Рудольф Баландин - Маршал Шапошников. Военный советник вождя
Казалось бы, находясь практически в безвыходной ситуации, когда остается только сдаться в плен (как поступали «цивилизованные» военные Запада), русские продолжали отбиваться из последних сил, до последнего патрона. Да, конечно, и немцы, находясь в окружении, нередко отбивались упорно. Отчасти так проявлялась их вера в свое расовое превосходство, в нацистскую идею. Но чаще всего (если не всегда) объяснение было простое и более реальное: они боялись плена. Понимали: за ними остались разрушенные русские города, убитые мирные жители, женщины и дети, сожженные деревни. Гитлеровцы разрушали, убивали, мучили, насиловали, грабили как захватчики, ворвавшиеся в чужую страну и желающие превратить ее жителей в рабов. Они были уверены, что в плену придется отвечать если и не за себя, то за соучастие в страшном преступлении.
Русские не сдавались, потому что любили Родину, ненавидели оккупантов и не желали становиться рабами. Но вот что еще показывает колоссальную разницу между теми «старыми» русскими, настоящими (в отличие от нынешних «новых» русских), и западны-
347
ми «цивилизаторами». Большинство наших военнопленных погибли в германских концлагерях от голода, пыток, болезней. А подавляющее большинство немецких военнопленных остались в живых, отработали срок заключения на стройках и вернулись домой...
Итак, геройское сопротивление советских армий, попавших в окружение, задержало немецкое наступление на Москву в тот момент, когда наш фронт был расколот и прорван, а путь к столице преграждали только ослабленные разрозненные воинские части.
В Берлине Геббельс устроил пресс-конференцию для иностранных журналистов. Он заявил, что значительная часть Европейской России освобождена от большевистского гнета, а «уничтожение армий Тимошенко, безусловно, привело войну к завершению... Я говорю об этом только сегодня, потому что сегодня могу совершенно определенно заявить: противник разгромлен и больше никогда не поднимется».
Действительно, стратегический план, разработанный германским генштабом по указаниям Гитлера, выполнялся почти безупречно. 2 октября Гальдер выразил свои чувства в частном письме: «Сегодня мои солдаты перешли в решающее наступление на Москву. Наступление фронтом в 500 километров! За эту операцию я боролся и дрался. Я привязался к ней как к ребенку, за которого немало пострадал. Дело не в самой Москве, я не придаю большого значения крупным городам. Зато важно ядро вражеских сил, стоящее между нами и Москвой. Оно должно быть разгромлено... Эта операция должна сломать противнику хребет».
9 октября имперский пресс-шеф Дитрих объявил, что «русский фронт разгромлен», война выиграна. В берлинских газетах появились крупные заголовки: «Великий час пробил: исход восточной кампании решен»; «Военный конец большевизма...»; «Последние боеспособные советские дивизии принесены в жертву».
Тем не менее в своем дневнике фон Бок отметил, что позвонил главнокомандующему сухопутными силами Вальтеру фон Браухичу и сказал:
— Разве вы не знаете, каково действительное положение дел? Ни Брянский, ни Вяземский котлы еще не ликвидированы. Конечно, они будут ликвидированы. Однако будьте любезны воздержаться от победных реляций!
Ответ фон Браухича был уклончив, но с намеком:
— Фюрер спрашивает, намерены ли вы продолжать наступление?
— Да, наступление будет продолжено.
348
— Разрешите напомнить: приближается срок полного разгрома противника и окружения Москвы — 7 ноября. Из ОКВ (верховного главнокомандования вооруженными силами. — Авт.) пришли сведения, что фюрер может лично возглавить вступающие в Москву передовые силы. В связи с этим хотелось бы уточнить предполагаемую дату капитуляции Москвы.
Фон Бок, убедившийся в необычайной стойкости советских войск, воздержался от точного ответа:
— Дату сообщу позже.
Пожалуй, уже тогда фон Бок стал сомневаться в успехе предпринятого наступления. Русские армии напоминали ему мифическую гидру, у которой взамен одной отсеченной головы возникает новая, а разрубленное тело срастается вновь и вновь. Так произошло, казалось бы, с полностью разгромленными тремя советскими фронтами.
