Геннадий Белов - Атлантическая эскадра. 1968–2005
Наконец, с корабля сошли все проверяющие, представители тыловых служб и штабов, провожающие и помогающие. В последнюю минуту, когда уже были отданы кормовые швартовы и поднята сходня, на причал влетела машина от начальника тыла флота, на которой привезли 200 литровую бочку хорошего питьевого спирта. Груз очень нужный и деликатный. Приостановив отход от причала, приняли на борт сверкающую на солнце бочку с «международным валютным эквивалентом», и вышли на рейд. Злополучная бочка была нестандартных размеров и не влезала ни в один люк. Чтобы избежать посягательства на ее содержимое, командир приказал запихнуть эту «красавицу» в помещение секретной канцелярии, которая располагалась рядом.
Отошли от причала и встали на якорь на рейде Североморска. После окончательной проверки экипажа и прикомандированных по спискам выяснилось, что на корабль не прибыл финансист мичман Захаров, который на ночь ездил в Мурманск попрощаться с семьей. Возможно, он струсил надолго идти в море. Командир подписал приказ поименной численности фактически присутствующих на борту офицеров, мичманов, матросов, прикомандированных и облегченно вздохнул. Приняли на корабль с подошедшей баржи последнюю порцию горячего заводского хлеба. Старший на загрузке хлеба мичман А. П. Черниченко подошел к командиру, показав выпрошенного им на барже пушистого маленького щенка, попросил разрешения взять его в поход. Собаке дали имя Чапа и зачислили приказом в списки экипажа, поставив на довольствие. Вожатым собаки был назначен находчивый мичман.
Доложив о готовности, снялись с якоря и направились к выходу из Кольского залива в далекую и неизвестную Африку. Стоящие на рейде корабли подняли флажный сигнал с традиционным пожеланием:
– Желаем счастливого плавания.
С этой минуты ответственность за экипаж, корабль и выполнение поставленных задач полностью легла на командирские плечи, подстраховывать в море некому. В первый день похода отрабатывались ходовые вахты и смены, тщательно перепроверялись корабельные помещения и раскрепление грузов. Корабль готовился к штормовому плаванию, а экипаж притирался к ходовому режиму. Через какое-то время на мостик поднялся приписанный к походному штабу старший оперуполномоченный особого отдела и вкрадчивым доверительным голосом сообщил командиру, что он вынужден будет доложить наверх о нарушении режима хранения секретных документов, потому что в канцелярии хранится бочка со спиртом, которая таит в себе пожарную опасность. Командир успокоил представителя «всевидящего бдительного ока» и пообещал за ночь эту бочку из канцелярии удалить. Раздача спирта на корабле – это важное событие, процесс ответственный и специфический. Учитывая обычаи наших моряков и чтобы исключить случаи отравления этиловым спиртом, командир всегда договаривался со снабженцами и получал на корабль только хороший питьевой спирт. Конечно, офицеры и мичмана не всегда расходовали весь полученный спирт на протирку контактов и чистку приборов. Иной раз, после тяжелой вахты принимали перед сном граммов 50, и это помогало снять стресс и расслабиться. На противолодочных кораблях, эсминцах и подводных лодках спирт хранится у старшего помощника командира, который ежемесячно раздает его командирам боевых частей. Такова организация и традиция. В данном случае предстояло в самом начале похода выдать на руки офицерам годовую норму спирта, поскольку создалось безвыходное положение. Нужно было убирать бочку из секретной канцелярии.
На вторые сутки похода, когда после полуночи основная часть экипажа легла отдыхать, Кибкало вызвал командиров боевых частей для получения заветного «международного эквивалента». Старшим на раздаче был старпом, ему помогал помощник по снабжению, а непосредственно разливал спирт в принесенную посуду, подсасывая его с помощью шланга из бочки, матрос Иванчук, заведующий секретной канцелярией. Маленького роста, юркий и сообразительный, со смеющимися глазами, Иванчук пользовался доверием у офицеров. Для того, чтобы перелить из бочки с помощью тонкого шланга 200 литров спирта, потребовалось продолжительное время. Старпом, надышавшись хмельных паров, ушел к себе в каюту. Помощник командира по снабжению капитан-лейтенант Сазонов, который учил матроса подсасывать из шланга спирт, чтобы тот хорошо вытекал, сделав несколько глотков обжигающей жидкости, пошел в каюту закусить. Добросовестный исполнительный Иванчук старательно раздавал содержимое бочки, записывая в ведомость каждого получателя. Море было спокойным. Вокруг не было ни одного судна, только на горизонте отсвечивали светло-серым холодным заревом полярные паковые льды. На ходовом мостике мерно жужжали приборы. Вдруг внизу под ходовым мостиком раздался неимоверной силы гул, похожий на запуск ракетного двигателя. В тамбурах и коридоре погас свет, и запахло паленой шерстью. Сбежав вниз, командир встретился с встревоженным командиром БЧ-5 капитаном 3 ранга Федоровым, и они решили, что в тамбуре в электрический щит забралась крыса и перегрызла кабель, устроив короткое замыкание. Механик побежал в пост энергетики, а командир направился к секретной канцелярии, где увидел леденящую сердце картину. Дверь в канцелярию была распахнута. Посередине помещения стояла странно раздутая, как шар, злополучная бочка. На палубе, у шкафов с документами лежал матрос Иванчук, волосы на его голове дымились.
