соловей.
– Какие иконы…
– Четыре старинные иконы! – прежним тоном уточнил Соловей.
– Как ты их провез через границу? – раздался сзади вопрос Степана Терко. – Не в этих ли штуках? – И он потряс перед лицом Кузьмичева асбестовой плиткой.
– Кому ты продал иконы в Гамбурге? За сколько продал? Как ты провез деньги через границу? В книжках? В учебниках по физике и математике? – Богданов выдал целую очередь вопросов.
В это время в капитанскую каюту вошел один из помощников капитана.
– Ну? – не удержался от вопроса капитан.
– Вот что мы у него нашли, – сказал помощник и протянул капитану парик. – А больше – ничего подозрительного. Не понимаю, – ухмыльнулся помощник, – для чего ему эта штука? Для красоты, что ли? Ну, так ведь не замечен он был в таком украшении. А тогда зачем оно ему? Странное дело…
– Благодарю, – сказал капитан. – Все, ступай. И помалкивай там, наверху…
– Понятно. – Помощник ухмыльнулся еще шире, искоса взглянул на Кузьмичева и вышел.
Да, это был парик. Искусственные русые волосы средней длины, даже с небольшими завитками. В таком парике запросто можно было сойти за немца – особенно если и физиономия у тебя под стать. Богданов взял у капитана парик и, нарочито усмехаясь, поднес его едва ли не к самому лицу Кузьмичева.
– Ну? – спросил он.
– Какое ваше дело… – Кузьмичев дернул головой и хотел сказать еще что-то, но Богданов ему этого не позволил.
– Как давно ты знаешь Херкуса Гринюса? – заорал он. – Что вас связывает? Когда вы встречались в последний раз? Зачем встречались? Ну? Не знаешь, кто такой Херкус Гринюс? А кто такой Художник – ты тоже не знаешь? Кто такой Художник, я спрашиваю! Когда ты видел его последний раз?
Каждый из вопросов, так или иначе, говорил о том, что те, кто их задавал, знают о Кузьмичеве многое, они знают, кто таков Кузьмичев на самом деле, а потому и отпираться – дело бесполезное. Наоборот, лучше во всем признаться и тем самым хоть как-то облегчить свою участь.
И Кузьмичев, что называется, поплыл.
Глава 15
В итоге Кузьмичев рассказал много чего интересного. Все или не все – это для спецназовцев было не так и важно. В конце концов, они не были следователями, чтобы выяснять у Кузьмичева все подробности вплоть до мельчайших нюансов. Они уяснили из его признания лишь то, что им было необходимо для поисков украденных икон. Во всем прочем пускай разбираются следователи, когда Немца доставят обратно в СССР.
Кузьмичев и не знал, что Художника зовут Херкус Гринюс. Он вообще не знал никакого Херкуса Гринюса, равно как и никакого Художника. Кузьмичев имел дело с неким типом, прозвище которого было Янтарь. Этот самый Янтарь каждый раз говорил Кузьмичеву, что он от Художника. Такие слова были чем-то вроде пароля. Янтарь передавал Кузьмичеву всяческие предметы старины, а Кузьмичев их покупал за свои деньги. Мог, конечно, и не покупать, если товар был каким-нибудь барахлом, но все дело в том, что Художник всякий раз добывал предметы воистину редкостные. А значит, и дорогие. И как тут было не купить?
Далее Немец незаметно, на свой страх и риск, переправлял купленный товар через границу, встречался в порту Гамбурга с покупателем, вел торг, то есть продавал товар с наценкой, и, когда дело было решено, сообщал покупателю, где находится товар и как его удобнее забрать из тайника. Наценка и была для Кузьмичева доходом, и это был солидный доход…
Нет, сразу же деньги покупатель Кузьмичеву не отдавал. Ведь вначале нужно было извлечь товар из тайника, оценить его должным образом и только потом отдать за него деньги. За один день все это сделать было невозможно. Даже и не за день, а всего за три часа, которые Кузьмичев имел право провести на чужом берегу. Где же тут успеешь? И потому схема расчетов была такова. Вначале Кузьмичев переправлял через границу товар, а в следующий раз, то есть когда «Ария» вновь прибудет в Гамбург, покупатель отдавал Кузьмичеву деньги.
Опасался ли Кузьмичев, что покупатель не отдаст ему деньги? Нет, не опасался. Продажа всевозможных раритетов – это такой бизнес, в котором обманывать друг друга нет никакого смысла. Потому что невыгодно. Если, скажем, ты обманешь покупателя, он больше не будет иметь с тобой дела. И наоборот. Да к тому же за такой обман вполне можно подставить собственную голову под пулю.
Деньги Немец перевозил из Гамбурга в Клайпеду также на свой страх и риск. В основном – в тайниках, оборудованных в учебниках по математике или физике. По сути, это были бесхитростные тайники – просто в книжных страницах вырезалось пространство и туда укладывались деньги, вот и вся премудрость.
Да, это было делом рискованным, потому что это было просто, но именно эта простота и выручала Немца. Во-первых, никто не мог подумать, что внутри книжки – тайник, а во-вторых, никому не хотелось перелистывать такую
