Обиды на Россию не имели. Штрафные и заградительные формирования в годы Великой Отечественной войны - Юрий Викторович Рубцов
По мере катастрофического развития событий на фронте поток лиц, по разным причинам покидавших расположение воинских частей или отрывавшихся от них, нарастал. Слабел фронт, возникала угроза и для тыла. Так, всего через две недели после начала войны, как констатировал нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов, целые группы краснофлотцев и даже командиры, самостоятельно «эвакуируясь» с линии фронта и из прифронтовой полосы, захватывая автомашины, «беспрепятственно и бесконтрольно» попадали в Ленинград[560].
Вскоре с объединением НКВД и НКГБ в Наркомат внутренних дел туда из Наркомата обороны была передана военная контрразведка, подвергшаяся реорганизации. 17 июля 1941 г. постановлением ГКО № 187сс как в действующей армии, так и в военных округах органы Третьего управления НКО от отделений в дивизиях и выше были преобразованы в особые отделы (ОО) НКВД, а само управление – в Управление особых отделов НКВД СССР. В качестве главной задачи особых отделов на период войны были определены «решительная борьба со шпионажем и предательством в частях Красной армии и ликвидация дезертирства в непосредственно прифронтовой полосе»[561]. Особые отделы получали право ареста дезертиров, а «в необходимых случаях» и расстрела на месте. В их распоряжение выделялся личный состав из войск НКВД, а кроме того, поддержку им были обязаны оказывать начальники охраны войскового тыла, каковыми, к слову, были кадровые офицеры войск НКВД, преимущественно пограничных.
Для обеспечения оперативных мероприятий «по борьбе с дезертирами, трусами, паникерами, шпионами и диверсантами» при особых отделах в соответствии с приказом наркома внутренних дел Л.П. Берии к 25 июля 1941 г. были сформированы: в дивизиях и корпусах – отдельные стрелковые взводы, в армиях – отдельные стрелковые роты, во фронтах – отдельные стрелковые батальоны. Все они комплектовались личным составом войск НКВД, находившихся в подчинении начальников охраны тыла фронтов.
Используя эти части, особые отделы организовывали службу заграждения, выставляя засады, посты и дозоры на дорогах, путях движения беженцев и других коммуникациях. Каждого задержанного командира, красноармейца, краснофлотца проверяли. Если его признавали бежавшим с поля боя, то он подвергался немедленному аресту, и начиналось оперативное (не более чем 12-часовое) следствие для предания его суду военного трибунала как дезертира. На особые отделы возлагалась обязанность приведения в исполнение приговоров военных трибуналов, в том числе перед строем.
В «особо исключительных случаях, когда обстановка требует принятия решительных мер для немедленного восстановления порядка на фронте», начальник особого отдела имел право расстрелять дезертиров на месте, о чем должен был тут же донести в особый отдел армии и фронта (флота). Военнослужащих, отставших от части по объективной причине, в сопровождении представителя особого отдела организованно направляли в штаб ближайшей дивизии[562].
Именно этими установками руководствовались особые отделы на местах. Так, заградительный отряд при ОО НКВД Краснознаменного Балтийского флота с начала войны по 22 ноября 1941 г. задержал свыше 900 человек. Часть задержанных была освобождена за отсутствием состава преступления, лица же, подозреваемые в дезертирстве из общевойсковых частей, направлены для дальнейшего расследования. Были арестованы и осуждены 77 человек, из них 11 расстреляны перед строем[563].
При постоянном отступлении войск меры централизованного характера в массовом порядке дополнялись инициативой на местах, которую подсказывала сама обстановка. Спонтанный характер многих мер заградительного характера, принятых в первые недели войны, подтверждают воспоминания бывшего заместителя начальника Главного управления военной контрразведки КГБ СССР генерал-лейтенанта в отставке А.И. Матвеева, а в дни описываемых событий – начало августа 1941 г. – оперуполномоченного ОО 253-й стрелковой дивизии. В районе Кривого Рога во время ночного марша при отходе полка отдельные неустойчивые красноармейцы стали отставать от походной колонны с намерением, как предположил оперуполномоченный, дезертировать.
«Как приостановить этот опасный процесс? Опыта, конечно, никакого не было. Надо было принимать решение самому, – вспоминал А.И. Матвеев. – Обсудили обстановку с командиром полка… Решили срочно сформировать заградительный отряд. Для этого использовали взвод конных разведчиков, усилив его коммунистами и комсомольцами. Поставили задачу – задерживать всех отставших и обеспечить их передвижение отдельной группой. Оперативная задача была решена успешно, выявлены зачинщики и приняты необходимые меры»[564].
Первый опыт использования заградительных отрядов показал, что дело требует серьезного совершенствования. В директиве от 28 июля 1941 г. заместитель наркома внутренних дел СССР, начальник Управления ОО НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга В.С. Абакумов констатировал, что проверка задержанных лиц проводится поверхностно, зачастую этим занимаются не оперативники, а обычные заградотрядовцы, не способные выявить немецкую агентуру из числа бывших военнослужащих Красной армии, которых под видом попавших в окружение и бежавших из плена абвер перебрасывал на советскую территорию.
В.С. Абакумов потребовал укрепить заградительные отряды кадрами опытных оперативных работников, на которых возлагался опрос всех без исключения задержанных. Лиц, возвратившихся из плена, как задержанных заградительными отрядами, так и выявленных агентурным и другим путем, было предписано арестовывать и тщательно допрашивать об обстоятельствах пленения и побега или освобождения из плена.
С разоблаченной вражеской агентурой оперативные сотрудники работали дальше, а военнослужащих, чью причастность к органам разведки противника следствие не выявило, из-под стражи освобождали и направляли на передовую. Там за ними должны были постоянно наблюдать как особый отдел, так и комиссар части[565].
Некоторые детали практической деятельности заградительных формирований раскрыл генерал-майор в отставке В.А. Абызов – командир одного из тех пограничных отрядов, которые с отступлением в глубь страны были обращены на создание частей охраны тыла армий Юго-Западного фронта. «Пограничные отряды – 92-й, 93-й, 94-й – после отхода с границы в июле 1941 года вышли на рубеж Житомир – Казатин – Михайловский хутор и были объединены в один сводный заградительный отряд… – вспоминал он. – Сводный отряд по мере сосредоточения выдвигался: на охрану тыла 5-й армии – 92-й погранотряд и 16-й мотострелковый полк НКВД и на охрану тыла 26-й армии – 94-й погранотряд и 6-й мотострелковый полк НКВД. Таким образом, на участке Казатин – Фастов выдвигались для несения заградительной службы вышеуказанные части. 93-й пограничный отряд, которым я продолжал одновременно командовать, оставался в Сквире и составлял резерв командира сводного отряда»[566].
События развивались столь стремительно, что уже на следующий день пограничники были выдвинуты на передовую с задачей создать узел обороны у станции Попельня, чтобы сдержать наступление танковой группы Э. Клейста.
Борьба с уклонением военнослужащих от участия в боях пошла с новой силой после широко известного приказа Ставки ВГК № 270 от 16 августа 1941 г. «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий». Ставка обязывала командиров и комиссаров расстреливать на месте «дезертиров из начсостава» – командиров и политработников, «во время боя срывающих