– Живой?
– Так точно, товарищ командир, живой.
– Что произошло?
– Хотел посмотреть, сколько в бочке осталось спирта и поднес к открытой горловине горящую спичку. А она жахнула. – слабым голосом, с чувством досады и обиды произнес Иванчук.
Он был в шоковом состоянии, и его тотчас отнесли в корабельный лазарет, находившийся рядом. Корабельному врачу капитану В. Лукьянову была поставлена задача:
– Произвести обследование и сделать все возможное и невозможное, чтобы в короткие сроки без госпитализации ввести его в строй без ущерба для здоровья.
Стоило только доложить на флот, что на корабле рванула бочка со спиртом в помещении канцелярии с секретными документами и пострадал матрос, и корабль немедленно направят в базу для разбирательсва и мучительных расследований вопиющего происшествия. Поступил первый доклад доктора о том, что жизни и здоровью матроса опасность не угрожает. Имеются ожоги головы и лица, которые можно вылечить в лазарете за 10–15 суток. На малом совете командир с замполитом решили об этом случае никому не докладывать, а с Иванчуком договорились, что на любые вопросы офицеров, матросов и даже компетентных органов он будет говорить, что по ошибке открыл клапан паровой грелки и получил ожог паром. К общему удивлению, это событие не получило огласки.
Докторам пришлось много повозиться и проявить изобретательность, чтобы обгоревшие веки матроса не завернулись внутрь глаз. Слава Господу, все закончилось благополучно. Шрамов на лице не осталось. Иванчук выздоровел и вернулся в канцелярию. После этого случая он бросил курить, и спичек у него никогда больше не было.
По мере плавания экипаж втягивался в походный режим. Корабельная жизнь налаживалась. Корабль шел к Фарерским островам, где всегда очень свежая погода. Штаб флота назначил «Жгучему» первую заправку топливом от танкера Балтийского пароходства «Тукумс» именно в этой зоне. Штаб флота загнал корабль к кромке льдов уже после утверждения командующим СФ маршрута перехода, увеличив расстояние до точки заправки на 17–20 процентов и не изменив место встречи с танкером. Топлива на корабле оставалось в обрез, резерва на случай штормовой погоды не оставалось. Третьи сутки корабль шел в полном радиомолчании, отрабатывая ходовые расписания и проводя плановые учения по поиску подводных лодок и борьбе за живучесть. После каждой «учебной тревоги» матросы тщательно осматривали помещения и механизмы, дважды в сутки офицеры проверяли наличие личного состава. Контроль за моряками был повышенный, поскольку более 60 % экипажа – молодые матросы. Однажды на пороге каюты командира появился молодой матрос Михальцов из электромеханической боевой части. Он осторожно вошел в каюту, бережно держа в руках открытую металлическую банку с густой смазкой – циатимом.
– Товарищ командир. Я нашел эту штуку на днище трюма машинного отделения у донного патрубка под главной холодильной установкой.
В густую смазку была вставленна боевая ручная граната Ф-2 с вынутой чекой. Защелку взрывателя от срабатывания удерживала только загустевшая в холодном трюме смазка. Она уже отодвинулась на несколько миллиметров, и трудно было понять, когда сработает взрыватель и прогремит взрыв. Чтобы не рисковать, Кибкало осторожно взял из рук матроса это смертельное взрывное устройство и выбросил за борт через иллюминатор каюты. Расчет коварного выродка, установившего взрывное устройство, был прост. При входе корабля в тропическую зону температура забортной воды повысится до 20–24 градусов по Цельсию. Застывшая в северных широтах смазка в банке размягчится, защелка под действием пружины отойдет и устройство взорвется. Место установки было выбрано профессионально. При взрыве гранаты через поврежденный патрубок диаметром около метра морской водой должно быть затоплено самое большое помещение на корабле – машинно-котельное отделение. Это неминуемая гибель корабля в море. Заглушить этот патрубок при его повреждении под главным холодильником практически невозможно, к нему не подобраться ни с какой стороны. Таковы конструктивные особенности корабля. Командир поощрил бдительного матроса десятью сутками отпуска с выездом на Родину после окончания похода. Этот бесстрашный парнишка, не мешкая, прибежал с опасной находкой, минуя всех, прямо к командиру корабля. Он предотвратил диверсию – искусно и подло задуманную и подготовленную чьей-то злодейской рукой трагедию – гибель корабля с экипажем. После этой опасной «находки» был составлен план тщательного осмотра всех помещений корабля, особенно расположенных вблизи погребов с ракетами и боезапасом. Больше недели экипаж исследовал каждую выгородку, каждый коффердам. Были осмотрены помещения, куда никто не заглядывал с момента постройки. Подобных «сюрпризов» на корабле больше не было обнаружено.
