В. Сахаров - У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания
После двух заходов истребителей на штурмовку противник окончательно прекращает атаки.
А перед тем кое–где приходилось отбиваться и штыком. И так уж повелось под Одессой, что на самых опасных участках вырываются вперед командиры, в том числе и старшие, которым, вообще‑то, положено находиться совсем в другом месте.
В разгар боя начальник штаба 241–го полка темпераментный майор Амбиос Кургинян вскочил в машину с зенитно–пулеметной установкой, вывел ее на выгодную позицию и шквальным огнем прижал к земле ринувшихся к нашим траншеям румын. Их атака захлебнулась. Но по тому месту, где появилась машина, ударила неприятельская батарея, и Кургиняна тяжело ранило. В те же часы выбыл из строя майор Опарин, принявший после ранения Соколова 90–й полк. Командовать им ему довелось лишь несколько дней.
Только 9 сентября на фронте наступает некоторое затишье. Мы используем его для укрепления своих рубежей, минируем подступы к нашему переднему краю. Вспоминаю траншейные мины, которые перед войной демонстрировал на полигоне энтузиаст полевой фортификации генерал–лейтенант Д. М. Карбышев. Вот бы их сюда! Пригодились бы и окопокопатели — их тогда тоже нам показывали. А тут говорим спасибо одесским рабочим за то, что в достатке снабжают лопатами. И приходится неустанно внушать красноармейцам, сколь важно для надежности нашей обороны поглубже зарыться в землю.
Передышка позволяет заняться и другими назревшими вопросами. Теперь все в дивизии увидели, что значит для отражения вражеских атак хорошая организация огня — артиллерийского, минометного, пулеметного. Однако если к артиллеристам существенных претензий нет, то о минометчиках и пулеметчиках этого пока не скажешь. Некоторые расчеты комплектовались поспешно, и в них порой оказывались люди, не только плохо обученные, но и недостаточно стойкие. Поэтому приказываю командирам полков лично проверить, насколько пригодны для своей роли прежде всего те, кто возглавляет расчеты.
Требую также положить конец бесполезной и разорительной для нас (в смысле расхода патронов) пулеметной стрельбе по отдельным солдатам противника. Ставлю задачу — подготовить в каждом взводе хотя бы одного–двух снайперов, с тем чтобы они и поражали одиночные цели.
Дивизия получает пополнение, прибывшее с Большой земли. Бойцы, что называется, отборные. Большинство присланных к нам — рабочие из Донбасса и со сталинградских заводов. Много коммунистов и комсомольцев. Знакомясь с новыми бойцами в батальонах, рассказываю, как мы тут воевали, как бьют фашистов наши товарищи под Ленинградом, под Ельней — там Красная Армия нанесла врагу мощный контрудар, ободривший весь фронт. Красноармейцам из Сталинграда напоминаю, что защитникам Одессы, в силу сложившейся обстановки, особенно близки славные традиции обороны красного Царицына в гражданскую войну.
Пополнение разошлось по полкам, и резерва опять не остается. Между тем враг, перегруппировав свои силы, возобновляет атаки.
13 сентября фашистская пехота еще раз вклинивается между 90–м и 161–м полками. Новый начальник штаба дивизии подполковник Р. Т. Прасолов (он был раньше начальником штаба Тираспольского укрепрайона) наскреб по разным подразделениям сводную роту, придал ей зенитные пулеметы на машинах, присоединил сюда же небольшое пополнение, спешно присланное штабом армии. Лично возглавив этот отряд, Прасолов ударил во фланг, а затем и в тыл румынскому полку, вклинившемуся в нашу оборону.
Удар был не столь силен, сколь смел, и результаты его превзошли все наши ожидания: до батальона румын окружено и уничтожено, два батальона рассеяны по балкам. На поле боя собрано много трофейного оружия, положение на стыке двух наших полков полностью восстановлено. Во всем этом большая заслуга также и 57–го артполка — он хорошо поддержал контратаку.
Вскоре после боя к нам приехали командующий Одесским оборонительным районом контр–адмирал Г. В. Жуков и член Военного совета дивизионный комиссар Ф. Н. Воронин. Командный пункт дивизии уже около двадцати дней помещался вблизи селения Холодная Балка на берегу Хаджибейского лимана, у одного из входов в знаменитые одесские катакомбы. Выемки камня образовали просторный — метров сто в длину и в ширину — «двор» с высокими стенами, прорезанными подземными коридорами. С внешним миром «двор» соединяется щелью–туннелем. Когда пришлось отходить из Выгоды, мы решили, что лучшего места для КП, чем это, на новом рубеже не найти.