Однако укрепляют фронт не только действующие части, но и командование. И потому из Ленинграда, где обстановка стабилизировалась, в Москву вызвали Г. К. Жукова. Он вспоминал:
«Простившись с Верховным, я отправился к начальнику Генерального штаба Борису Михайловичу Шапошникову и подробно изложил ему обстановку, сложившуюся на 6 октября в районе Ленинграда.
— Только что звонил Верховный, — сказал он, — приказал подготовить для вас карту западного направления. Карта сейчас будет. Командование Западного фронта находится там же, где был штаб Резервного фронта в августе, во время Ельнинской операции.
Борис Михайлович познакомил меня в деталях с обстановкой на московском направлении. В распоряжении Ставки, которое он мне передал, было сказано:
“Командующему Резервным фронтом.
Командующему Западным фронтом.
Распоряжением Ставки Верховного Главнокомандования в район действий Резервного фронта командирован генерал армии тов. Жуков в качестве представителя Ставки.
Ставка предлагает ознакомить тов. Жукова с обстановкой. Все решения тов. Жукова в дальнейшем, связанные с использованием войск фронтов и по вопросам управления, обязательны для выполнения.
По поручению Ставки Верховного Главнокомандования начальник Генерального штаба Шапошников.
6 октября 1941 г. 19 ч. 30 м.
№ 2684”».
349
Такое переформирование и назначение произошли при непосредственном участии Б.М. Шапошникова. Однако если подобные решения оставались прерогативой Сталина, то над замыслами противника приходилось ломать голову в первую очередь начальнику Генерального штаба, планирующего действия наших войск не только на данном направлении, с учетом того, что происходит в нашем и вражеском тылу, какие ожидаются резервы и т.п.
А разобраться во всем этом было очень непросто. Куда теперь двинутся немецкие танковые дивизии? Они могут повернуть на Калугу, чтобы ударить по нашим частям, противостоящим Гуде-риану. Есть и другой вариант: через Малоярославец устремиться к Москве. Или более сложный маневр: сначала направиться на север, соединиться с 3-й танковой группой Гота, разгромить наш правый фланг и тем самым открыть путь к столице с северо-запада.
Как пишет А. Кларк: «Прямой путь к Москве танкам Гепнера преграждали три стрелковые дивизии ослабленного состава, без танков и почти без артиллерии, а также кавалерийские части, вырвавшиеся с боями из окружения, численностью около бригады. Севернее в районе Гжатска другая небольшая группа советских войск, с трудом отражая атаки танковых дивизий Гота, отходила в направлении Волоколамска.
Сплошного фронта не было, и от стойкости этих разрозненных групп — назвать их армиями было бы преувеличением — зависела своевременная организация обороны на новом рубеже перед Москвой. Даже с учетом советских соединений, противостоящих Гудери-ану на южном фланге и Готу в верховьях Волги, численное превосходство немцев было подавляющим, особенно в боевой технике. На всем Западном фронте русские имели 824 танка, из которых едва ли половина была полностью боеспособной, да и из нее лишь небольшую часть составляли КВ и Т-34».
По уточненным данным, у нас было 782 танка, из них средних и тяжелых 141. Создавались отряды народного ополчения; но вооружены они были плохо при слабой выучке, хотя и намерены были с героической решимостью защитить Родину. Западный фронт вынужден был отойти на Можайскую линию обороны. На усиление войск Ставка дополнительно направила 14 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад, 40 артиллерийских полков. Немецкое наступление задерживалось. И все-таки 14 октября танковая группа Гота ворвалась в Калинин (Тверь). Создалась реальная угроза продвижения врага на юго-восток, в направлении Клина. А от Тулы, стискивая
360
клещи, должна была продвигаться южная группа немецких войск — на Каширу, Коломну.
Среди жителей столицы, где оставались в основном старики, больные, женщины и дети, началась паника; из города потянулись толпы беженцев (а кое-кто, как теперь признаются некоторые, готов был встречать оккупантов с цветами, а не бутылками с зажигательной смесью, «коктейлем Молотова»). 19 октября в Москве ввели осадное положение.
Еще значительно раньше, 29 июня 1941 года, под грифом «строго секретно» вышло постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) о переводе 18 наркоматов и главных управлений из столицы в восточные регионы. Значит, уже тогда Сталин понял, что фронт будет быстро приближаться к столице. Теперь западнее Москвы немецкие войска находились в 120—150 км от Кремля. Такое расстояние танки могли бы преодолеть за несколько часов, если бы... на их пути не стояли насмерть русские солдаты.
