Александр Бушков - Возвращение пираньи
Вот эту фотографию он знал. Он ее прекрасно знал. Точно такую Ольга прихватила с собой, когда перешла к нему жить.
Двое бравых господ офицеров российского императорского военного флота, молодые лейтенанты во всем блеске — парадные эполеты, белые перчатки, кортики висят на черных поясах, щедро украшенных бронзовыми львиными головами. Тот, что справа — Ольгин прадедушка, тот, что слева — его двоюродный брат, Аркашенька Кареев, тот, что оказался у Деникина, в конце концов ушел в Бизерту и сгинул в роковой пропащности, изъясняясь словами классика, но в тридцать седьмом, когда красного комкора Вяземского арестовали прямо на мостике вверенного ему эсминца, именно Кареева ему поставили в строку, сочиняя классическое дело с родственником-эмигрантом, подбившим шпионить на четыре разведки. И шлепнули бы, как миленького, но тут пришел Лаврентий, стал выпускать, обошлось…
Снова Кареев, уже в одиночку — где-то на фоне эвкалиптов, в расстегнутом френче, со сбитой на затылок фуражкой, с громоздким «Томпсоном» наперевес — первых выпусков, с дисковым магазином на семьдесят два патрона, — возле разбитого прямым попаданием, неуклюжего, усеянного заклепками танка. Гран-Чуко, а? Тридцать четвертый год, только что взятая позиция чочо — ну да, танк, несомненно, французский «Рено» АМР ВТ образца 33-го года, такие, где-то упоминалось, у чочо и были… Вот оно что…
Теперь понятно, откуда такая роскошь. После успешно закончившейся войны у чочо оттяпали изрядный кусок территории, многим, от дичившимся в боях, в награду за службу давали немаленькие земельные пожалования, и русским тоже, там, среди прочего, добывали и каучук. Когда началась Вторая мировая, разгорелся каучуковый бум, самые оборотистые и смекалистые стали крутыми миллионерами…
— Ну, понимаешь ты что-нибудь? — нетерпеливо спросил Кацуба.
— Понимаю теперь, — сказал Мазур.
— Родственник, а? — Кацуба бесцеремонно ткнул указательным пальцем в Кареева.
— Двоюродный брат ее деда…
— Вот и понятно все, — облегченно вздохнул Кацуба. — Вот и хорошо. Никаких призраков нет, а есть фамильное сходство…
— Боже ты мой, — сказал Мазур, чувствуя, как сердце заходится в смертной тоске. — Как две капли воды, лицо, голос… Артемыч, я не выдержу, у меня мозги набекрень…
— Выдержишь, с-сука, — страшным шепотом заверил Кацуба. — Ну, соберись, ты же офицер, мать твою! Ты же «дьявол»! С-соберись!
Колоссальным усилием воли Мазур взял себя в руки, пребывая в самых раздерганных чувствах, — некая смесь облегчения и тоски. Когда взял стакан с чаем, пальцы ничуточки не дрожали. И Ольгу, появившуюся в дверях, он уже мог встретить спокойным взглядом. Как-никак он был «морским дьяволом»…
Он моментально подметил, что молодая женщина после недолгого разговора с доном Себастьяно переменилась — теперь она как две капли воды походила на горячую, норовистую кобылку, ни за что не желавшую шагать под седлом. И, несмотря на воспитание, враждебность к визитерам так и грозила прорваться наружу — они в одночасье стали врагами, дураку понятно…
— Благодарю вас, сеньоры, — сказала Ольга, эта Ольга, чуть поклонившись. В ее русском все же чувствовался акцент, и весьма явственно. — В моей скучной и серой жизни внезапно наступили увлекательные, романтические перемены, и все это — благодаря вам, господа офицеры. Я польщена. Можно сказать, это моя девичья мечта — совершить променаж по диким лесам в вашем благородном обществе…
Кошке ясно — ей чертовски не хотелось тащиться на Ирупану, но отказаться почему-то нельзя.
— Такой певучий язык, очень напоминает испанский… — сказал дон Себастьяно. — Жаль, не владею, даже приблизительно не могу понять, о чем идет речь…
— Сеньорита говорит, что предстоящая экспедиция ее весьма увлекает, — лихо солгал Мазур.
— Я так и думал, — удовлетворенно кивнул Авила.
