Джон Хьюз-Уилсон - История катастрофических провалов военной разведки
Несмотря на заявления сторонников теории заговора, к Перл-Харбору привели не какие-то интриги, имевшие целью втянуть Соединенные Штаты в мировую войну, и не происки Черчилля, пытавшегося вынудить США прийти на помощь Великобритании в бедственном положении последней. Чем глубже мы анализируем предшествующие этой катастрофе события, тем очевиднее становится то, что, как и в большинстве подобных инцидентов, причиной была цепочка более или менее фатальных ошибок, которые привели к печальной развязке. Реконструкция прошлого — самая точная из наук, поэтому сегодня мы можем восстановить все звенья в цепи событий, приведших Америку к катастрофе. В лавине просчетов, допущенных американскими властями, особенное место, бесспорно, занимает провал разведки.
Для аналитика-профессионала факторы, приведшие к Перл-Харбору, очевидны:
1. Единая государственная разведслужба отсутствовала.
2. Японцы как потенциальные противники недооценивались.
3. Комплексный анализ всех возможных последствий не проводился.
4. Различные типы агентуры были недостаточно обеспечены ресурсами.
5. Важность поступающей информации никто не был способен оценить по достоинству.
6. У разобщенных разведслужб были собственные амбиции.
7. Старшие чины не отличались широтой кругозора.
8. Служб оповещения и предупреждения не существовало.
9. Велось соперничество между различными агентствами, боровшимися за политическую власть и влияние.
10. Недоставало квалифицированных аналитиков-профессионалов.
11. Не ощущалась потребность в принятии неотложных мер.
Список подобных «тревожных факторов» можно при желании продолжать, но суть понятна: в декабре 1941 года Соединенные Штаты Америки не относились серьезно к возможной войне с Японией и не организовали разведслужбу, способную спрогнозировать и предвосхитить удар врага. В ретроспективе картина становится предельно ясна, но таков удел большинства катастроф — они становятся очевидны, лишь когда произойдут.
Не совсем обычным моментом в вопросе о Перл-Харборе является то, что мы с высокой степенью вероятности можем назвать событие, послужившее катализатором японской агрессии. Первый шаг к войне сделали именно американцы. К июлю 1941 года милитаристская и экспансионистская политика императорской Японии, вторгавшейся на территорию соседних стран, переполнила чашу терпения союзников. После бесцеремонного захвата Китая и Маньчжурии вторжение Японии в Индокитай стало последней каплей. В качестве ответной меры Соединенные Штаты, при поддержке британской и голландской колониальных администраций в Ост-Индии, наложили стратегическое эмбарго на поставки в Японию нефтепродуктов и стали. Этот шаг был продиктован стремлением усадить японское правительство за стол переговоров. Способность Японии к ведению войны и вообще вся ее экономика зависела как раз от импорта нефти и другого сырья, такого как каучук из голландской Ост-Индии и британской Малайи. Естественно, политики в далеких кабинетах рассчитывали на то, что эмбарго заставит агрессора одуматься, однако Япония и ее премьер-министр Тодзио рассматривали другой вариант развития событий. Любой знаток японской культуры и менталитета, не боясь ошибиться, мог сделать вывод, что дипломатическое давление США не оставляло гордым, стремящимся к независимости и крайне воинственным потомкам самураев иного выхода, кроме войны и захвата того, в чем нуждалась Япония. Итак, с июля 1941 года Япония склонилась к силовому решению проблемы.
Можно было даже высчитать момент нападения на США. Еще летом американские экономисты совершенно точно спрогнозировали, что запасов авиационного топлива в Японии хватит лишь на пол года. По истечении этого времени, в декабре 1941 года, японцы, по расчетам американских политиков, должны были пойти к союзникам с протянутой рукой. И если милитаристы вновь захотят получать нефтепродукты и стратегические материалы, разве будет у них иной выбор, кроме как отказаться от незаконных завоеваний в Юго-Восточной Азии?
К сожалению для американских стратегов, их японские коллеги по-другому оценивали механизм обратного отсчета, запущенный в Вашингтоне. С точки зрения Токио, у японцев не было иного выхода, кроме как взять силой то, что более нельзя было приобрести за деньги. И конечно же, приступать к этому следовало до конца декабря, прежде чем начнут иссякать запасы бензина для самолетов. Далеко не первый раз в истории разведки две противоборствующие группы аналитиков смотрели на одну и ту же проблему с диаметрально противоположных сторон. Именно в этом нужно искать корни катастрофы Перл-Харбора.
