Леонид Млечин - Шелепин и ликвидация Бандеры
Только подростком она узнала свою настоящую фамилию:
— В тринадцать лет я начала читать украинские газеты и много читала про Степана Бандеру. Со временем стала догадываться, что это мой отец.
Но эту тайну Наталья Бандера хранила от своих совсем еще маленьких брата и сестры, чтобы они не проговорились, играя во дворе с другими детьми. Ее мать всегда боялась, что советские агенты доберутся до ее мужа.
— Но мой покойный отец уставал от постоянной охраны и часто был неосторожным. Он твердо верил, что находится под особой Божьей охраной, и говорил, что если его захотят убить, то найдут способ ликвидировать и вместе с охраной.
В семье боялись не только смерти. Преследовала мысль о похищении:
— Я хочу вернуться к признаниям подсудимого, когда он говорит, как начальник его успокаивал, заверяя, что дети Бандеры будут его «благодарить» за этот поступок. Столь циничное заявление указывает на то, что КГБ планировал схватить нас, детей, вывезти в Советский Союз, сломить наше сопротивление теми ужасными способами, которые там практикуются, и сделать из нас коммунистов, чтобы мы осуждали нашего родного отца. Именно таким способом пробовали сделать коммунистом сына генерала Тараса Чупрынки (Шухевича), командира Украинской повстанческой армии…
Процесс продолжался с 8 по 15 октября 1962 года. Приговор — восемь лет тюремного заключения. Суд учел чистосердечное раскаяние и сотрудничество со следствием. Сташинский отсидел четыре. В шестьдесят шестом его выпустили из тюрьмы. Ему и его жене подготовили новые документы, и они исчезли. Считается, что одна из западных спецслужб взяла на себя заботу о нем. В обмен на информацию о том, как действует система уничтожения врагов советской власти за границей. Ему было что рассказать. Ему сделали пластическую операцию, и Богдан Сташинский исчез навсегда.
Главным виновником убийства Степана Бандеры западногерманский судья признал советское правительство. Именно тогда в Москве решили впредь подобные акции проводить за границей только в самом крайнем случае. Организатором убийства суд назвал председателя КГБ Шелепина. Эта история создала ему дурную репутацию на Западе. Со временем она станет поводом для того, чтобы убрать Александра Николаевича, ставшего одним из руководителей страны, из политики.
Сменивший его на посту председателя КГБ Владимир Ефимович Семичастный рассказывал мне:
— Я упрекал потом Шелепина: «Зачем ты Сташинского отпустил?».
Почему он стал председателем
В день, когда Александр Николаевич Шелепин занял руководящий кабинет на Лубянке, Верховный Совет СССР принял новые Основы уголовного законодательства, в которых впервые отсутствовало понятие «враг народа». Уголовная ответственность наступала не с четырнадцати, а с шестнадцати лет. Судебные заседания стали открытыми, присутствие обвиняемого — обязательным.
Это совпадение было символическим. Именно Шелепин, «железный Шурик», был, возможно, самым либеральным руководителем органов госбезопасности за всю советскую эпоху.
Для Хрущева он стал партийным оком, присматривающим за органами госбезопасности. Никита Сергеевич требовал не только от центрального аппарата, но и от местных органов КГБ докладывать о своей работе партийным комитетам. Обкомы и крайкомы получили право заслушивать своих чекистов, они могли попросить ЦК убрать непонравившегося им руководителя управления КГБ.
Хрущев запретил проводить оперативные мероприятия в отношении партийных работников, то есть вести за ними наружное наблюдение, прослушивать их телефонные разговоры. Членов партии к негласному сотрудничеству можно было привлекать только в особых случаях.
В отличие от своих предшественников и наследников, Хрущев спецслужбы не любил и чекистов не обхаживал. Никиту Сергеевича раздражало обилие генералов в КГБ, он требовал «распогонить» и «разлампасить» госбезопасность, поэтому Шелепин отказался от воинского звания, о чем на склоне лет пожалел.
Еще в пятьдесят третьем году на июльском пленуме ЦК, посвященном делу Берии, Хрущев откровенно выразил свое отношение к органам госбезопасности:
— Товарищи, я в первый раз увидел жандарма, когда мне было уже, наверное, двадцать четыре года. На рудниках не было жандарма. У нас был один казак-полицейский, который ходил и пьянствовал. В волости никого, кроме одного урядника, не было. Теперь у нас в каждом районе начальник МВД, у него большой аппарат, оперуполномоченные. Начальник МВД получает самую высокую ставку, больше, чем секретарь райкома партии.
