Жиль Перро - Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха

Жиль Перро

Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха

Часть 1 Разведывательная сеть

Пост подслушивания в Кранце был предназначен для перехвата подпольных радиопередач. В ночь с 25 на 26 июля 1941 года дежурный, как обычно, настроил свой приемник на частоту норвежского передатчика. Однако вместо норвежских позывных радист записал неизвестные группы знаков: KLKот РТХ, KLKот РТХ, KLKот РТХ. Затем было передано сообщение из нескольких цифрогрупп. Дежурный составил донесение о том, что обнаружена новая подпольная радиостанцияи указал, на какой частоте ведутся передачи. Так началась история, которая превратилась в подлинный кошмар для рейхсфюрера Гиммлера и адмирала Канариса, начальников двух немецких секретных служб, история, из-за которой Адольф Гитлер 14 мая 1942 года вынужден был признать: «Большевики сильнее нас только в одном: в области шпионажа». Хотя в то время фюрер не знал и о сотой доле грандиозных дел, совершенных «Красной капеллой».

Начало пути

Герой этой истории Леопольд Треппер, польский еврей, родился 23 февраля 1904 года в местечке Новы-Тарг, неподалеку от Закопане. Его отец, коммивояжер, работал до изнеможения, чтобы прокормить семью, где было десять детей. Надорвавшись, он умер, когда Леопольду еще не исполнилось и двенадцати лет. Поскольку мальчик отличался редкой живостью ума, родственники решили сделать все, что было в их силах, лишь бы помочь его продвижению по социальной лестнице.

В то время в Польше в силу вековых традиций антисемитизм был распространенным явлением; страна находилась под сапогом военной диктатуры, обескровленная войной и экономическими встрясками. В столь неблагоприятных условиях надежды Трепперов могли не оправдаться. Словно пассажиры плота Медузы, они готовы были пожертвовать последними крохами одному из собратьев, лишь бы он, набравшись сил, сумел подняться на вершину мачты.

Леопольд учился во Львове, затем поступил в Краковский университет, где слушал курсы лекций по истории и литературе. Тогда, в восемнадцать лет, он еще верил, что перед ним прямая дорога, ведущая наверх. Получая небольшую стипендию и скромную денежную помощь от семьи, Треппер кое-как сводил концы с концами. Профессора были им довольны. Через год Польшу поразил новый экономический кризис, и уделом краковского студента на долгое время стала борьба с голодом. В этой борьбе Голод победил.

Студент оставил учебу и стал каменщиком, затем слесарем. Кризис добрался даже до мастеровых, и, соскользнув по «мачте» вниз, юноша оказался на земле и даже под землей: в катовицких шахтах. Два года спустя он выбрался наверх и стал чернорабочим на литейном заводе в Домброве. Но по-прежнему голодал. Вся Домброва голодала. Рабочие, доведенные нищетой до отчаяния, взбунтовались, но польские уланы очень быстро усмирили их. Одного из организаторов движения протеста звали Треппер. Его арестовали и бросили в тюрьму. К тому времени Леопольду исполнилось двадцать два года и он по- прежнему голодал.

Одна из фотографий подпольной коммунистической ячейки, к которой принадлежал Треппер, уцелела, несмотря на полицейские, а затем и гестаповские обыски. Человек десять совсем молоденьких, наголо остриженных парней с непроницаемыми лицами. На фотографии все похожи друг на друга, все одержимы единой страстью, и эта одержимость придает их чертам одинаковую суровость. Непримиримые и потерявшие надежду. Если бы группа этих бритоголовых была одета в летную форму, а не в кургузые куртки, их можно было бы принять за японских камикадзе. Треппера легко найти на фотографии. Даже после того, как годы и пережитое изменят это лицо и придадут ему гранитную твердость, его все же можно будет узнать по светло-серым глазам. В таких глазах можно прочесть и непоколебимую решимость, и неожиданную нежность.

Треппер провел восемь месяцев в застенках диктатора Пилсудского, где пытки, которым подвергались члены коммунистической партии, превосходили в изуверстве те, что будет применять гестапо, — самой обычной из них была пытка водой, заимствованная из средневековья; затем Треппер был освобожден — его даже не удосужились отдать под суд. Он уехал в Варшаву. Четыре первых буквы названия Домброва он «увез с собой». Домб — это будет его псевдоним на ближайшие десять лет. Позднее он станет «Большим шефом» — так станут называть его товарищи и агенты гестапо.

