Уильям Блум - Убийство демократии: операции ЦРУ и Пентагона в период холодной войны
Генеральный секретарь ООН, норвежец Трюгве Ли (Trygve Lie) также не мог расцениваться как нейтральный арбитр в хитросплетениях холодной войны. В своих мемуарах он с поразительной ясностью показывает, что не был сторонним наблюдателем. Его главы о корейской войне — это чистой воды антикоммунизм, хорошо показывающий его маневрирования в этом вопросе [13]. Позже стало известно, что в 1949 году Ли вступил в тайный сговор с Госдепом США, чтобы изгонять из рядов ООН людей, демонстрировавших, по мнению Вашингтона, сомнительные политические взгляды [14].
Принятие подобных резолюций СБ ООН было возможно только в силу того, что Советский Союз бойкотировал его заседания, так как протестовал против того, что Китай в ООН представлен не коммунистическим Китаем, а Тайванем. Если бы русские присутствовали, они без сомнения наложили бы вето на эти резолюции. Их отсутствие всегда создавало некоторую неловкость для тех, кто объяснял северокорейскую агрессию советским влиянием. Как говорится в одной из памятных записок ЦРУ, одно из наиболее распространенных объяснений сводилось к тому, что «русские бросили вызов США, чтобы проверить на прочность американское сопротивление коммунистической экспансии» [15]. Поскольку за время существования Советского Союза тот же самый тезис выдвигался во время каждого столкновения США с левыми силами в любой части света, до и после корейской войны, казалось, что проверка на прочность слишком затянулась и можно задаться вопросом: «Почему Советы так и не пришли ни к каким выводам?».
«Последним штрихом, — писал Т. Ф. Стоун, — должно было стать подчинение миротворческих сил ООН Макартуру. Макартур же ООН не подчинялся. Это было сделано 7 июля в резолюции, представленной совместно Англией и Францией. Обычно таким образом предполагалось установление командования ООН. В действительности ничего подобного сделано не было» [16]. Резолюция рекомендовала «всем странам-участникам, обеспечивающим военную и иную поддержку, перевести свои войска и иные виды поддержки под объединенное командование Соединенных Штатов». Кроме того, резолюция требовала от «США назначить командующего этими силами» [17]. Им должен был стать доблестный Макартур.
Предстояло очередное американское шоу. В операции принимали участие военнослужащие из 16 стран, но, за исключением южнокорейцев, не могло быть никаких сомнений относительно их истинного статуса и функций. Позже Эйзенхауэр писал в своих мемуарах, что когда планировал военное вторжение США во Вьетнам в 1954 году, также как часть «коалиционных усилий», он признавал, что тяжесть операции ляжет на США, «однако символические силы, предоставленные другими странами, как в Корее, придадут моральную репутацию мероприятию, позволяя не рассматривать его как бесчеловечный пример империализма» [18).
Война, воистину исполненная жестокости, велась якобы в защиту режима Ли Сын Мана. Помимо южнокорейских правительственных публикаций, будет трудно найти хотя бы одно доброе слово об этом человеке, которого американцы вернули в Корею в 1945 году после многолетнего изгнания в США во время оккупации Японией его страны. Прибыв в Корею на одном из самолетов Макартура, Ли вскоре приобрел известность и авторитет благодаря американской военной администрации в Корее (USAMGIK). В процессе его утверждения американцам пришлось подавить временное правительство Корейской Народной Республики (KPR), которое было сформировано региональными правительственными комитетами из числа известных корейцев и уже выполняло административные задачи, такие как распределение продовольствия и поддержание правопорядка. Предложение временного правительства о сотрудничестве было отвергнуто прибывшими американцами сразу же.
Несмотря на кажущееся коммунистическим название, в составе правительства КНР было довольно много консерваторов, да и самому Ли предоставили пост почетного президента. Конечно, для Ли и других консерваторов, которых выбрали в правительство, пока они находились за границей, оно действительно могло показаться слишком левым, как и для высшего руководства американской военной администрации. Но после 35 лет японской оккупации любая группа или правительство, выступающие против колониального гнета, должны были иметь некоторый революционный оттенок. Среди них были и те из консерваторов, кто сотрудничал с японцами, а также левые и националисты, которые с ними боролись, — все они входили в состав правительства КНР, которое, как сообщалось, было популярнее остальных политических группировок [19).
