Павел Ефремов - Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

Так как дело прияло уже серьезный оборот, командир доложил по всем инстанциям, и в поселке начал раскручиваться маховик поиска пропавшего мичмана. На корабле остался минимум людей, а все свободные офицеры и мичманы рыскали по всем старым знакомым Петрова в надежде его найти. Комендантские патрули обшаривали все закоулки городка, известные «пьяные» квартиры и общаги, подвалы и гаражи. Мичмана нигде не было.

Петрова нашли в среду в обед. Случайно. Он висел за стеной своей квартиры на заброшенной, заваленной мусором и грязью, неосвещенной пожарной лестнице, которой издавна никто не пользовался. Висел он там с субботы, и так бы и висел еще незнамо сколько, если бы не их ленивый сосед, собравшийся по привычке выкинуть пакет с мусором, не выходя из дома. Чертыхаясь и спотыкаясь на темных ступеньках, он просто уперся носом в уже распухшее тело Петрова, висевшее во мраке площадки с запиской в руках. Что было в той записке, мы так и не узнали, да и не надо было, наверное, знать, но позже стало известно, что писал он ее, да и смерть принял, совершенно трезвым, а значит, вполне обдуманно. Что там случилось в семье мичмана, двадцать лет прожившего с женой, вырастившего двух детей, сходившего в два десятка боевых походов, было непонятно, да и разбираться в этом уже никому не было нужно. Потом поговаривали, правда, что жена его закрутила очень серьезный роман с кем-то в администрации, но сама она с детьми вскоре покинула поселок, не оставив о себе никаких сведений.

Через два дня после этих печальных событий меня вызвал в каюту командир.

— Садись, Павел, разговор есть.

Я сел на диван. Командир сидел за своим столом, нервно крутя ручку в руках.

— Ну что, Паша. Такое дело. Короче, надо Петрова домой везти. Извини, но я кандидатуры лучше тебя не вижу.

Я обреченно молчал. Отказываться, судя по тону командира, смысла не имело, а радоваться было совершенно нечему.

— Что молчишь, Белов?

Окончательно поняв, что обречен на этот «подвиг», я начал уже более практически смотреть на поставленную передо мной задачу.

— Александр Иванович, мне только доставить… груз 200, или еще?..

— Именно или, Паша, именно или. Сопроводить цинковый ящик сможет любой. Понимаешь. Старший мичман, заслуженный подводник, целые две боевые награды. А его по закону должны хоронить. Самоубийц не хоронят с воинскими ритуалами. А он заслужил. Не смертью своей, конечно, а всем, что до нее было. Надо все по-людски сделать, чтобы нам стыдно не было, и его родственники увидели, что для нас он не просто галочка был. Да ведь и мы сами недоглядели-то по большому счету. Сделай так, чтобы хоть это было красиво. А там в свидетельстве о смерти сам понимаешь, что написано. Обойти надо, закон этот, будь он проклят.

Мы оба помолчали пару минут.

— Товарищ командир, когда надо выезжать? И куда?

— Послезавтра. Московская область. Кажется Дубна.

— Ясно. Разрешите идти.

Командир махнул рукой.

— Сядь. Еще не все. Я тебе в помощь даю мичмана Рябуху, и еще одного. Зама.

Я несколько оторопел. Нашим замполитом на тот момент был здоровенный и великовозрастный капитан 1 ранга Балабурда, которого командир называл «динозавром коммунистических времен» и ни во что не ставил, на что зам, к всеобщему удивлению, внимания не обращал совершенно, так как был увлечен подготовкой к скорой демобилизации.

— Не удивляйся. Знаю, ты со своими каплейскими погонами и сам многое сможешь, но тяжелая артиллерия тебе не помешает. А заму я дам команду тебя слушаться во всем и не мешать, а только помогать. Ты занимайся делом, а он пускай на себя родных возьмет, это его хлеб, в конце концов. Деньги из корабельной кассы дам. Пораскинь, что еще надо, и собирайся. Да, помощник документы на груз 200 уже подготовил, а дивизия помогла с бронью на билеты. В аэропорту выкупите сразу перед вылетом. Иди, работай. Какие проблемы — сразу ко мне!

Первым делом я отправился к старпому и, объяснив диспозицию, проштамповал гербовой печатью и угловым штампом части десятка полтора чистых листов. Старпом очень неодобрительно взирал на это действо, но возражать не стал. Он прекрасно понимал, что это только на своем корабле я мог спокойно заскочить к нему в соседнюю каюту и быстренько соорудить любой официальный документ, а там, далеко на юге, на бескрайних просторах родины, документ с гербовой печатью воспринимается гораздо более серьезней.

