Виктор Млечин - На передних рубежах радиолокации
В 1943 г. отец ушёл из театра Революции и перешёл на другую работу. Этому предшествовали некоторые события, связанные с именем Н. П. Охлопкова. Доподлинно эти события мне неизвестны, но некие версии просочились тогда в коллектив театра. После закрытия Реалистического театра Н. П. Охлопков перешёл в Камерный театр и, немного проработав, ушёл в театр им. Вахтангова. Там он поставил спектакль «Фельдмаршал Кутузов» по пьесе в стихах Владимира Соловьёва. Но было совершенно очевидно, что работать с А. Таировым, как и с Р. Симоновым, корифеями советского театра, ему было явно не с руки. И он стал писать письма, в том числе И. В. Сталину, что он не занят в работе, что как режиссёр он простаивает. В качестве плюса для Н. П. Охлопкова было то, что к этому времени он удачно сыграл роль большевика Василия в кинофильме М. Ромма «Ленин в Октябре». Комитету по делам искусств было дано указание найти для Н. П. Охлопкова площадку для работы. Шли переговоры. Когда ему предложили театр Революции, он поставил два условия. Первое: он не будет работать с директором В. М. Млечиным, бывшим начальником Реперткома, и второе: название театр Революции слишком многообещающее, и его надо сменить. Так появился театр драмы, а затем театр им. Маяковского.
А. А. Фадеев, автор «Разгрома», давно знавший отца, предложил перейти к нему заместителем. Произошёл ещё один поворот в жизни отца, и он стал заместителем Генерального секретаря Союза писателей СССР. Сам А. А. Фадеев работал тогда над романом «Молодая гвардия», и ему нужен был опытный человек, способный его заменить на административном поприще. Отцу пришлось заниматься разнообразным хозяйством Союза писателей. Он принимал писателей, решал литературные и бытовые вопросы. В нашей квартире кроме пьес появилось множество литературных журналов, книг. Приходили и сами писатели.
Приходили, конечно, не только писатели, но и люди самых разных профессий. За прошедшие годы накопилось множество знакомств, и гости навещали старых друзей, чтобы побыть вместе или обсудить важные для них вопросы. Мои родители были коммуникабельными людьми, но особым гостеприимством отличалась мама. Она умудрялась в стесненных условиях небольшой нашей квартиры разместить несметное число гостей, накормить их и обстоятельно поговорить с ними. Иногда гости засиживались допоздна, спать было негде, и мама укладывала их на стульях, подложив какой-нибудь старый матрац. Утром, уходя на занятия, я с любопытством наблюдал, как вся комната была забита спящими людьми.
Но не только гостями жила семья. Время стояло трудное, нужно было добывать пищу, карточки еще действовали, но отоварить их было непросто, и мама носилась по магазинам, чтобы успеть сварить обед. За время войны мама сильно обносилась, старая одежда в семье пришла в упадок, и, видя это, я решил принять экстренные меры. Собрав воедино несколько своих стипендий и одолжив у друзей дополнительную сумму, я поехал в известный промтоварный магазин на Серпуховке и записался в очередь. После ряда ночных перекличек я попал в магазин и привез домой несколько отрезов ткани на платье и пальто. Нужно вообще сказать, что родители меня сильно не опекали, и уже с 12–13 лет я был довольно свободен в своих действиях. Учился неплохо, иногда даже прилично, так что особых забот я им не доставлял. Однако всегда чувствовал поддержку родителей и помощь, особенно отца, в переломные моменты жизни.
Во второй половине 40-х годов отец принял решение освободиться от административных забот и заняться литературным трудом. Сказывался, конечно, возраст и дававшие о себе знать проблемы со здоровьем. Как член Союза писателей он продолжал оставаться консультантом, ездил по стране с лекциями, составлял для разных изданий литературные обозрения.
Однако невзгоды не покидали семью. Стала болеть мама. Лечилась в разных лечебных учреждениях, но однажды вместе с уколом ей занесли инфекцию гепатита. Подняли на ноги лучших врачей, но спасти маму не удалось. Она умерла, не дожив до 50 лет. Для меня это была вселенская трагедия. Некоторое время я находился в трансе, с трудом осознавая, что потерял лучшего друга и любимого человека.
