Александр Андогский - Афган, снова Афган…
— Вот так бывает каждый раз, — сказал Саттар. — Если бы не вы, он попросил что-нибудь еще.
В Серадже Саттар нашел сторожа, который открыл нам выстуженный дом для приезжих. На стенах блестел иней. По нашей просьбе сторож принес горячий шашлык.
— Вот когда бы пригодилась твоя «Посольская», — заметил Чубаров.
— Обойдемся чаем. Надеюсь, его принесут.
По «дороге жизни», как ее называли кабульцы, мне приходилось ездить неоднократно. Но в тот раз поразило количество военных машин и бронетехники. По словам военных, за Чарикаром (50 км от Кабула), в районе местечка Карабаха, славящегося своими виноградниками, на дорогу с гор спускаются группы душманов. Они проходят по подземным речкам — каризам, по которым поступает вода для полива виноградников. Совершив налет на колонну машин, бандиты по ним же уходят в горы. Мародерство на дороге сотрудники военной контрразведки объясняли тем, что солдаты на блокпостах плохо и не вовремя обеспечиваются продовольствием. Тогда об интендантской службе ходили анекдоты, и совсем редко заводились уголовные дела.
На следующее утро по дороге в Кабул мы увидели любопытную картину. Около блокпоста стояла БМП, танкист на костре в банке из-под патронов жарил оладьи. Увидев нас, он пригласил их попробовать. На вопрос: «Откуда мука?» — спокойно ответил: «Дорога кормит!»
Бывали примеры и похуже. Офицер военной прокуратуры рассказывал мне, что как-то солдаты остановили автобус с рабочими и отобрали у них деньги и часы. Возмущенные афганцы обратились с жалобой к командиру близлежащей воинской части. Командир построил подразделение, рабочие-афганцы узнали грабителей. Было возбуждено уголовное дело.
После ввода ограниченного контингента советских войск в Кабуле и других городах были сформированы военные комендатуры — советская и афганская. Коменданты тесно сотрудничали друг с другом. В комендантский час патруль, как правило, был совместный. Первым комендантом в Кабуле быЛ полковник Двугрошев, один из заместителей командира Витебской воздушно-десантной дивизии. Я познакомился с ним и поддерживал деловые контакты. В марте 1980 года из Фрунзе прибыл новый комендант, который представлял ТуркВО, — подполковник Калугин. Он приехал в посольство, чтобы представиться послу и познакомиться со мной и консулом. Представление было недолгим. Комендант был в парадной форме, лаковых штиблетах и при всех медалях. Для нас это было странно. Мы давно отвыкли от такого парада. Деловой разговор состоялся в кабинете и начался со странной просьбы. Подполковник попросил тысячу афгани на канцтовары для комендатуры. Конечно, он эти деньги получил. Тогда все офицеры получали зарплату в чеках и не имели на руках местных денег. Калугин довольно часто приезжал в посольство. Однажды я встретил его в афганской форме подполковника. Заметив мое удивление, Калугин замялся, сказав, что должен маскироваться, так как его машину несколько раз обстреляли в городе. Форму он сменил на такую же, как у советских военных советников (без знаков различия). Некоторое время я не видел его. Неожиданным для меня оказался его вечерний визит на виллу. Приехал он не один, а с женщиной. Я слышал о его амурных подвигах (этим грешили и другие). В беседе Калугин похвастался, что приехал на автомобиле, который его афганский коллега конфисковал у одного из « бывших». Коменданта очень интересовал вопрос: как ему оформить машину в советском посольстве на свое имя, чтобы потом увезти в Союз?
— Немедленно верни «шевроле» афганскому коменданту и не занимайся аферами! — посоветовал я.
Эту историю я бы забыл, если бы спустя некоторое время ко мне не пришел заместитель военного прокурора. Его интересовал Калугин. Я рассказал ему эпизод с машиной, подтвердил, что мы с консулом дали ему небольшую сумму денег на канцелярские расходы. Моя информация удивила майора из прокуратуры. По его словам, за комендантом замечены и другие серьезные поступки. От заместителя политотдела 40-й армии я узнал, что Калугина исключили из партии и отправляют в Союз. Политработник не знал, что за границей из партии не исключают. Хотя для многих в то время Афганистан заграницей не был. Бытовала шутка: «Курица — не птица, Афганистан — не заграница».