В каюте я долго сидел перед пишущей машинкой и думал, что бы такое соорудить, чтобы обстоятельства ухода Петрова из жизни не стали широко известны в его родном городе, а особенно местному военному комиссариату, который и заведовал всеми воинскими похоронными ритуалами. В конце концов, я решил, что, во-первых, наша служба довольно сильно покрыта туманом, а для сухопутных начальников тем паче, а во-вторых, количество секретных, страшно секретных и ужасающе секретных директив и приказов в наших Вооруженных силах таково, что, наверное, нет такого человека, который бы знал хотя бы половину из них. После чего под стук пишущей машинки у меня родился документ такого содержания:

Справка

Выдана взамен свидетельства о смерти старшего мичмана Петрова Михаила Ивановича, 19… г.р., русского, на основании Приказа Министра обороны РФ № 000179/СС от 12 февраля 1992 года «Об освидетельствовании смерти военнослужащих, проходивших службу на ракетных подводных крейсерах стратегического назначения» и указа коллегии Совета министров РФ № 00—667БДР от 22 февраля 1992 года «О назначении особого режима секретности на ядерных объектах МО РФ» для организации похорон ст. мичмана Петрова М. И. с выполнением всех обязательных воинских ритуалов. Свидетельство о смерти будет выдано по месту службы военнослужащего, после утверждения Особой комиссией Инспекции МО РФ по ядерной безопасности в трехмесячный срок, и подлежит передаче родственникам военнослужащего в специальном порядке.

Справка выдана для предъявления в городской военный комиссариат г. Дубна и в органы социальной защиты военнослужащих г. Дубна.

Снабдив эту филькину грамоту положенными входящими и исходящими номерами, на ее основании пришлось соорудить еще один «документ».

Отношение

Возложить на командира группы дистанционного управления контрразведки ВМФ ФСК РФ капитан-лейтенанта Белова П. Б. обязанности по организации похорон ст. мичмана Петрова М. И. по месту жительства в г. Дубне и обеспечению режима секретности, связанного с обстоятельствами смерти военнослужащего. Включить в группу обеспечения выполнения мероприятия капитана 1 ранга Балабурду С. Н. и мичмана Рябуху П. П.

Отношение выдано для предъявления по месту требования и не подлежит выдаче в государственные организации, кроме указанных в Указе Совета министров РФ № 0—0667 БДР от 22 февраля 1992 года «О назначении особого режима секретности на ядерных объектах МО РФ».

Сотворив еще один шедевр крючкотворства, я все же не решился нести его командиру на подпись, а сам быстренько изобразил начальственные завитушки. Расчет был прост и незамысловат. В небольшом городке, на окраине Московской области, мало кто мог знать, что командир группы — это просто инженер-механик. А масса непонятных и таинственных директив вкупе с внушающей уважение аббревиатурой ФСК — самая банальная выдумка, рассчитанная на провинциальное наивное и простодушное доверие ко всякого рода гербовым документам и громким названиям, к тому же подтвержденным печатями и необычной для средней полосы военно-морской формой.

Потом был общий инструктаж, где командир поставил всей тройке задачу, определил полномочия и расставил приоритеты. В свою очередь я попросил всех быть при белых рубашках и вообще внешне соответствовать принадлежности к военно-морской элите. Дома жена обозвала меня «самым главным, куда пошлют», поворчала и, как положено, смирившись, начала делать заказы на мелкие покупки в Москве. Весь следующий день прошел в организационной суете, в процессе которой я смог при помощи командира прямо с корабля позвонить в Дубну брату Петрова, которому отправляли телеграмму о его смерти, и попросить того никому об обстоятельствах смерти брата не рассказывать, а отвечать просто: погиб при исполнении. Наутро послезавтра мы тронулись в путь. Самолет был вечером. Мы с Балабурдой отправились в аэропорт на машине только тогда, когда получили известие из Полярного, что Бодрых загрузил груз 200 на дивизионный «КамАЗ» и выехал в аэропорт. Там мы встретились. Без особых проблем сдав цинк в багаж, мы прокоротали оставшиеся до вылета часы в здании аэровокзала в разговорах. Балабурду более всего возмущало полное игнорирование женой Петрова всего, связанного с мужем. Она, конечно, поплакала, когда он нанес ей визит, но ни лететь, ни как-то принять участие в организации похорон бывшего мужа не пожелала. Что там между ними случилось, мы не знали, но единодушно решили, что это не по-людски и жизнь ее за это еще накажет.