Александр Лебедь - За державу обидно
Покоробленный такой черствостью жреца Гиппократа, солдат припомнил, что в двух с половиной километрах от полка есть госпиталь. Дорога туда исключительно вдоль наших частей, мимо нашего родного заборчика, а уж там-то жрецы как жрецы! Живот продолжал болеть с нарастающей силой. Солдат решился и, перемежая свой путь перебежками и многочисленными приседаниями, направил свои стопы в госпиталь. Когда он туда добрался, другой, не менее военный доктор, убил в нем веру и надежду одновременно: «После обеда по распорядку и с дежурным врачом!» Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал.
Оценив свои силы и поняв, что добраться назад здоровья ему уже не хватит, солдат принял единственно верное решение: скоротать где-нибудь время до обеда, дождаться прибытия дежурного врача и при его участии получить, наконец, медицинскую помощь. Во исполнение принятого решения он отыскал на хоздворе госпиталя туалет типа сортир, окопался вблизи него и принялся циркулировать. Приспичит — он в скворечник, поотпустит — он на солнышко. Поисковая группа в госпитале была. Она добросовестно опросила дежурного врача (правда, это уже был другой врач — сухарь и педант сменился), медсестер, больных и раненых. Порядка для — прогулялась по территории госпиталя. Все, естественно, бесполезно — никто ничего не видел и не слышал, визуально же объект поисков нигде не просматривался. На хоздвор никто не заглянул. Зам по тылу полка, проводя на территории госпиталя какие-то свои исследования, угодил на хоздвор в тот момент, когда солдат стремглав летел (в который уже раз) с облюбованного им лужка в ставший ему почти родным скворечник. Терпеливо дождавшись страдальца, скомандовал: «Стой, фамилия?»
Солдат, не без некоторых трудностей приняв строевую стойку, представился. Дальше, что называется, дело техники. Вот из-за этой дерьмовой в прямом и переносном смысле слова истории я и начальник штаба сподобились быть посланными командиром полка очень далеко. Оно, конечно, демократия в армии в том и состоит, что, когда тебя посылают на… то ты поворачиваешься и идешь, куда хочешь. Но на все нужна привычка, а привычка — это приобретенный инстинкт. Не правда ли?
Со мной, за время моей офицерской службы, такой казус произошел первый раз, с Ливенским, как выяснилось, тоже. Попытка разрешить проблему с помощью двери с последствиями успеха не имела. С непривычки было тяжело, и теперь мы сидели в моей комнате-кабинете, угрюмо глядя друг на друга.
К первому способность рассуждать хладнокровно и здраво вернулась ко мне:
— Ильич, нас с тобой послали?
— Послали, — мрачно подтвердил НШ.
— Далеко?
— Далеко!
— Мы и так на нем, только ножки свесили! Так?
— Так! Только к чему все это?
— А к тому! Дневальный!
— Я!
— Зампотеха ко мне.
— Есть!
Минуты через три явился зампотех.
Я коротко объяснил ему ситуацию: «Нас послали, мы сидим и ждем, когда командир полка вернет нас обратно и поставит в строй! Посему, Вячеслав Васильевич, с сего момента и до возвращения нас в строй, буде таковое последует, вы командуете батальоном! Вопросы?»
Вопросы у зампотеха имелись. Они просто не могли у него не быть. Зампотех — человек во всех отношениях хороший и порядочный. У него золотые руки и голова, он окончил с отличием академию бронетанковых войск, но он обладал одной особенностью, которая сводила на нет все его достоинства: он начисто был лишен дара управлять людьми. Если дать ему в подчинение одного нахального солдата и прийти через 15 минут, можно свободно застать такую картину: задница майора торчит из силового отделения боевой машины, руки у него по локоть в масле, майор вдохновенно трудится, а солдат, покуривая и поплевывая, сидит на башне и лениво-снисходительно подает советы, на которые, впрочем, майор не реагирует. Посему, при таком характере, перспектива командовать батальоном хотя бы час Вячеславу Васильевичу не улыбалась. Я ждал вопросов. Зампотех, будучи человеком тактичным и хорошо воспитанным, оценил выражение наших физиономий. Спрашивать ничего не стал. Четко сказал: «Есть!» — и попросил разрешения идти.
Почему выбор пал на зампотеха при таком его характере? Да просто потому, что на тот период ни первого заместителя, ни замполита в батальоне не было. Осталось нас на батальон три начальника — сто процентов — 66,6 были посланы куда не следует и, естественно и логично, что управление войсками возлагалось на уцелевшие 33,4 процента.