Несмотря на то что отношение к намерениям японцев было в Вашингтоне весьма легкомысленным и даже наивным, президентская администрация принимала в расчет воинственный менталитет Империи. Серьезный успех дешифровщиков министерства обороны США, вскрывших японские коды (подобно тому, как в те же сроки англичане получили доступ к трафику немецкой машины «Энигма» в ходе операции «Ультра»), позволил читать секретную переписку японского командования. Теоретически любая корреспонденция самого высокого уровня могла бьггь прочитана и представлена всем заинтересованным лицам, начиная с президента. Кодовое название этой корреспонденции было соответствующим — «Мэджик»,— и благодаря ее взлому многие секреты подготовки к нападению на Перл-Харбор должны были стать известны заранее.
Хроника развития радиотехнической разведки США была весьма любопытной. В 1929 году MJ8, первая команда шифровальщиков во главе с легендарным Хербертом Ярдли, была без особых проволочек распущена по приказу военного министра Генри Стимсона. Позже он назвал и причину этого: «Джентльмены не читают чужую переписку». Подобная щепетильность вовсе не была продиктована высокими побуждениями (как обычно и оказывается). В то самое время, когда деятельность MI8 была свернута, полномочия группы Ярдли были переданы другой структуре, армейской службе радиотехнической разведки Signal Intelligence Sewice (SIS) под руководством Уильяма Фридмена. Последний, преданный делу ученый, приступил к задаче по расшифровке японских дипломатических кодов.
Между тем японский радиотрафик успешно читала еще одна американская организация. В Вашингтоне командование военно-морского флота создало свою, тщательно законспирированную группу дешифровщиков под названием OP-20-G. Во главе ее находился молчаливый и эксцентричный лейтенант флота Лоуренс Саффорд. Нет никаких сведений о том, что деятельность обоих агентств была скоординирована, даже несмотря на то, что они, по забавному совпадению, занимали здания в соседних кварталах. Группа Саффорда кропотливо работала в здании на Конститьюшн-авеню, принадлежавшем флоту, а чуть дальше по улице, в здании армейского склада, нашла пристанище команда Фридмана, с энтузиазмом принявшаяся за взлом дипломатических каналов переписки японцев.
К 1941 году обе группы были загружены под завязку. OP-20-G удалось получить практически полный доступ к ежедневным переговорам ВМС Японии; операция получила название «Орандж». Зоной ответственности SIS была дешифровка дипломатической почты японцев, имевшей название «Пурпур». Армия и флот не доверяли друг другу и не спешили делиться полученной информацией — у каждого ведомства были свои секреты. Отсюда проистекает вторая причина катастрофы, ведь для того, чтобы собрать пазл, нужно иметь перед собой все его фрагменты.
Если такой иллюстрации бюрократических проволочек недостаточно, то вот еще один пример конкуренции между OP-20-G и SIS. Лейтенант Саффорд писал: «Мы достигли договоренности с SIS о разделении обработки дипломатической информации на основе очередности: по нечетным дням ей будет заниматься флот, по четным — армия... Позже разведки флота и армии договорились о предоставлении информации в Белый дом и Государственный департамент на основе очередности: флот посылает такую информацию по нечетным месяцам, армия — по четным».
Итак, чтобы еще больше усложнить картину происходящего, армия и флот не только отказывались сотрудничать в анализе данных и введении технических усовершенствований, но и не стремились делиться успехами. В довершение всего они направляли своим боссам лишь добытую ими самими часть информации, не обращая внимания на ее целостность. В современном мире, где информация — ценный товар, способность получить монополию на доступ к уху важного политика является поистине триумфом бюрократа. Тем удивительнее то, что в 1940 и 1941 годах руководители армейской и флотской разведок не передавали полученную от своих подчиненных информацию даже президенту Соединенных Штатов.
Мотивом такого поведения служило подспудное (и небезосновательное) подозрение, что лица из президентской администрации не смогут удержать язык за зубами, если им станут известны настоящие тайны. Были, скорее всего, и другие, менее четкие мотивы. И генерал Маршалл, начальник штаба сухопутных сил, и адмирал Старк, начальник штаба флота, испытывали недоверие к разного рода советникам, окружавшим президента. Далеко не все были уверены, что «Новый курс» Рузвельта действительно служит интересам государства. Как результат, разведки армии и флота свели к минимуму объем информации по «Мэджик», используя очень жесткие фильтры. По-видимому, только Рузвельт, военный министр Стимсон (судя по всему, пересмотревший свое прекраснодушное мнение о недопустимости перлюстрации чужой переписки), военно-морской министр Нокс и госсекретарь Корделл Халл, имели доступ к секретной переписке «Мэджик», да и то в очень ограниченном объеме.
