Павел Ефремов - Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания
Не секрет, что один переезд равен двум пожарам. Это только на первый взгляд и в первый раз мы думаем: ну сколько там в этой квартире вещей? Так, тряпки в сумку, и пошел. Дилетантское мнение. А на самом-то деле.
Вернувшись из своего последнего флотского отпуска, я, как и положено воспитанному и дисциплинированному офицеру, сразу же прошелся по друзьям, вечером проставился в связи с окончанием отпуска, узнав попутно все новости, и на утро, выглаженный и выбритый, прибыл в экипаж.
«Каменный крейсер» был полупуст. Мой экипаж числился ушедшим в отпуск уже дней десять, но добрая треть экипажа до сих пор ошивалась в базе. Командиру временно доверили рулить штабом дивизии, чему он и предавался с видимым удовольствием. Десятка полтора офицеров и мичманов из-за все увеличивающегося дефицита кадров были раскомандированы по разным кораблям. В казарме слонялись не растасканные по другим экипажам матросы, да угрюмый и обиженный жизнью помощник командира верстал недоделанные документы, из-за которых пока еще и не уехал в отпуск.
Доложившись командиру, уютно расположившемуся в кабинете начальника штаба дивизии, я узнал, что из всех увольняемых в запас офицеров экипажа я прибыл первым и в срок и что меня по этой причине лишать в финансовом отношении ничего не будут, а вот остальных засранцев командир лишит напоследок всех возможных выплат, не поможет с получением денег, задержит документы и так далее. Командира, видимо, распирало от своих нынешних, пусть временных, но крутых обязанностей. Впоследствии выяснилось, что никого и ничего не лишили, за исключением штурмана Харика, внаглую приехавшего суток на десять позднее всех. Во время беседы командир, периодически забывавший, что я уже гражданский человек, как по существу, так и согласно приказу, порывался припахать меня то в море, то дежурным по части, но под конец все же свыкся с печальной мыслью, что это невозможно, и, вздохнув, предоставил полную свободу действий, с условием никуда не залететь. Условие это мы, кстати, выполнили и, как говорится, знамя полка напоследок не замарали.
А со следующего дня я начал собирать и готовить вещи к переезду. Кто это пережил, тот подтвердит, что Великое переселение народов и переезд простой семьи в другой город — практически идентичные по масштабам мероприятия. Мы с женой заранее договорились, что из мебели пойдет в продажу, что из вещей она выбросит, а что — паковать и везти. Но одно — обговаривать это где-то за пару тысяч километров, лежа на пляже в Форосе, и совсем другое — оказаться перед реальным решением этой проблемы, причем одному, в переполненной вещами квартире.
Во-первых, обнаружилось, что, уезжая с Севера позже меня, моя дражайшая половина совсем забыла об обещании перебрать хотя бы вещи свои и сына и оставила все так, как будто мы и уезжать-то никуда не собирались. Ею же проявленная инициатива по сбору тары для вещей тоже осталась нереализованной вследствие природной женской забывчивости. А посему досталась мне по приезде квартира в идеальном состоянии, без малейшего намека на скорый и окончательный отъезд, да к тому же с кучей нестиранного белья в придачу.
Во-вторых, выяснилось, что даже предполагаемый объем шмотья оказался настолько меньше реального, что мне пришлось на несколько первых дней превратиться в попрошайку, слоняясь по гарнизонным магазинам и лавкам в поисках коробок и коробочек для упаковки вещей. И к вечеру каждого дня оказывалось, что этих самых коробочек снова не хватает, и надо опять выдвигаться на их поиски. Затем я перевоплотился в старьевщика, сортируя одежду и тряпье. Эти трусики и маечку в мусор, а эту юбочку и брючки на эвакуацию.
А в-третьих, в третьих-то, такое перемещение собственных материальных ценностей было мне в новинку. Хотя все бывает в жизни в первый раз.
Дни текли своим чередом. С утра, с высунутым языком и фуражкой набекрень я бежал в финчасть, чтобы выслушать привычное: «Денег сегодня не будет». После обеда занимался укладкой и перекладкой тряпочек, тарелочек, люстр и прочего по коробкам. А в вечернее время, благо за окном стоял солнечный полярный день, наша увольняющаяся в запас вольница хаотично перемещалась по поселку из одной квартиры в другую, поглощая в немереных количествах горячительные напитки и закусывая их уже не нужными семейными запасами консервов. Правда, день ото дня пирушки становились все скромнее и скромнее, по причине истощения кошельков. А выходное денежное пособие оставалось еще весьма далекой перспективой.
