Илья Афроимов - Город, где стреляли дома

…Сыпал мелкий дождь, кругом стояла кромешная мгла. Эглит — командир разведгруппы — похвалил погоду: «Благоприятствует делу».

Немцы были совсем рядом: доносился лязг гусениц, лающий говор, кто-то играл на губной гармошке. Эглит приказал быстрее пробираться вперед, нужно было миновать безлесную местность.

С величайшими предосторожностями разведчики пробрались к большаку. По серой ленте дороги, ведущей к родному городу, громыхали тяжелые танки.

Ошарашенный, Коля сжимал в руке гранату. Рядом Эглит делал пометки в блокноте и, вздрагивая всем телом, тихонько покашливал в кулак. Его мучила астма.

Весь день разведчики следили за большаком. К Брянску немцы подтягивали крупные силы. Мчались грузовики с солдатами, тягачи волокли дальнобойные пушки, цокали копытами эскадроны всадников. Впервые Коля понял, как тяжело быть разведчиком. И не потому, что тебя всегда подстерегает опасность, а больше от сознания того, что враг рядом, а ты только провожаешь его глазами.

Вечером Эглит подозвал Колю и протянул ему несколько листков бумаги.

— Зашей в пояс и возвращайся в город. Отдашь только самому Кравцову. Оружие сдай, без него надежнее.

Коля обиделся. Оказывается, они взяли его с собой всего лишь связным. Почтальоном! Но приказ есть приказ.

Петляя среди стволов, Коля забрался поглубже в лес. Над головой низко висело хмурое небо, тоскливо стонал ветер, наклоняя гибкие вершины деревьев. Было очень страшно, за каждым пнем мерещился фашист с автоматом.

Прошло часа два. Стемнело. Коля, осмелев, быстро шел узкой тропинкой. Внезапно донесся едва уловимый стон. Колю будто сковало: «А может, почудилось?..» Стон повторился. Хотелось пуститься что есть духу от этого места… «А вдруг свой…» Подполз на стон и увидел человека в штатской одежде.

— Кто? — еле выговорил Коля.

Человек застонал сильнее и приподнял голову. Коля узнал Васю Семенова, товарища по истребительному батальону.

— Семенов! Откуда?

Вася рассказал, что чекисты заслали его в немецкий тыл. Он собрал там нужные сведения. Но в дороге заболел. Раскалывается желудок. Кружится голова. Тошнит. Идти не может.

— Это должно скоро пройти, — утешил его Коля. — Ну-ка, обопрись на мое плечо.

Вася кое-как поднялся, неловко обхватил Колю, сделал несколько шагов, а потом виновато посмотрел на товарища и прохрипел:

— Не могу… Иди один… Я… как-нибудь…

— Выдумываешь! — возмутился Коля. — Отдышись и потопаем дальше.

Вася был совсем плох. Руки у него дрожали, он тяжело дышал.

— Хальт! — раздался вдруг, как спросонья, выкрик. В темноте затарахтел автомат.

Коля метнулся в кусты. Вася тяжело рухнул рядом.

— Ранен?..

— Нет…

Неподалеку перекликались немцы, часто произносилось слово «партизанен». Раздавались одиночные выстрелы. Ребятам казалось, что стреляет и рычит весь лес.

Решили пробираться болотом. Компаса и карты не было, Коля полагался только на свое чутье. Им удалось пройти между гитлеровскими постами. Вышли к Жирятино.

На широкой поляне, покрытой пожелтевшей травой, сидели красноармейцы и неторопливо хлебали из котелков. Бойцы показали ребятам штаб. Там Колю узнал майор.

— Куда путь держишь, партизаненок?

— К секретарю горкома.

— А ты? — повернулся майор к Васе.

— В управление НКВД.

Майор улыбнулся:

— Хлопцы, без лишних слов выкладывайте, что добыли.

— Мне велено передать только в горком, — возразил Коля.

— А что, разве фронт держится только на горкоме? — рассердился майор. — Давайте по добру.

Парней накормили, переодели и на полуторке повезли в Брянск. Вася слез возле госпиталя, Коля подкатил прямо к зданию горкома. Его встретили как героя. Горкомовцы, друзья из истребительного батальона засыпали вопросами. Появился Кравцов и увел Колю.

С того дня весь отряд стал готовиться в лес. Коля тоже собирался, но вдруг его вызвали к Кравцову. Разговор длился долго. О чем секретарь горкома столько времени говорил с мальчишкой, никто не знал, только партизаны из города ушли, а Коли Горелова с ними не было…

«А вдруг обыщет?» — мелькнула тревожная мысль, когда Коля увидел немца возле лесного института. «Свернуть в сторону? Скорее привяжется». — Решил идти напрямик, что будет, то и будет.

Поравнявшись с немцем, невольно замедлил шаг. Ему казалось, что немец сквозь пиджак видит листовки. Видит и то, что ведро внутри измазано клейстером.

Прошла томительная минута, пока опасность осталась позади. Теперь можно действовать. Завернул за угол, вытащил листовку, коснулся стенки ведра и прилепил ее на стену.