Какими бы ни были политические пристрастия и идеи правительства КНР, американская военная администрация, отказывая ему в «законности, статусе либо форме» [20], регулировала корейскую внутриполитическую жизнь таким образом, будто страна была поверженным врагом, а не дружественным государством, освобожденным от общего врага и имеющим право на независимость и самоопределение.
Принижение значения правительства КНР со стороны американцев этим не ограничилось. Джон Гюнтер, которого вряд ли можно отнести к радикалам, охарактеризовал сложившуюся ситуацию следующим образом: «Итак, первый и наилучший шанс для создания единой Кореи был отброшен» [21]. Альфред Крофте (Alfred Crofts), член американской военной администрации, писал в то же время: «Организация, имевшая потенциал к объединению страны, стала в результате лишь одной из 54 разобщенных групп на политическом небосклоне Южной Кореи» [22].
Ли Сын Ман был человеком Вашингтона: убежденный проамериканец, решительный антикоммунист и в достаточной степени управляемый человек. Его режим прекрасно подходил для землевладельцев, коллаборационистов, крупных собственников и других консервативных элементов. Крофте отмечал: «До высадки американцев вряд ли бы могли существовать в Корее политические правые, идеология которых ассоциировалась с колониализмом; но вскоре после высадки мы были вынуждены поддерживать по меньшей мере три консервативные фракции» [23).
Стремясь установить свободные рыночные отношения, американская военная администрация в огромном объеме распродавала конфискованную у японцев собственность, дома, предприятия, производственное сырье и другие ценности. Естественно, покупать это могли коллаборационисты, разбогатевшие при японцах, и другие спекулянты. «Учитывая, что фактически на разграбление была отдана половина богатства страны, деморализация общества распространялась стремительными темпами» [24].
В то время как русские на Севере проводили тщательные чистки среди корейцев, сотрудничавших с японцами, американская военная администрация на Юге позволяла занимать административные должности не только коллаборационистам, но поначалу и самим японцам, к ужасу тех, кто сражался против японской оккупации. С одной стороны, этих людей могли оставлять на управляющих должностях, поскольку они были самыми опытными управленцами в стране, а с другой — такая мера позволяла предотвратить консолидацию власти в КНР [25].
В то время как на Севере прошла повсеместная и эффективная земельная реформа, а также было провозглашено, по крайней мере формальное, равенство для женщин, режим Ли не предпринимал подобных шагов. Лишь два года спустя была начата земельная реформа, но она коснулась только бывшей японской собственности. Закон 1949 года о переделе прочих земельных владений не был обеспечен правовой зашитой, и эксплуатация арендаторов продолжалась как в старых, так и новых формах [26].
Общественное возмущение действиями режима США/Ли было связано с провалом этих реформ, а также с подавлением деятельности КНР и весьма сомнительно проведенными выборами. Ли слишком долго отказывался от проведения честных выборов, вызвав в начале 1950-х годов недовольство США; официальные лица Вашингтона пригрозили ему урезать помощь в случае такого отказа, а также если не будет улучшения ситуации с гражданскими свободами. Очевидно, вследствие такого давления выборы 30 мая прошли относительно честно — в них позволили участвовать «умеренным» элементам, что и привело к отмеченному ранее решительному поражению правительства Ли [27].
Недовольство проявлялось в виде частых восстаний, включая партизанскую войну в горах, с 1946 года до начала войны, а иногда и во время войны. Правительство считало, что к этим восстаниям народ «подстрекали коммунисты», и подавляло их соответствующим образом. Джон Гюнтер заметил по этому поводу: «Можно уверенно говорить, что в глазах Ходжа (Hodge — командующий вооруженными силами США в Корее) и Ли, особенно поначалу, практически любой кореец, не придерживавшийся крайне правых взглядов, выглядел коммунистом и потенциальным предателем» [28].
Генерал Ходж, несомненно, позволял американским войскам принимать участие в операциях по подавлению беспорядков. Корреспондент газеты «Чикаго сан» (Chicago Sun) в Корее Марк Гейн (Mark Gayn) писал, что американские солдаты «стреляли по толпам людей, проводили массовые аресты, прочесывали холмы в поисках подозреваемых, а также организовывали отряды корейских правых и полиции для проведения массовых рейдов» [29]. Гейн сообщал, что один из политических советников Ходжа уверял его (Гейна), что Ли не был фашистом: «Ему еще два века до фашизма — он чистый консерватор» [30].