Чуть смилостивившись, Ольга послала Мазуру благодарный взгляд — не подозревая, что вызвала тем бурю в его душе. Он давно уже взял себя в руки, но знал бы кто, что творилось в душе…
— В таком случае, господа, перейдем к делу, — предложил дон Себастьяно. — Я совсем забыл рассказать вам свежие новости — тигрерос начали широкомасштабную операцию против герильеро в прилегающих к Ирупане районах. Это счастливое совпадение, — и он послал Мазуру хитрейший взгляд, — льщу себя надеждой, сделает задуманное вами предприятие еще более безопасным…
Глава шестая
Особенности национальных железных дорог
Мазур давно уже перестал разглядывать окружающие пейзажи — прискучило. Ничего нового ожидать уже не приходилось. Маленькие городки (по какой-то загадочной системе поезд в одних ненадолго останавливался, а другие проходил без задержек) походили один на другой — хаотично разбросанные красные черепичные крыши, окруженные зелеными квадратами садов, центр городка опознается мгновенно по высоким шпилям старинной церквушки или не менее почтенной возрастом мунисипалидад. Иногда чуть ли не по часу вдоль полотна тянутся банановые плантации — однообразное море огромных бахромчатых листьев, убогонькие жилища рабочих, те самые здешние ранчо, ряды изгородей из высоких, двухметровых кольев — пока что гладких, казавшихся совершенно мертвыми, но Кацуба говорил, что, стоит начаться сезону дождей, через несколько месяцев колья станут обрастать первой листвой, а через пару лет на месте изгороди окажется густая аллея.
Плантации, городки и скопища крытых непременным рифленым железом хижин порой сменялись сертанами — редколесьем, перемежавшимся зарослями кустарника. По сравнению с сибирской тайгой — ничего особенного. То, что с полным правом можно именовать джунглями, простиралось на левобережье Ирупаны, куда им, слава богу, ехать не придется.
Гораздо интереснее был сам поезд, влекомый тепловозом, явно не намеренным бить рекорды скорости. Первый класс, где они ехали, еще мог порадовать цивилизацией — купе со стеклянными дверями и шестью креслами в каждом (правда, под обивку из кожзаменителя, такое впечатление, вместо пружин напихали опилок), под потолком безостановочно вертятся два вентилятора, а вместо стекол в окнах — тонкие жалюзи.
Остальные семь вагонов из девяти напоминали два первоклассных лишь внешним обликом. Мазур видел посадку — это скорее смахивало на съемки фильма из времен российской гражданской войны, разве что без махновцев и красных комиссаров. Люди лезли и в двери, и в окна, предварительно зашвырнув внутрь мешки, свертки, чемоданы. Более того — иные преспокойно путешествовали на крыше. Сначала Мазур решил, что наблюдает нечто из ряда вон выходящее, но сержант Лопес объяснил: обычное дело. Стоимость проезда на крыше или просто прогулки по таковой заранее включена в цену билета. Правилами не запрещается. Если кто-то слетит на полном ходу — его личное дело, давно вышел из детского возраста и заранее знал, что может угробить буйну головушку…
С сержантом Лопесом, в общем, с самого начала было легко — в нем Мазур моментально угадал распространенный на всей планете тип старого прилежного служаки, выполняющего свои обязанности от сих и до сих со всем прилежанием, но отнюдь не склонного лезть поперек батьки в пекло с личными инициативами — пусть думает начальство, у него побольше звезд и галунов… Лысый лобастый коротышка с роскошными усами, в мешковатом костюме из магазина готового платья, начальство в Мазуре признал сразу, почтительно именовал «сеньор коммодор»[12], был определенно неглуп и даже эрудирован — как-то он не без гордости рассказал Мазуру, что местная полиция начала работать с отпечатками пальцев еще в восемьсот девяносто втором, в то время как хваленый Скотланд-Ярд — лишь в девятьсот третьем. Мазур перепроверил у Кацубы, Кацуба порылся в памяти и подтвердил.
А вот с Ольгой оказалось потруднее — она перестала источать немую холодную враждебность, но до сих пор откровенно дулась, словно балованное дите или надменная принцесса, вынужденная пережидать ливень в убогой хижине углежога. Скорее, все же принцесса — в белоснежном брючном костюме, с немаленькими бриллиантами в ушах и на шее, она с крайне деловым видом стучала по клавишам стоявшего на коленях электронного чуда, соединявшего в себе персональный компьютер, спутниковый телефон и бог весть что еще. Экран, разумеется, оставался невидим для обозрения, не станешь же заглядывать к ней через плечо, — так что с равным успехом могла и заниматься чем-то серьезным, и попросту резаться в компьютерный покер сама с собой. На крючке, над ее плечом висела светло-шоколадная кожаная кобура с роскошной девяносто второй «береттой» — модель Ф, пятнадцать патронов, полезная игрушка. «Выделывается девочка, — думал Мазур, — хочет себя с самого начала изобразить не спутницей Тарзана, а самим Тарзаном…»
