Никто не выVOZит эту жизнь - Герман Умаралиевич Садулаев

изнурять себя в фитнес-зале тяжёлыми тренировками. Эта приятная округлость ягодиц – она формируется не мышцами, а небольшим количеством правильно распределённого жира. С годами жир с жопы уходит, он перемещается на живот, на второй подбородок, куда угодно. И этот жир не вернуть ни диетой, ни упражнениями. Жизнь жестока, но справедлива ко всем: лет через десять жопа татуированного охранника тоже начнёт усыхать. Сейчас она красива, упруга, я видел. Но через десять лет он поймёт, что у него не было ничего, кроме жопы, а жопа уйдёт, и ничего больше не останется. Я стоял перед зеркалом, смотрел на себя, смотрел на свою тощую жопу и думал: а что осталось у меня? У меня и жопы-то никогда не было, ничего особенно выдающегося. Теперь жопа уходит. Где же моё сокровище, где я скопил его, если не на земле, то, может, на небесах? Я прочитал тысячи книг. Что я помню? Может, сотню-другую страниц. Опыт. Мой жизненный опыт привёл меня к тому, что я стою в номере дешёвой гостиницы перед зеркалом и пытаюсь рассмотреть свою худую жопу. Я не знаю наверняка, но, скорее всего, такой опыт не очень ценен. Вряд ли он приведёт меня к какому-то там, ну, не знаю, просветлению. Преимущество моего положения как директора и владельца фирмы «Сапфир ИмпЭкс» состоит в том, что мне ни у кого не надо отпрашиваться с работы. Я и на работу-то никакую не хожу. И в отпуск я могу уехать в любой день и на любой срок. Всё, что я должен, – это зайти на пару часов в интернет, поговорить с Дашей. Старая Русса всегда была у меня какой-то нелепой мечтой. Глупо мечтать поехать в Старую Руссу. В чём проблема? Сел и поехал. Всего три часа по трассе. Ну, может, пять. Когда был жив мой отец, он рассказывал мне про Старую Руссу. Отец ездил в санаторий по путёвке. В его рассказах Старая Русса была землёй обетованной: сам воздух в этом месте целебен, воды – чистый нектар, а грязи… что сказать, как описать человеческим языком благоуханные лечебные грязи! У меня были проблемы со спиной, протрузии позвоночника, и отец говорил: «Тебе обязательно надо поехать в Старую Руссу!» А я всё не мог. Всё откладывал. У меня не было лишних денег и лишнего времени. На самом деле, наверное, я боялся разрушить мечту. Мечту отца – вернуться в Старую Руссу, в санаторий, где он был молодым. И свою мечту о земле обетованной, которая досталась мне в наследство от отца. Да, это и было моё единственное наследство, моя нежная недвижимость, моё сокровище на небесах – земля обетованная, Старая Русса. И вот, когда не осталось отца и ничего у меня больше не осталось, и даже жопа ушла от меня, впрочем, жопа ушла первой, я решил, что терять мне больше нечего, кроме Старой Руссы, и поехал, чтобы потерять или, может быть, чтобы обрести своё сокровище – Старую Руссу. Я загрузил вещи в свой чёрный длинный «шевроле», немного похожий на катафалк, взял в дорогу два термоса: один с кофе, второй с отваром шиповника, собрал бутерброды, дорога ведь дальняя, вдруг проголодаюсь или, например, заплутаю и уеду в какие-то дикие, запретные земли? Обычной знакомой трассой на Москву и Великий Новгород я ехал, пожалуй, около двух часов: никуда не торопился, выбрал бесплатную дорогу. Перед Новгородом свернул с трассы на просёлок. Так повёл меня навигатор. И дальше до самой Старой Руссы навигатор вёл меня просёлками, по пустой степи, через редкие деревеньки. Ни передо мной, ни за мной не было никаких машин. Падал лёгкий снег. Иногда впереди терялись очертания дороги, и пару раз я чуть не съехал на обочину. Ночь лежала над томной землёй. Вёл меня пучок света из фар моего «шевроле». В деревнях никто не жил: редко-редко в каком домике горело оконце. Но иногда выбегала собака и молча бросалась на автомобиль. Вдоль дороги стояли чёрные деревья, присыпанные белым снегом. Я двигался словно в тексте русской литературы, где всё об этом: зима, снег, ночь и пустая дорога. Но дело не только в литературе. Великий математик Миша Романов, живущий на Фонтанке, артист, жонглёр, гимнаст и танцор, режиссёр, снявший фильм про русскую мафию, сказал: «Мир устроен как текст. Мы, математики, пытаемся описать мир через формулы, но мир устроен как текст. И даже, бывает, как нарратив». Вот в этом вязком клишированном нарративе не только русской, но и, например, французской, и отчасти американской литературы я ехал сквозь ночь по заснеженной дороге в Старую Руссу. И потому, что мир-текст был всё-таки не американский и не французский, я доехал, я не попал в жуткий город мертвецов и сам не погиб в аварии, я добрался до Старой Руссы. Где поселился в гостиницу и на следующий день купил лечебные процедуры. Трёхразовое питание было отвратительным: все блюда вкусом напоминали комбикорм. Люди вокруг были все старыми и с плоскими жопами. Старая Русса – не тот курорт, куда отправляются молодые упругие задницы. Поначалу я привычно искал глазами, на ком бы сосредоточиться: подошла бы любая молодая симпатичная девица. Она, конечно, станет флиртовать со мной, ведь выбора у неё нет, все остальные здесь – старые и безжопые. И только, наверное, на третий день понял, что я такой же, как все, – безжопый и старый. Что девица увидит меня таким же, как и всех остальных. Что я выгляжу так же, как те, на кого я смотрю. Но и девицы никакой не было. Только пожилые дамы, у которых, конечно, очень массивные жопы, но это не одно и то же, ты меня понимаешь.

В общем, есть существа эволюционно совершенные. И недоделанные. Совершенный организм у таракана: он не изменяется уже миллионы лет, потому что достиг своего прототипа, своего образа, своей платоновской идеи. Он выживает и размножается в самых неблагоприятных условиях, и даже если отрезать ему голову, будет ещё несколько дней жить без головы, пока не умрёт от голода, потому что голова нужна ему, как киевскому мэру Кличко, чтобы в неё есть. В мире есть много совершенных существ. Ты, например, думаешь: почему Бог не создал нас бессмертными? Неужели он не мог предусмотреть бессмертие, хотя бы как опцию? Почему не мог? Мог и создал. Только не нас. Он создал бессмертными медуз. Turritopsis dohrnii, есть такой вид, это биологически бессмертные медузы. Они появляются из полипов, почкованием. А потом снова возвращаются в детство, к стадии полипов. Жизнь по