Руслан Иринархов - РКВМФ перед грозным испытанием

Тогда возникает правомерный вопрос: почему руководство Красной Армии в июне не привело войска в боевую, готовность, а наоборот, отвело части полевых войск от границы? В архивах до сих пор не обнаружено ни одной докладной записки руководства Красной Армии И.В. Сталину с просьбой о приведении войск в боевую готовность. Маршал Жуков позднее объяснял журналистам, что они с Тимошенко докладывали Сталину об этом устно. Конечно нет, в них должны содержаться аргументированные данные о соотношении сил на границе, на основании чего и делаются соответствующие выводы и принимаются соответствующие решения.

Если бы руководство страны заранее привело свои войска в боевую готовность, как это было сделано в апреле 1941 года, разве посмел бы тогда Гитлер двинуть вермахт к своему краху? Да отдай советское командование своевременно приказ о приведении в боевую готовность войск, посади солдат в окопы, подведи к границе тысячи танков и орудий, подними в небо тысячи самолетов — и ни один враг не посмеет нанести удар по ощетинившейся тысячами стволов армии. Но этого, к сожалению, в июне 1941 года не произошло. Маховик войны был уже запущен, и остановить его не пыталась ни одна из противостоящих сторон.

Неясным остается вопрос и о действиях высшего руководства Красной Армии 21 июня 1941 года, в преддверии неминуемого фашистского удара. Я позволю себе привести отрывок из воспоминаний Г.К. Жукова: «Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев. И.В. Сталин сказал:

— Приезжайте с наркомом в Кремль.

Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он.

— Нет, — ответил С.К. Тимошенко. — Считаем, что перебежчик говорит правду.

Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро.

— Что будем делать? — спросил И.В. Сталин. Ответа не последовало.

— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком.

— Читайте! — ответил И.В. Сталин.

Я прочитал проект директивы. И.В. Сталин заметил:

— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.

Не теряя времени, мы с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.

Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.

И.В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи…

С этой директивой Н.Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года»{4}.

Как будто бы все понятно, но почему-то маршал об этом дне допускает в своих воспоминаниях много неясностей и неточностей, хотя именно он должен был навсегда остаться в его памяти. Вечер 21 июня— это понятие растяжимое, значит, что-то недоговаривает Жуков, не приводя четкое время посещения Кремля. Простая забывчивость или указание точного времени очень нежелательно для маршала, что может натолкнуть читателей на интересные мысли?

Попробуем разобраться в этом вопросе. В сохранившейся стенограмме посещений кабинета Сталина есть записи о лицах и времени визитов за 21 июня 1941 года{5}.

Таким образом, оказывается, что последнее мирное совещание с военными в Кремле закончилось в 22 часа 20 минут, когда до начала войны еще оставалось целых пять часов. Именно тогда руководство армии уже четко знало о времени удара немецко-фашистских войск. В этом случае необходимо было срочно бить в набат по всем каналам, но этого не произошло. Почему-то телеграмма в войска была отправлена только в 00.30 минут 22 июня?! Неясно, где был целых 2 часа генерал Ватутин, да и был ли он в Кремле (по воспоминаниям Жукова)? Может быть, сидел в соседней комнате, потому что в стенограмме посещений Сталина его фамилия не указана. К сожалению, сам генерал армии Н.Ф. Ватутин ничего не может опровергнуть или согласиться со сказанным, он погиб на поле боя в 1944 году. Или на зашифровку телеграммы на узле связи Генерального штаба ушло целых два часа? Да за это расстрелять мало связистов.

18.27 …… Молотов … 23.00

19.05 …… К.Е. Ворошилов … 23.00

19.05 …… Л.П. Берия … 23.00

19.05 …… Н.А. Вознесенский … 20.15

19.05 …… Г.М. Маленков … 22.20

19.05 …… Б.Г. Кузнецов … 20.15

19.05 …… С.К. Тимошенко … 20.15

19.05 …… Сафонов … 20.15

20.50 …… С.К. Тимошенко … 22.20

20.50 …… Г.К. Жуков … 22.20

20.50 …… С.М. Буденный … 22.00

21.55 …… Л.З. Мехлис … 22.20

И нарком обороны, и начальник Генерального штаба не предприняли никаких других действий, чтобы срочно уведомить руководящий состав западных округов о времени возможного удара и посланной им директиве. Да и нужно ли им было это?

Адмирал Н.Г. Кузнецов, вызванный к наркому обороны около 23 часов и получивший от него предупреждение о возможном нападении Германии, вспоминал очень интересные факты своего посещения: «Когда я возвращался в Наркомат, меня не покидали тяжелые мысли: когда наркому обороны стало известно о возможном нападении гитлеровцев? В котором часу он получил приказ о приведении войск в полную боевую готовность? Почему не само правительство, а нарком обороны отдал мне приказ о приведении флота в боевую готовность, причем полуофициально и с большим опозданием? Было ясно одно: с тех пор как нарком обороны узнал о возможном нападении Гитлера, прошло уже несколько часов. Это подтверждали исписанные листки блокнота (когда Кузнецов прибыл к Тимошенко, Жуков под его диктовку писал радиограммы в войска. — Р.И.), которые я увидел на столе. Уже позднее я узнал, что руководители наркомата обороны — нарком и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В. Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю. Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И.В. Тюленева — в то время он командовал Московским военным округом, — что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И.В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО.

Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И.В. Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным. Это подтверждает и то, что в этот вечер к И.В. Сталину были вызваны московские руководители А.С. Щербаков и В.П. Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. «Возможно нападение немцев» — предупредил он»{6}.

Сам Сталин, переговорив напоследок о чем-то с Берия, спокойно отправился к себе на дачу, ну чего -просто нельзя было ожидать от этого осторожного человека в такой напряженный момент. Вот вам и еще одно подтверждение нашей версии — руководство страны и армии ждали нападения Германии, возлагая большие надежды на «несокрушимую и легендарную». Но уровень боевой подготовки и организация боевых действий войск вермахта оказались на голову выше боеспособности Красной Армии и ее высших руководителей.

А события 21 июня продолжали идти своим чередом, неотвратимо приближая начало кровавого столкновения. Получив от наркома обороны информацию о возможном нападении Германии и разрешение флоту на применение в этом случае оружия, Н.Г. Кузнецов отдал приказ, немедленно привести флоты и флотилии в оперативную готовность № 1.

Телеграмма с узла связи Главного морского штаба о приведении Северного, Балтийского и Черноморского флотов, Дунайской и Пинской военных флотилий ушла по назначению в 23 часа 50 минут 21 июня 1941 года{7}.

Вернувшись в свой кабинет, нарком ВМФ, прекрасно понимая, в каком тяжелом положении может оказаться Балтийский флот в случае внезапного удара противника, позвонил вице-адмиралу Трибуцу и приказал, не ожидая получения официальной телеграммы немедленно привести флот в готовность № 1, но предупредил, чтобы на возможные провокации немцев не поддавались{8}. Этот звонок наркома, несомненно, сказался на результатах приведения Балтийского флота в высшую степень боевой готовности.