Контейнеры я предусмотрительно заказал заранее, чуть ли не в первый день по приезде из отпуска, пока были деньги, да и очередь на них немалая выстроилась. Пятитонного контейнера мне не досталось. Пришлось брать два трехтонных. И вот, когда до дня погрузки осталась неделя, я вдруг задумался о том, как, собственно, я буду их загружать со своего четвертого этажа. К этому времени я уже упаковал все ненужные тряпки, оставив только самое необходимое, продал стенку, шкафы, тахту сына, кухонные стулья и прочие неновые ненужности. Свернул и обмотал корабельным пластикатом ковры, разобрал и обшил диван и кресла, ну и, попросту говоря, спал на разобранной и подготовленной к перевозке мебели, в квартире с окнами, завешанными разовыми простынями со штампом «ВМФ», и еду готовил на одной сковородке, с которой и ел.
К моему счастью, мой друг, капитан-лейтенант Андрюха Никитос, высоченный мужчина из астраханских греков, оставил мне ключ от своей квартиры в соседнем доме. После опустошения своей квартиры я согласно договоренности должен был до отъезда обитать в его жилище, а уезжая, оставить ключи соседям.
Дня за два до срока я очень сильно озаботился проблемой погрузки контейнера. Июнь. Экипаж в отпуске. Офицеры и мичманы, оставшиеся в базе прикомандированными на другие корабли, мотались неизвестно где, матросов в казарме экипажа сидело три с половиной человека, да и то калеки. Оставалась надежда на таких же увольняемых в запас офицеров, но большая часть из них, видя, что денег в ближайшее время не предвидится, а лето проходит, умотали на Большую землю на неделю-другую погреться. Так и вышло, что рассчитывать мне приходилось только на четырех человек: начхима Пасевича, штурмана Харика, старпома Машкова, ждущего документы на классы, и своего управленца Бузичкина. За день до знаменательного события я зашел в казарму и на всякий случай оставил у дневального объявление, что завтра буду грузить контейнер в 15.00 и если кто сможет, прошу прийти и помочь. Хотя в казарме и не было практически никого, но наши туда периодически забегали, так что надежда на то, что кто-то прочитает и проникнется моей проблемой была. В тот же день вечером я получил деньги. Практически все, за исключением компенсации за продовольственные. Вечером я немного попраздновал это событие в финчасти, и когда возвращался домой, меня посетила немного сумасшедшая, а скорее, пьяненькая идея. Зайдя домой, я взял бумагу и написал пять одинаковых объявлений, по числу подъездов дома, такого содержания: «Народ! Я уволился в запас. Помогите завтра, 19 июня, в 15.00 загрузить контейнеры. Мой экипаж в отпуске. Буду очень благодарен. Я живу в нашем доме, квартира 60. Паша». Потом вышел и развесил эту прокламацию по подъездам. Потом погостил дома у начхима, жена которого самоотверженно прибыла на Север увольняться вместе с мужем, и по этой причине начхим был одним из немногих увольняемых, кому были доступны радости домашней пищи. Домой я вернулся около двух ночи в состоянии среднего подпития и без каких-либо отягощающих голову мыслей.
Пробуждение было куда напряженней. Глотая яичницу на кухне, я вдруг вспомнил о написанном вчера объявлении. А вдруг кто-нибудь придет? Хорошо, конечно, но народ-то угостить надо будет за помощь. Хотя, откровенно говоря, я не надеялся на широкий приток желающих потаскать диван и кресла с четвертого этажа вниз. Но на всякий случай сходил в магазин и прикупил килограмма три сосисок и столько же картошки. Часов в двенадцать я окончательно распрощался с квартирой, отключив и вымыв холодильник. Зашел к соседу Гене и выпросил у его жены Любы два эмалированных ведра напрокат.
К 15.00 диспозиция в моей квартире была такова. Все готово к выносу. В ванне, залитой холодной водой, плещутся две двухлитровые банки со спиртом, настоенном на морошке и золотом корне, а для эстетов еще три литровые бутылки водки «Асланов». В кухне на плите побулькивают два ведра, одно с сосисками, другое с картошкой в мундире. На подоконнике лежат нарезанные три буханки хлеба и штук десять разнокалиберных стаканов и кружек, из числа оставляемых мной. Картину дополняли раскрытая пачка соли и одна сиротливая вилка. Ну и я, нервно курящий одну сигарету за другой.
Периодически поглядывая в окно комнаты, откуда было видно подъезд, я все-таки прозевал, когда подъехала машина. К моему ужасу, никто из планируемых мной «грузчиков» не пришел. И когда раздался звонок, к двери я двинулся как-то обреченно.
