Красная капелла. Страшный сон гестапо - Валентин Константинович Мзареулов
В 1934 г. в целях обеспечения безопасности «A/201», рассматриваемого советской разведкой в качестве важнейшего источника, руководство Иностранного отдела НКВД (ИНО) приказало прекратить его связь с Москвой через «A/70». Начальник ИНО А. Х. Артузов назначил «оператором» Лемана офицера НКВД В. М. Зарубина, получившего свой первый разведывательный опыт на Дальнем Востоке и в дальнейшем под маской чешского инженера создавшего разведывательную сеть ИНО в Швейцарии, Франции и Италии. Зарубин, свободно говоривший по-английски, по-французски и по-чешски, был человеком в высшей степени интеллигентным и способным интегрироваться в любое общество. После того, как в 1934 г. Зарубин со своей женой Елизаветой, которая говорила по-немецки, был переведен в Берлин в качестве нелегального (работавшего без дипломатического прикрытия) резидента НКВД, супруги Зарубины сразу же установили прямую связь с Леманом. В целях усиления конспирации Леману было дано новое условное имя: источник «A/201» превратился в агента «Брайтенбах». Советская сторона ежемесячно выплачивала ему материальное вознаграждение в 580 рейхсмарок. Тем самым за относительно небольшие деньги разведка НКВД в Германии получила доступ к секретнейшей информации, о которой ранее она могла лишь мечтать[159].
Но не следует считать, что Леман работал только за деньги. Советский разведчик Б. Н. Журавлев, лично знавший Лемана, утверждал, что «Брайтенбах» сотрудничал с СССР из-за антифашистских убеждений. «Я и сегодня ни минуты не сомневаюсь, что «Брайтенбах» работал исключительно на идейной основе. Хоть и кадровый полицейский, он был антинацистом. Возможно, даже именно поэтому. Тем более что, очутившись в гестапо, видел изнутри, насколько преступен гитлеровский режим, какие несчастья он несет немецкому народу», – сказал Журавлев в интервью Т. К. Гладкову. «Да, я иногда передавал ему деньги, поверьте, то были очень скромные суммы, на которые не разгуляешься. Их надо считать не платой за информацию, а лишь своеобразным пособием для приличного существования. К слову сказать, он куда больше радовался продовольственным карточкам, которыми я его снабжал… Когда вы встречаетесь с человеком, разговариваете с ним, и не только о делах, вы начинаете ощущать, чем он дышит… Я никогда не забуду отчаяния в его глазах при нашей последней встрече за три дня до начала войны. Это были страдающие глаза моего собрата и соратника по борьбе с нацизмом, а не глаза платного информатора. Я и обратился к нему не по псевдониму, а «геноссе» – товарищ», – вспоминал Журавлев[160].
Об антинацистских взглядах Лемана свидетельствует такое его высказывание: когда в мае 1941 г. «заместитель фюрера по партии и его полновластный представитель» Р. Гесс перелетел в Англию и был в Германии официально объявлен сумасшедшим, Леман сказал: «Ну вот, теперь ясно, кто стоит у власти. Все над нами смеются»[161].
Однако сотрудничество Лемана с Москвой началось еще до прихода нацистов к власти, во времена демократической Веймарской республики. Особенной удачей для советской разведки было то обстоятельство, что с весны 1930 г. Леман в Управлении полиции Берлина отвечал за контрразведывательное обеспечение полпредства СССР. Таким образом, через Лемана НКВД получил доступ к многочисленным ценным документам. Агент «Брайтенбах» поставлял Зарубину такие секретные материалы, как: «Вопросы русского шпионажа», «Разведшкола в Минске», «КПГ и государственная измена», «Советское посольство в Германии». Зарубин сразу же передавал полученные от Лемана сведения в Москву[162].
Начиная с 1932 г. наряду с текущими данными берлинской полиции по контрразведке советская внешняя разведка стала получать от «Брайтенбаха» многочисленные сведения о польских шпионских организациях: в этом году Леман был назначен руководителем польского направления контрразведки. В ноябре 1932 г. «Брайтенбаху» удалось передать советским «кураторам» весь комплект польских дел, которыми располагала германская контрразведка.
Когда в апреле 1933 г. была создана тайная государственная полиция, отдел контрразведки вошел в эту структуру. Леман, получивший чин криминал-секретаря, возглавил в гестапо группу «Борьбы с коммунистическим шпионажем». В марте 1933 г. Леман посетил берлинскую тюрьму Моабит, где содержался вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман и сообщил советской стороне об условиях его содержания[163]. «Брайтенбах» также передал советской разведке список лиц, подлежавших аресту гестапо или высылке, что помогло спасти некоторых из них.
В своем отделе «Брайтенбаху» удалось похитить компрометирующий Москву материал о разведывательных операциях СССР в Германии и их поддержке немецкими коммунистическими группами[164]. Провалом мероприятий абвера и гестапо, направленных против советской разведки в «третьем рейхе», НКВД было обязано Леману.
Даже с помощью перевербованных агентов Коминтерна германским контрразведчикам не удалось достичь заметных результатов в борьбе с советским шпионажем. Среди арестованных в Германии с 1930 по 1941 гг. советских разведчиков были почти исключительно агенты Коминтерна. Ликвидация этой густой, но мало эффективной разведывательной сети не привела гестапо и абвер к победе над советской разведкой: сеть Коминтерна в основном служила лишь для поддержки и прикрытия более ценной агентуры – ИНО и Разведупра Красной армии[165].
На основе информации «Брайтенбаха» в 1934 г. удалось, например, предотвратить готовившийся гестапо арест нелегала ИНО Арнольда Дойча (псевдоним Стефан Ланг). Дойч, который благодаря «Брайтенбаху» остался нераскрытым и выехал в Великобританию, создал там одну из самых успешных советских разведгрупп – «кембриджскую пятерку», куда входили Ким Филби, Энтони Блант, Гай Берджесс, Джон Кернкросс и Дональд Маклин[166].
Среди переданных Леманом советской разведке материалов были многочисленные документы о структуре и характере работы гестапо и абвера, а также обширные досье на руководителей этих шпионских организаций. Ценнейшие данные содержали добытые «Брайтенбахом» шифротелеграммы: советским специалистам по дешифровке удалось взломать германские секретные коды и прочитать их.
В гестапо Леман был вне подозрений: 20 апреля 1934 г., в день рождения Гитлера, он был принят в СС и даже вступил добровольцем в 44-й берлинский штурмовой отряд СС. Летом 1934 г. «Брайтенбах» сообщил НКВД подробности «путча Рема». На основе этой информации нарком внутренних дел Г. Г. Ягода разработал для Сталина подробный доклад о «ночи длинных ножей»[167]. 30 июня 1934 г. в канун «ночи длинных ножей» министр внутренних дел и глава полиции Пруссии Г. Геринг пригласил Лемана среди других полицейских чинов на открытие своей загородной виллы, откуда Геринг и руководил действиями эсесовцев в Берлине[168]. В 1934 г. Леман был переведен в отдел «III-F» управления гестапо Берлина.
Под руководством Гюнтера Патшовского Леман в ранге окружного криминал-секретаря отвечал за обеспечение защиты военных предприятий от иностранного шпионажа. Таким образом, в распоряжение советской разведки попали обширные материалы по германской военной промышленности.
В 1935 г. «Брайтенбах» в силу своего служебного положения получил доступ к информации о сверхсекретной германской программе ракетостроения, которой руководил Вернер фон Браун. В конце 1935 г. Леман принимал участие испытаниях 1,5-тонного жидкостного двигателя для ракеты «A-3» на полигоне Куммерсдорф в