В Варшаве для юноши, который принимал участие в домбровском мятеже, никакой работы не нашлось. Он стал добиваться иммиграционной визы во Францию, однако в этом ему было отказано — французские власти вовсе не горели желанием принять у себя рабочего-бунтовщика. Но Треппер понимал, что жить в Польше он уже не сможет; здесь его ничего не ожидало, кроме голодной смерти.

Организация «Гехалуц» была его единственным спасением. Он постучал в ее двери; ему открыли, и наконец Трепперу удалось выбраться за пределы Польши. «Гехалуц», сионистская организация, финансируемая богатыми американскими евреями, оказывала помощь собратьям, эмигрирующим в Землю обетованную. Палестина еще находилась под властью англичан, и им преотлично удавалось запрещать въезд в страну массе обездоленных, которым через несколько лет суждено будет принять смерть в печах Освенцима, — правда, в то время англичане, конечно, не могли предположить, что этим людям уготована такая участь.

«Гехалуц» занималась отбором тех счастливчиков, перед которыми английские власти ежегодно приоткрывали двери Земли обетованной. Как истинные американцы, финансисты из «Гехалуц» следовали принципу рентабельности и потому борьбу с коммунизмом стремились сочетать с активной сионистской деятельностью. Таким образом предпочтение отдавалось кандидатам, которые казались легкой добычей для вербовщиков организации. Леопольд Треппер, обманувшийся в своих честолюбивых надеждах, с грузом тяжелого прошлого и неопределенностью в будущем, подходил им со всех точек зрения. Ему предоставили кое-какую денежную помощь и посадили в поезд, который через Вену и Триест прибыл в Бриндизи, откуда пароходом Треппер отправился в Палестину. Тогда ему было двадцать четыре года, и он не предполагал, что Голод последует за ним и в это путешествие.

Он снова обрел этого верного спутника, ступив на пристань Хайфы. Сначала Трепперу пришлось дробить булыжники для мощения дорог, затем стать сельскохозяйственным рабочим в киббуце. Самой приятной должностью, которую он занимал в Палестине, было место ученика на заводе электроприборов.

Казалось, жертвы семьи Трепперов были напрасны и Леопольду никогда не подняться на вершину мачты. Но по некоторым сведениям в 1929 году он стал членом Центрального комитета Коммунистической партии Палестины, и, значит, не родственники его, а финансисты из «Гехалуц» зря потратили свои доллары…

Как бы то ни было, детищем Треппера стала группа «Единство». Убежденный коммунист, он стремился добиться единства действий евреев и арабов в борьбе против английских оккупантов. В 1930 году полиция добралась до Треппера и его людей, бросила их в тюрьму. Предупрежденный о том, что арестованных собираются выслать на Кипр, Треппер организовал голодовку протеста. Сначала к этой акции не отнеслись всерьез, но участники голодовки не сдавались. Английская пресса подняла шум, были сделаны запросы в палате общин. Представитель британской короны в Палестине решил освободить узников, причиняющих столько неприятностей. Поскольку они так ослабели от голода, что не могли идти, их на носилках вынесли за ворота тюрьмы и оставили там.

Через несколько недель Треппер нелегально переправился во Францию. Он был мойщиком посуды в одном марсельском ресторане, затем переехал в Париж, где устроился маляром. Этой работе суждено было стать последней в длинном ряду случайных ремесел, за которые приходилось браться Леопольду Трепперу. Настал момент, когда он обрел свое настоящее призвание. Будущий Большой шеф делал первые шаги на новом поприще.

В то время во Франции действовала советская разведывательная сеть, которая отличалась большой эффективностью при поистине поразительных по простоте методах работы. В своей деятельности она опиралась на систему рабкоров — советский термин, означающий «рабочий корреспондент». Идея принадлежала самому Ленину. Революция обрекла на изгнание большинство русских журналистов — выходцев из буржуазных кругов, и за неимением профессионалов, которые могли бы их заменить, к этой работе стали привлекать дилетантов. В деревнях, на заводах простые труженики стали выступать в роли самодеятельных корреспондентов и заполнили советские газеты статьями, посвященными местным проблемам, и разоблачительными материалами о предателях и саботажниках. Органы внутренних дел использовали эти материалы в своих интересах. По тому же принципу была организована работа за рубежом, но в данном случае эту систему в своих целях использовали советские секретные службы.