Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин
Тогда эта идея не получила поддержку у высшего руководства империи, однако пять лет спустя рост напряжённости на советско-маньчжурской границе и усиление ОКДВА, воспринятые Токио как признак надвигавшейся советско-японской войны, привели к развёртыванию в 1933–1934 гг. четырёх новых разведцентров ГШ в Иране, Финляндии, Франции и Германии, имевших задачи ведения агентурной разведки и подготовки диверсионной базы в Советском Союзе с использованием эмигрантских кругов, включая кавказские диаспоры.
Важную роль в организации этих центров сыграла резидентура в Турции, имевшая агентуру в Причерноморье и Закавказье, о чём говорили сообщения военного атташе в Токио: 26 августа 1933 г. подполковник Канда Масатанэ доложил об антисоветских волнениях в Батуми, массовом бегстве голодного населения из Туркестана и Азербайджана в Иран и ввозе 7000 тонн пшеницы в Одессу, а 13 сентября телеграфировал о перевозке судами Черноморского пароходства во Владивосток 4500 тонн цемента и 250 тонн военных грузов[317].
Характеризуя возможности использования мусульманской агентуры в диверсионных целях, Канда в письме в ГШ от 24 марта 1934 г. указывал наиболее подходящими для этой работы проживавших в Стамбуле бывшего военного министра Азербайджанской Республики Хосровбека Султанова, внука имама Шамиля Саида Шамиля, представителя крымских татар Джафера Саида Ахмеда. Султанова планировалось использовать в работе на приграничной с Ираном советской территории, Шамиль должен был вести антисоветскую пропаганду на Северном Кавказе, а Ахмеду предполагалось поручить диверсионные акции против Черноморского флота. Среди других потенциальных руководителей повстанческого движения резидент называл представителя Украинской Народной Республики В.В. Мурского, бывшего министра внутренних дел Азербайджанской Республики Мустафу бек Векилова, связанного с северокавказской диаспорой бывшего офицера царского ГШ Мусу Паркова и лидера туркестанской группы Османа Ходжу. Кроме того, Канда доложил о возможности формирования в Иране и Турции двух диверсионных отрядов по 1000 человек и их переброске в начале войны с Советским Союзом в Азербайджан и на Северный Кавказ[318].
Не ограничиваясь работой с эмигрантскими организациями в Турции, в январе 1934 г. Канда совершил разведывательную поездку в Ирак, Сирию, Палестину и Египет, в ходе которой встретился с представителями исламского духовенства этих стран. Резидент пришёл к выводу о больших перспективах использования мусульман для ведения агентурной и диверсионной работы против СССР и предложил Генштабу командировать в Афганистан, Иран, Турцию, Саудовскую Аравию, Египет и другие исламские государства офицеров военной разведки под коммерческим прикрытием, ассигновав на эти цели 200 000 иен[319].
Однако финансовые возможности военного ведомства не позволили ему реализовать столь масштабный проект, и Генштаб ограничился отправкой в Иран в ноябре 1933 г. капитана Уэда Масао, аккредитованного военным резидентом при дипломатической миссии в Тегеране. Полуофициальный статус Уэда вызывал беспокойство у МИД Японии, справедливо считавшего, что назначение военным атташе предоставило бы ему большую свободу действий и не встретило бы препятствий со стороны Ирана, поэтому в январе 1934 г. Уэда обратился к местным властям с соответствующей просьбой, однако аккредитованным атташе стал только его преемник майор Охара Сигэтака в августе 1936 г.[320]
Тем не менее полуофициальная должность Уэда не помешала ему наладить сотрудничество с иранской разведкой, которая в обмен на разведывательную информацию оказывала помощь в установлении контактов с азербайджанской диаспорой. Оценивая результаты этой работы, в докладе в Генштаб от 3 мая 1935 г. резидент характеризовал «азербайджанских тюрок» как наиболее ценный вербовочный контингент для использования в диверсионных целях и делал вывод о том, что «если обеспечить народности Кавказа хорошими руководителями, то они в нужный момент могут проявить активность»[321].
Работа с кавказской диаспорой велась не только с позиции Ближнего Востока. Большой интерес для японцев представляла Финляндия, где проживала община из 800 мусульман. Военный атташе в Латвии подполковник Оути Цутому в рамках реализации «Плана подрывных операций» сообщил 9 февраля 1934 г. в Токио об отъезде на Средний Восток из Хельсинки крупного мусульманского богослова М.Я. Бигеева и предложил использовать его и его связи в исламском мире для ведения разведки в Синьцзяне и на приграничной территории СССР.
Однако работе японской военной разведки против Советского Союза из Скандинавии мешало отсутствие там постоянно действующей резидентуры, хотя между разведывательными органами армий Японии и Финляндии существовал тесный контакт, о чём говорили переданные японцам и размещённые в «Бюллетене Генерального штаба по СССР» № 9 от 28 марта 1932 г. сведения финского военного атташе в СССР подполковника Аладара Антеро Паасонена о переброске из Москвы на Дальний Восток 150 танков[322].
Функции резидента в Финляндии исполнял военный атташе в Латвии майор Кавамата Такэто, который, инспектируя весной 1933 г. Прибалтику и Скандинавию, отметил в докладе в Генштаб 26 марта рост антисоветских настроений в Финляндии и решимость её правительства оккупировать Карелию, поэтому высказал мнение о совпадении позиций Японии и Суоми по СССР[323].
Выводы Кавамата стали поводом для обращения в конце марта 1933 г. заместителя начальника русского отделения майора Фудзицука Сикао к начальнику 1-го отдела Бюро стран Западной Европы и США МИД с инициативой учреждения в Финляндии должности военного резидента. Смысл ответа дипломатического ведомства сводился к тому, что финское правительство, вероятно, не будет возражать против японской просьбы, поэтому стоит продумать два варианта – назначить ВАТ на вакантную должность в посольство в Швеции с одновременным представлением интересов в Финляндии либо назначить по совместительству в Суоми военного атташе в Латвии или Польше. ГШ устраивало пребывание резидента в Хельсинки только на постоянной основе, поэтому после долгих согласований с МИД Японии и Финляндии в апреле 1934 г. военным атташе был назначен капитан Тэрада Сэйити, ранее проходивший трёхгодичную стажировку в польской армии[324]. Этот шаг позволил японцам укрепить их контакты с антисоветскими организациями в Суоми и продолжить получение через военную разведку Финляндии сведений о войсках Ленинградского ВО.
Значительными связями в антисоветских эмигрантских кругах располагал варшавский разведцентр. Его сотрудники вели целенаправленную работу по установлению доверительных отношений с мусульманскими, украинскими и русскими организациями. В 1930–1931 гг. военный атташе Хата Хикосабуро наладил контакты с крупнейшими представителями тюрко-татарской эмиграции М.Я. Бигеевым и Гаязом Исхаки[325], которые претендовали на роль лидеров панисламистского движения. Особую ценность представлял Исхаки, являвшийся агентом экспозитуры № 2 2-го отдела ПГШ, которая занималась организацией антисоветского прометейского движения в Советском Союзе и приграничных с ним странах. Первым его контактом с японцами стал военный атташе полковник Судзуки Сигэясу. Накануне отъезда в Японию в августе 1930 г. Судзуки представил Исхаки новому атташе Хата, которого лидер панисламистов попросил помочь наладить связь с мусульманской общиной Мукдена[326]. В апреле 1933 г. Исхаки подготовил для нового атташе Янагида Гэндзо план привлечения дальневосточной ветви тюрко-татарской эмиграции к борьбе