Так незаметно наступил вечер, нас никто не тревожил. Прошла ночь, наступило утро. Солдаты протопали, на физзарядку, умылись, позавтракали. В этот день развод был полковым. Под окном раздалось: «Равняйсь! Смирно! Равнение налево!»…
Старательное печатание строевого шага, короткий корректный стук в дверь. На пороге возник Вячеслав Васильевич:
— Товарищ капитан, батальон для следования на развод построен. Все люди налицо! Зампотех батальона майор… Удрученный свалившимся на него командованием, прекрасно отдающий себе отчет в том, что если он выведет батальон на полковой развод, то однозначно окажется без вины виноватым, Вячеслав Васильевич решил сделать вид, что ничего не произошло. По-человечески его понять можно и даже ему посочувствовать, но делать было нечего. Он являл собою незапятнанные пока еще 33,4 процента. Я занял предельно официальную позицию:
— Вячеслав Васильевич, я поручил вам командовать батальоном и даже объяснил причины этого. Идите, товарищ майор, и командуйте.
Зампотех потоптался несколько секунд на месте, глубоко вздохнул, махнул рукой и вышел.
С улицы донесся его тенор: «Отставить равнение! В походную колонну».
Под окнами, в направлении плаца протопал родной батальон. Мы с Ливенским обменялись взглядами, и с удовлетворением я у него, а он у меня прочитали взаимно: «Зашли далеко, отступать некуда и не отступим!» Говорить было не о чем. Владимир Ильич нашел неожиданный выход: — Командир, давай в креста.
В углу моей комнатенки стоял неизвестно кем, когда и откуда принесенный небольшой столик на высоких ножках, покрытый толстым отшлифованным стеклом. Внимательный замполит майор Голубев в заботе о моем досуге достаточно давно положил в стоящий под койкой ящик комплект всевозможных настольных игр.
Досуга практически не было, на комплекте, что называется, не сидела муха, и вот совершенно неожиданно домино пригодилось. Поставили столик, сели друг против друга и старательно, демонстрируя азарт, принялись играть. Что там и как докладывал командиру полка Вячеслав Васильевич, покрыто мраком тайны: ни я, ни Ливенский его никогда об этом не спрашивали, а сам он никогда об этом не говорил. Но минут через 15 он ввалился в комнату без стука, взмокший и запыхавшийся:
— Товарищ капитан, вас вызывает командир полка!
— Доложите командиру полка, что я и начальник штаба находимся в непрерывном движении в том направлении, куда он нас послал, одновременно в ожидании, когда назад в строй поставит. Идите, товарищ майор!
— Товарищ капитан, Александр Иванович…
— Идите, товарищ майор!
Мы возобновили игру.
Минуты через три дверь без стука отворилась, на пороге возник начальник политотдела полка подполковник Кудинов. 345-й полк был полком отдельным, по этой причине ему полагался не обычный замполит, а начальник политотдела. Небольшой, щуплый внешне, но умный, властный, лично храбрый человек, Сергей Михайлович пользовался в полку высоким авторитетом. Мы встали. Сергей Михайлович внимательно осмотрел нас снизу вверх умными глазами, широко, хотя и несколько принужденно, улыбнулся и заговорил:
— Ребята, или я чего-то не понял, или вы какой-то непонятный бунт затеяли? Командир полка вызывает — не идете. Зампотех ваш там какую-то чушь несет. Я позволю себе напомнить, что обстановка, что бы там в газетах ни писали, — боевая. Ничем хорошим такая позиция не кончится. Вы что, ничего не боитесь, что ли?
Мы, не сговариваясь, широко и радостно улыбнулись в ответ:
— Какой бунт, товарищ подполковник, причем здесь боевая обстановка. Командир полка вчера прилюдно нас обоих, офицеров Советской Армии, послал… э-э-э… как бы это помягче выразиться?.. Как послал — так и вернуть должен. Сидим вот, смиренно ждем, когда нас в строй поставят. А вообще, готовы выполнить любую задачу партии и правительства — никаких проблем.
— Вы оба прекрасно знаете, что командир горяч, но отходчив. Если бы вы сегодня стояли в строю, он бы вам слова не сказав, уверяю вас! Стоит ли из-за пустяка так обострять взаимоотношения?
— Это не такой пустяк, как вам кажется, — возразил я, — поэтому отношения обострять стоит.
— Вы что ж, полагаете, что командир полка придет сюда приносить вам свои извинения?
— По крайней мере, на это надеемся!
— Ну смотрите, я вас предупредил.