Несколько дней спустя Калугин пришел в посольство попрощаться. Он был бледен и молчалив, сказал, что по болезни возвращается на родину. Оказалось, что военная комендатура занималась сбытом водки, которую доставляли военными самолетами. Такой бизнес процветал тогда в Афганистане.
Сигареты и минеральная вода стоили в Военторге, специально открытом в Кабуле, дешевле, чем в городе и магазине ОРСа (отдел рабочего снабжения) в посольстве. На этом некоторые наживались. Всем хотелось заработать как можно больше чеков «Внешпосылтор-га». Женщин из банно-прачечного батальона 40-й армии называли «чекистками» за их услуги. Однажды ко мне в посольство привели одну из них. Она хотела устроиться медсестрой в посольскую поликлинику. Оказалось, что она завербовалась в военкомате, вместе с бывшим мужем (шофером) прибыла в Афганистан в декабре 1979 года, работала медсестрой, потом в Военторге. Не найдя «общего языка» с заместителем начальника магазина, вынуждена была уйти, ночевала у знакомых. О «бесхозной» совгражданке я доложил послу. Удивившись, Табеев позвонил в политотдел 40-й армии. Начальник отдела просил задержать посетительницу и ближайшим самолетом отправить в Ташкент.
Чеки «Внешпосылторга» можно было купить на базаре, как и советские рубли. За один чек в городе давали 10 афгани (официальная стоимость 16 афгани). Один советский рубль стоил также 10 афгани. Некоторые специалисты предпочитали покупать чеки на рынке, а кому были нужны афгани, покупали их за рубли или чеки на тех же рынках. Когда я был в отпуске в Москве, в административном отделе ЦК КПСС интересовались: почему в Афганистане процветает торговля чеками и спекуляция? Пришлось популярно объяснить, как можно, купив около магазина «Березка» в Москве 100 чеков «Внешпосылторга», привезти их в Кабул и превратить в 200 чеков… Перед этим в Кабуле посол провел совещание с представителями военных и советниками правоохранительных органов в ДРА и направил ряд предложений по устранению злоупотреблений с чеками в Москву.
Спекулятивными махинациями занимались не только рядовые граждане. За преступления подобного рода, взятки и поборы были осуждены некоторые советники и ответственные работники представительств в ДРА. Коррупция и стяжательство, к сожалению, процветали и среди афганских коллег. Так они усваивали наш опыт, впитывали изъяны и недостатки наряду с тем положительным, чему мы их учили.
Пребывание ограниченного контингента советских войск открыло мне и многим другим глаза на состояние нашей армии. Принимая участие в расследовании криминальных дел, все больше приходилось убеждаться в том, что это уже не та армия, которой мы всегда гордились.
Войска 40-й армии все больше втягивались в боевые действия, так как создаваемая афганская армия была не в силах справиться с партизанской войной. Минные операции и налеты на воинские колонны требовали противодействия наших войск… Надеяться на афганцев было нельзя. Даже при поддержке наших подразделений они не могли успешно вести борьбу с душманами. По сути, в Афганистане велась гражданская война. Основным противником и виновником всех бед стали «шурави» — « неверные», вторгшиеся в страну. Афганский менталитет во все времена не принимал иностранных оккупантов. Создать и подготовить боеспособную армию было невозможно. Как уже говорилось ранее, из трех отловленных призывников двое дезертировали. Многие из них оказывались в отрядах моджахедов. Нелепо звучали декларативные заявления наших советников, как военных, так КГБ и МВД, покончить с бандформированиями в ближайший год-два. Причем давались обещания покончить с душманами к той или иной знаменательной дате (1 Мая или 7 Ноября). Многие советники начали понимать, что крупномасштабной войны с моджахедами не будет. Операции по отдельным отрядам бандитов должны проводиться конкретно, в рамках действий батальона. Планы совместных операций афганской армии и советских подразделений заранее становились известны бандитам. Срабатывали родственные связи и племенные отношения некоторых афганских командиров с моджахедами.
В первый год после ввода советских войск в операциях по борьбе с бандами принимали участие бойцы КГБ отряда «Каскад», а также отряда МВД «Кобальт». Среди сотрудников этих подразделений появились убитые и раненые. В одной из операций погиб мой приятель из Бреста (он участвовал в событиях декабря 1979 года) Саша Пунтус. Его группа попала в засаду. Были и другие случаи. Руководство КГБ в Москве приняло решение, запрещающее непосредственное участие «Каскада» в боевых операциях. Основная задача для него — ведение агентурной разведки.