Глава 3
Зеленоградская
Первые годы
Впервые я ступил на Зеленоградскую землю поздней осенью или ранней зимой 1936 г. Мы с отцом сошли с железнодорожной платформы с надписью «Зеленоградская» и двинулись вдоль насыпи в сторону от Москвы. Справа был сплошной лес, слева внизу рельсы, и мы искали, где же находится поворот. Поворотом оказалась просека. Свернув на неё, мы стали искать колышки, которые забивали землемеры и которые обозначали номера участков и их границы. Шёл мелкий снежок, он покрывал не успевшие потускнеть опавшие листья, небо было затянуто тучами, стояла холодная погода. Разглядеть в густом лесу малозаметные колышки, да ещё и при такой погоде, представлялось безнадёжным делом. Постепенно темнело, а мы продолжали бродить по лесу в поисках каких-либо отметин. И вот наконец мы наткнулись на вылезший из-под снега столбик. Пройдя далее параллельно просеке, мы увидели колышек с номером 2, а затем и то, что мы искали, – рядом с раскидистой елью был вбит столбик с номером 3, определявший границу третьего участка будущего посёлка. Продолжая движение параллельно просеке, мы нашли дальнюю граничную точку, за которой намечался участок с номером четыре. Это была не просто местность, покрытая деревьями, а, можно сказать, непролазный дремучий лес. Конца-края этому лесу не было видно. Постояв немного в этом месте, мы не решились идти дальше. Я понял, что отец принял решение, в котором ранее сомневался. Уже было довольно темно, когда, перейдя полотно железной дороги, мы подошли к платформе.
Хочу отметить, что ещё до той первой, так запомнившейся мне поездки, отец внимательно вглядывался в полученную им синекопию кальки всего будущего посёлка, по-видимому, выполненной геодезической районной службой. В представленном плане посёлка были нанесены не только граничные линии участков, но и внутрипоселковые дороги, крупные лесные массивы и окаймляющие посёлок объекты: пойма реки Скалба, железнодорожная полоса отчуждения, ставшая впоследствии Вокзальной улицей, и линия границы с посёлком «Земледелие». Родители советовались между собой: какой участок выбрать. Сошлись на том, что желателен участок внутри посёлка, подальше от путей движения местных жителей на вокзал и с него. Такими участками были третий и четвёртый. Территория последнего превышала площадь третьего участка в полтора раза. Но, увидев на местности невообразимые просторы более дальнего участка, в котором предстоит прокладка коммуникаций и общее обустройство, отец дал согласие на участок под номером 3. Однако высказанные пожелания и предпочтения отдельных сотрудников стали тогда лишь предварительной ориентировкой состава будущего проекта и не более того. Учредителям нового поселения предстояла кропотливая работа по проведению довольно сложного цикла мероприятий. Для этого была создана инициативная группа, в которую вошли К. И. Алиев, Н. М. Новик и некоторые другие. Предстояло прежде всего разработать устав кооператива «Работники искусств», довести его до членов, желающих вступить в кооператив, и утвердить его. При этом документ должен был быть основан на примерном уставе, утверждённом властными структурами. Далее следовало собрать членов будущего кооператива и получить с них паевые взносы. На эти деньги заказывались проекты типовых дач, производилось заключение договоров с дачно-строительным трестом и оплачивались выполненные работы. Всего к лету 1937 г. таким образом было возведено 8 дач.
Но прежде чем рассказывать о первых поселенцах, о начальных шагах вновь созданного кооператива, о его руководителях, хочу поразмышлять о тех трудностях и ограничениях, возникавших в тот период перед людьми, выразившими желание вступить в кооператив.
Начну со сроков появления ДСК. Я не историк этой проблемы, но, насколько мне известно, первые ДСК появились в первой половине тридцатых годов прошлого столетия. В двадцатых годах даже более или менее обеспеченные люди или большие семьи, жившие в городах, могли рассчитывать в летний период лишь на аренду части дачи у хозяев, расположившихся в другой её части. Снять дачу, чтобы вывезти детей на свежий воздух, было одной из первых семейных забот весной или ранним летом. По всей видимости, эта проблема стала предметом рассмотрения на Политбюро ЦК. Памятуя о статьях Ленина о кооперативах, политбюро и И. В. Сталин приняли решение о создании для отдельных ведомств и общественных организаций возможностей формирования дачных кооперативов на основе самоокупаемости. Насколько я помню, отец говорил, что, по слухам, примерный устав ДСК, подготовленный помощниками, Сталин правил лично. Один из первых ДСК (если не первый) был организован под Москвой, в пос. Быково для сотрудников Совконтроля (ранее ведомство называлось Рабоче-крестьянская инспекция – Рабкрин, где первым руководителем был Сталин). Я короткое время летом жил в этом кооперативе и помню, что каждая дача состояла из двух одинаковых половин (для двух членов ДСК) и представляла каркасное сооружение, обитое тёсом с незначительным утеплением площадью порядка 30 м2 (для одной семьи) с пристроенной остеклённой террасой.