«Переболев» страхом, Коля почувствовал азарт, его потянуло в людные места. Вышел на улицу III Интернационала, остановился возле базара. Сделал вид, что читает афишу, а сам приклеил три листовки у дверей магазина, с десяток сунул в подъезды жилых домов, а одну пришлепнул на доску объявлений у биржи труда.

Мимо листовок никто не проходил равнодушно. Напирая друг на друга, люди жадно вчитывались в печатные строки:

«Товарищи, не верьте фашистской брехне. Москва — наша, советская! Гитлеру ее никогда не взять! Мощь Красной Армии растет день ото дня. Скоро она покажет свою силищу, и у гитлеровских вояк зачешутся пятки.

Друзья! Уничтожайте фашистов, помогайте партизанам чем только можете. Пусть земля горит под ногами оккупантов.

Люди узнавали правду! А сказать им правду — это все равно что дать в руки винтовку. Так расценивал свою работу Коля. Ему очень хотелось, чтобы сейчас здесь появился сам Дмитрий Ефимович Кравцов и посмотрел на лица людей, собравшихся у листовок.

Появились два полицая. Толпа моментально рассыпалась. Полицаи, матерясь, принялись соскабливать листовки. Один удивленно присвистнул:

— Батюшки, клейстер-то совсем свежий!

Другой в сердцах пырнул штык в стену:

— Попадись только мне этот большевистский агитатор! Я его шкуру заместо листовки к забору пришпилю.

Коля, размахивая ведерком, с беспечным видом пошел к реке. Отмыл клейстер, набрал воды и, не спеша, отправился домой.

Так нехитро начинало жить Брянское подполье.

В группу «Старшого» — Виктора Новикова, бывшего студента лесного института, входили Коля Горелов, Виктор Аверьянов, Ольга Золотихина, Иван Никитин. Все они знали, какая участь ждет каждого, если попадутся. Но думать об этом не хотели, верили в счастливую звезду.

Ниточка тянулась в лес

Яков Андреевич обмотал шею вязаным шерстяным шарфом, надел меховую душегрейку и объявил:

— Мне пора в карцер.

— Может, сегодня передадут что-нибудь радостное… — с надеждой вздохнула Анастасия Антоновна.

— И что тогда? — Яков Андреевич обнял худенькие плечи жены.

Она не ответила, только вытерла уголком платка глаза.

Степановы пересекли двор и зашли в сарай. Выгнав из стойла корову, Анастасия Антоновна разгребла навоз. Показалась дубовая западня с большим железным кольцом. Яков Андреевич приподнял западню и по заросшим мхом ступеням спустился в погреб. Зажег коптилку. Свет упал на наборные кассы со шрифтом. На табурете стоял старенький батарейный приемник. Яков Андреевич включил его и стал ждать. «Говорит Москва!.. — раздалось по всему погребу. — …Наши войска ведут ожесточенные бои с противником на Можайском и Малоярославецком направлениях». — Стены погреба сдвинулись, стало трудно дышать: «Можайск… Это почти Москва!..»

Дослушав горькую сводку Совинформбюро, Степанов выключил радиоприемник и склонился над наборной кассой. Нужно рассказать народу правду, какой бы она ни была.

Буквы складывались в слова: «Дорогие товарищи! Красная Армия ведет тяжелые оборонительные бои. Враг у Москвы. Родина в опасности. Это все правда. Но не падайте духом. Скоро „непобедимая“ гитлеровская разбойничья банда выдохнется.

Помогайте фронту. Уничтожайте оккупантов. Не бойтесь врага. Позор и неволя страшнее смерти. Пусть наш Брянск станет адом для фашистов…»

Устали глаза. Яков Андреевич присел отдохнуть. Вспомнилась последняя встреча с Кравцовым в горкоме партии. Кравцов тогда показал на карте Брянск и сказал: «Видишь, сколько дорог здесь сходится: из Гомеля, из Киева, из Харькова… На Орел, на Смоленск. И еще асфальтированная дорога. Мы не стратеги, но значение Брянска с военной точки зрения должны понимать. Немцам наш город вот как нужен!»

Яков Андреевич вздохнул: «Не до отдыха сейчас», — и снова подсел к кассам со шрифтом.

Печатного станка у Якова Андреевича не было. Платяной щеткой он намазывал набор краской и с силой прижимал к нему лист бумаги, накрытый сверху войлоком. Оттиск получался неровный: одни буквы заплывали, другие — едва просматривались.

Чадила коптилка. Яков Андреевич работал, не замечая ни сырости, ни холода.

Почти каждый день приходили к Якову Андреевичу подпольщики. Они приносили разведывательные данные, добытые в городе, забирали листовки. Чаще других прибегал Коля Горелов, живой, как искорка. Анастасия Антоновна доставала из домашних тайников лакомые кусочки, припасенные для него. Своих детей у Степановых не было, перед самой войной хотели было усыновить Колю-детдомовца, но он жил тогда на квартире у Семина — друга Якова Андреевича. Узнав об этом намерении, Семин возмутился: