Эдвард Дри - Номонган: Тактические боевые действия советских и японских войск, 1939
Огонь советской артиллерии продолжал усиливаться, особенно артиллерии с высокого западного берега Халхи, обстреливавшей продольным огнем 2‑й батальон по оси атаки. Обстрел был так силен, что отряд Ясуоки прекратил наступление и отошел на исходные позиции. 2‑й батальон 28‑го полка продолжал наступление, и ему удалось подойти примерно на 1800 метров к цели — мосту Кавамата, но к тому времени потери японцев, особенно от огня советской артиллерии, были высоки. Младший лейтенант Нисиномэ, командир 2‑го взвода 6‑й роты был убит пулеметным огнем, когда вел свой взвод в атаку на советскую траншею. Кроме того, люди были сильно измучены из–за тяжелой жары (34 °C). Жара, яркое солнце и клубящаяся пыль и песок, поднятые разрывами снарядов, вызывали мучительную жажду, которую невозможно было утолить во время напряженного боя на истощение.
Японское наступление 3–5 июля 1939 г.
5 июля, когда 2‑й батальон испытал на себе всю силу советской обороны, противоречия между доктриной и реальностью поля боя стали очевидны. У Чжангуфэна японские пехотинцы прорывали слабо защищенные советские позиции, вытянутые в одну линию. У Номонгана же советская оборона состояла не из одной линии. Японцы наткнулись на эшелонированную оборону. Прорвать внешнюю линию не означало добиться успеха, потому что советские солдаты отходили на подготовленные позиции под прикрытием огня автоматического оружия по перекрывающим участкам. После этого советская артиллерия, пристрелянная по оставленным позициям, могла обстреливать занявших их японцев, увеличивая их потери.
После того, как японцы прорвали внешнюю оборону, сопротивление противника усилилось, советские войска получили подкрепления, вероятно, из 149‑го мотострелкового полка 36‑й мотострелковой дивизии. 15 советских танков контратаковали 5‑ю роту, но батарея из четырех 37‑мм пушек, включенная в состав 2‑го батальона, стреляя с дальнего расстояния, добились попадания в один танк, который загорелся. Комбинация сильной жары, пожароопасного бензина и уязвимых двигателей на советских танках стала причиной больших потерь советских войск в танках на ранних стадиях боя. Остальные танки отошли, но советская артиллерия обстреливала японскую пехоту, не давая передышки. Отойдя из–под огня 37‑мм пушек, танки стали обстреливать японских солдат из своих пушек и пулеметов, нанося новые потери.
Не менее серьезной проблемой оказался тот факт, что 2‑й батальон расходовал боеприпасы так быстро, что они должны были скоро закончиться. Нормальный запас боеприпасов батальона, возимый гужевым транспортом, был рассчитан на пять дней. Но в этом бою у 2‑го батальона оказался только половинный запас боеприпасов, потому что обозы задержались из–за сильной грязи на дорогах между Аршаном и Номонганом, и не успели подойти вовремя[60]. Продовольствия и питьевой воды также оставалось мало. Советская контратака угрожала уничтожить слишком растянутые силы 2‑го батальона. Адъютант батальонного командира писал: «Даже если бы мы еще смогли продвинуться вперед, в этом положении нам пришлось бы отбиваться от врага и с фронта и с обоих флангов[61]».
Чтобы сберечь бронебойные снаряды к 37‑мм пушкам, двум батальонным 70‑мм гаубицам было приказано открыть огонь по советским танкам, обстреливавшим японские позиции, но фугасные снаряды батальонных гаубиц на таком расстоянии были неэффективны против бронетехники. Наблюдая все это, пехотинцы 5‑й и 7‑й рот уже примкнули штыки — частично в ожидании штыкового боя, частично же потому, что из–за песка и пыли заклинило много винтовок и вышло из строя много легких пулеметов (примерно пятая часть[62]).
Советские танки БТ не пытались снова атаковать, но остановились примерно в 1500 метрах от японских позиций, частично за естественными укрытиями, откуда были видны только их башни, и продолжали обстреливать японские передовые позиции. В сочетании с непрерывным огнем артиллерии это вызывало новые потери — японские солдаты падали один за другим убитыми или ранеными. Связь с 64‑м пехотным полком была потеряна, и советская пехота вновь угрожала обоим флангам батальона. Однако в 12:00 штаб отряда Ясуоки приказал батальону удерживать эти уязвимые позиции в течение оставшегося дня, и приготовиться ночью перейти на новые позиции. Уже в момент получения это приказа советские танки и пехота начали атаку под прикрытием мощного огневого вала.
Основной контрудар советских войск пришелся по 5‑й роте, оборонявшейся на левом фланге батальона. Резервный взвод 6‑й роты был направлен вперед, чтобы прикрыть незащищенный левый фланг 5‑й роты, когда численно превосходящие силы вражеской пехоты (по японским оценкам более 500 человек) попытались обойти его. Двигаясь вместе с танками, прикрывавшими пехоту огнем, советские пехотинцы решительно атаковали японцев, которым пришлось поспешно окапываться под ураганным огнем. Используя низменности и другие естественные укрытия, советская пехота достигла японских позиций, но в ожесточенном ближнем бою японцы, сражавшиеся штыками, мечами и кулаками, не позволили противнику захватить позицию.
Пока 5‑я и 7‑я роты сражались с советской пехотой в раскаленных песках, советские танки снова начали атаку. Расчеты японских 37‑мм пушек, отказавшись от требуемого командованием соблюдения принципа «один выстрел — одно попадание», расстреливали оставшиеся бронебойные снаряды так быстро, как только успевали перезаряжать. Сосредоточенный огонь четырех 37‑мм пушек поджег два советских танка и подбил третий, который потерял ход. Это временно остановило танковую атаку. После этого несколько советских танков, искусно используя особенности местности для маскировки своего маневра, обошли японские позиции и оказались на левом фланге 7‑й роты. Солдаты «отделения ближнего боя»[63] 7‑й роты попытались подобраться ближе к танкам и поджечь их коктейлями Молотова или подорвать минами, но были убиты пулеметным огнем. Советские танки атаковали открытый фланг. В этот момент появились несколько японских самолетов, который нанесли бомбовый удар по наступающим танкам. Эта неожиданная, но очень своевременная поддержка с воздуха предотвратила намечавшееся окружение 7‑й роты. Танки повернули назад, за ними стала отходить к югу и советская пехота. 7‑я рота удержала позиции, но лишь едва.
5‑я рота, уже понесшая большие потери в ходе утренней атаки, продолжала вести неравный бой с советской пехотой и бронетехникой. Командир роты капитан Аояги, руководивший обороной, был убит. К противнику через Халху подходили новые подкрепления. Около 100 советских солдат при поддержке танков попытались обойти японский правый фланг, защищаемый одним взводом 6‑й роты. Эта новая угроза, все увеличивавшееся неравенство сил и непрерывный огонь советской артиллерии поставили 5‑ю роту под угрозу полного уничтожения.
Уцелевшие солдаты и офицеры 5‑й роты должны были отступить. Собрав своих убитых и раненых, они начали отступление, прикрываемые огнем 37‑мм пушек батальона, стрелявших фугасными снарядами, и тяжелых пулеметов. В 19:40 без преследования со стороны противника 6‑я и 7‑я роты тоже начали отходить, чтобы закрепиться на ночных оборонительных позициях в 300 метрах к северу от высоты 731. Батальон отошел на исходный рубеж, с которого начинал атаку 3 июля.
В 23:30 5 июля начался дождь. Японские солдаты собирали дождевую воду в каски, фляги, брезент от палаток и во все доступные емкости. Промокшая форма в холодном ночном воздухе была лишь одной из проблем, наряду с нехваткой продовольствия и боеприпасов, мучивших голодных и усталых солдат, тяжело переживавших поражение в бою. Противник иногда пускал осветительные ракеты или снаряды, освещавшие темный ландшафт, обгорелые корпуса танков, туши убитых животных и раздувшиеся трупы людей, покрытые мухами. В 1:30 6 июля майор Кадзикава обратился к своим солдатам, сказав, что выход из боя был тактическим маневром, необходимым для выполнения основной задачи (разведка боем). Он ободрил офицеров и солдат, призвав их не терять уверенности в победе, в славных традициях 28‑го полка.
Такие ободряющие речи для поднятия боевого духа ожидались от японских офицеров на поле боя. По мнению японцев, подразделение могло быть хорошим только под командованием хорошего офицера. Солдаты хорошо сражались потому, что ими хорошо командовали офицеры. Офицер был со своим подразделением все время, руководя им двадцать четыре часа в сутки и разделяя с солдатами все тяготы и опасности, и ожидалось, что офицеры будут поддерживать боевой дух солдат на высоте. Хороший командир, как Кадзикава, по возможности информировал своих подчиненных об общем плане операции, по крайней мере, в той степени, как его понимал, учитывая плохое состояние связи в японской армии. Если бы у офицеров не было таких качеств, подразделение, не выдержав постоянной напряженности боя, быстро утратило бы боеспособность. Таким образом, командир был действительно сердцем подразделения[64].