Командующему и члену Военного совета тоже понравилось. как мы тут устроились. Выслушав мой доклад об обстановке, они обещали в ближайшее время пополнить дивизию людьми, помочь боеприпасами.
Я спросил контр–адмирала Жукова, какие будут указания по дивизии. Он усмехнулся вдруг и сказал:
— Эх, Василий Фролович! Мне ли, моряку, давать вам, генералу, указания, какой полк куда поставить! Вот, если б дело было на море…
Надо сказать, что, кроме единственного случая в день вступления Жукова в командование оборонительным районом (об этом я упоминал выше), он действительно никогда не ставил сухопутным частям какие‑либо задачи, минуя командующего армией.
Командованию OOP представились вызванные мною на КП командиры двух ближайших полков. 90–м стрелковым командовал теперь майор Тимофей Денисович Ьелюга. Он появился весь в бинтах, с рукой в гипсе. Но когда старшие начальники предложили ему отправиться в госпиталь, отказался наотрез. В тот день Белюга, уже будучи ранен, попал при объезде участка полка под сильный минометный обстрел. Адъютант и врач, находившиеся с ним в машине, были убиты. Самому Тимофею Денисовичу на этот раз повезло.
Глядя на широкое, грубоватое лицо Белюги, на крепкую и ладную его фигуру, не утратившую даже под бинтами некоторой щеголеватости, я вспомнил, как нашли мы этого отличного боевого командира у себя же в дивизии. Когда увезли в госпиталь Опарина, а из штаба армии дали понять, что нового командира в 90–й полк немедленно прислать не могут, кто‑то из наших дивизионных штабистов не очень уверенно предложил:
— А что, если выдвинуть Белюгу — заместителя командира сто шестьдесят первого полка по материально–техническому обеспечению? Он человек неустрашимый. решительный…
Я знал Белюгу лишь отдаленно, но за эту характеристику ухватился: названы были качества, имевшие в той обстановке первостепенное значение. Тут же мне вкратце рассказали несколько историй про Белюгу, относившихся к тому времени, когда меня еще не было в дивизии. Раз он где‑то у Днестра разгромил силами комендантского взвода внезапно ворвавшийся в село отряд вражеских мотоциклистов. В другой раз сумел организовать отпор фашистским танкам. Случаи были в общем обыденные, однако из них явствовало, что полковой хозяйственник, если он оказывался где‑то старшим, смело брал на себя командование, действовал решительно и врагу спуску не давал.
Когда я предложил майору Белюге вступить в командование 90–м полком, он согласился без особых колебаний: раз, мол, надо, я готов. Выдвижение оказалось удачным. Тимофей Денисович командовал полком до конца обороны Одессы, а потом и под Севастополем, где он, уже зимой, выбыл из строя после тяжелого ранения.
Новым командиром 161–го полка (четвертым с начала войны), которого я также представил командованию района, был Александр Григорьевич Капитохин, призванный из запаса. Он —участник гражданской войны, орденоносец, но за долгую работу в Главсевморпути отвык от армии, кое в чем отстал. Я понимал, как трудно ему командовать полком после огромного перерыва, однако на то, что пришлют кадрового полковника, в Одессе рассчитывать не приходилось.
Полевая почта порадовала письмом от Сереброва, Соколова, Бойко и других наших раненых товарищей. Они уже в тыловом госпитале, в Сталинграде, который из осажденной Одессы казался невероятно далеким. Но наши друзья и там жили делами дивизии — желая нам боевого успеха и передавая множество приветов, они писали, что с нетерпением ждут возвращения в строй. Недолго мы провоевали вместе, но тех, кто пережил августовские бои, память о них связала накрепко. И я вновь и вновь говорил себе: наверное, потому и удалось тогда выстоять, что полками командовали такие люди, как Серебров и Соколов, что бойцов воодушевляли такие герои–политработники, как Бойко…
Не успел порадоваться за выздоравливающих соратников — пришла печальная новость. Начсандив до–дожил, что в Одессе скончался раненный в конце августа старший лейтенант Долгий, бесстрашный командир тринадцатого разведбатальона.
Когда я принял дивизию, было в этом батальоне человек полтораста, потом стало гораздо меньше. Всем приходилось тяжело, но им — часто тяжелее других. А Долгого я, кажется, никогда не видел не раненным — то хромает, то на перевязи рука… И вот окончил свой путь этот героический труженик войны.