Кто-то из зала подтвердил:
— В два раза больше, чем секретарь райкома!
— Но если у него такая сеть, — продолжал Хрущев, — то нужно же показывать, что он что-то делает. Некоторые работники начинают фабриковать дела, идут на подлость…
В стремлении поставить госбезопасность под контроль партии Хрущева поддерживал Суслов. У него был собственный малоприятный опыт столкновений с чекистами, когда ему в 1944 году поручили руководить бюро ЦК по Литве. Он действовал жестоко и был недоволен тем, что органы госбезопасности ему мало помогают, жаловался в Москву. Чекисты в долгу не оставались.
19 июля 1945 года Берия переслал Сталину составленное уполномоченным НКВД и НКГБ в Вильнюсе генерал-лейтенантом Иваном Максимовичем Ткаченко спецсообщение о нарушениях в работе партийно-советского аппарата в Литовской ССР, где речь шла о самом Суслове:
«Выступления тов. Суслова на пленумах ЦК и различных совещаниях носят больше наставительный характер. К этим наставлениям и речам местные руководители так уже привыкли, что не обращают внимания и выводов для себя не делают. Никто из них никогда не возражает против предлагаемых тов. Сусловым решений, однако никто их и не выполняет, так как должного контроля за их выполнением с его стороны нет.
Лично тов. Суслов работает мало. Со времени организации бюро ЦК около половины времени он провел в Москве, в несколько уездов выезжал два раза по 1–2 дня, днем в рабочее время можно часто заставить его за чтением художественной литературы, вечером (за исключением редких случаев, когда нет съездов или совещаний) на службе бывает редко».
Михаил Андреевич не хотел, чтобы чекисты имели право присматривать за ним и жаловаться на него. Поэтому положение госбезопасности в хрущевские годы изменилось, полномочия их и влияние сократились.
Но чистка органов не удалась.
В Донецкой области комиссию по пересмотру дел возглавлял секретарь обкома Александр Павлович Ляшко. Он в пятьдесят шестом предложил первому секретарю обкома Ивану Павловичу Казанцу провести открытые судебные процессы над виновниками массовых репрессий.
«Ко мне пришел один посетитель, — рассказывал Ляшко. — Он от звонка до звонка отсидел восемнадцать лет. Его, обвиняемого в участии в правотроцкистской организации, на допросе жестоко избивали. Он сказал: “Я встретил своего палача, избивавшего меня резиновой дубинкой”. И назвал фамилию.
Явившийся по моему вызову сотрудник госбезопасности рассказывал, что их группа, позже откомандированная на Северный Кавказ, получила задание уничтожить две тысячи врагов народа. “Двое держали жертву за руки, а третий набрасывал на шею петлю”. — “Уходите немедленно!” — мне показалось, что в глазах рассказчика мелькнуло безумие. “Я не душил. Я только держал…”».
Александр Ляшко ночь не спал, а утром пошел к первому секретарю с предложением исключить этого мерзавца из партии и вообще проверить кадры областного управления госбезопасности.
Иван Казанец посоветовался с руководителем Украины Николаем Викторовичем Подгорным. Тот согласился, что безнаказанность недопустима. Но когда Казанец пересказал предложение своего секретаря Александра Ляшко о сплошной проверке кадров и открытых процессах, Николай Викторович вскипел:
— Пусть ваш Ляшко в кадры КГБ не лезет! Это не его дело! Если поступить так, мы за две недели разгоним органы. А без них жить нельзя! Секретарю обкома надо это понимать. В Москве ведь не спешат? Пощипали кое-кого после съезда, да и то негромко. Там у Никиты Сергеевича положение непростое.
Пересказав разговор с Киевом, Казанец приказал Ляшко:
— Будем, значит, спешить медленно. Пока передавайте на рассмотрение в партийные организации дела только тех, на кого поступили заявления. А там видно будет…
Через месяц после назначения Шелепина собрался ХХI внеочередной съезд партии, чтобы утвердить программу построения коммунизма в Советском Союзе, а заодно и производственные задания на семилетку.
Слово было предоставлено и новому председателю КГБ.
Шелепин начал с ритуальных восхвалений Хрущева, начертавшего «обоснованную и реально осуществимую программу строительства коммунизма». Потом он рассказал о подрывной, шпионской работе империалистических кругов, но успокоил делегатов съезда:
