Владимир Королёв - Босфорская война
Казачьи удары задумывались в такой тайне, что «только Бог святый» знал о планах атаманов, но даже если бы турецкие агенты каким-либо образом выведали намерения казаков, то из-за быстроходности их судов предупреждение попало бы в находившийся под угрозой приморский город уже после свершившегося разгрома[301]. При появлении казаков на море, отмечалось в их описаниях XVII в., «тревога распространяется по всей стране и доходит до самого Константинополя. Султан рассылает гонцов во все концы Анатолии, Болгарии и Румелии, чтобы известить жителей, что казаки в море, и чтобы каждый держался настороже. Но все эти меры бывают напрасными, ибо казаки гребут не переставая…» Скорость же их судов «такова, что они часто опережают всех гонцов, которые везут весть об их появлении». Даже к самому Стамбулу казаки подходили, по цитировавшемуся выражению С. Твардовского, с неслыханной скоростью.
Не имея возможности узнать и предвидеть конкретные направления и время очередных казачьих нападений, османские вооруженные силы, в том числе флот, как сказано, рассредоточивались на огромной площади Азово-Черноморского бассейна и тем самым давали казакам возможность ударять «массой» по отдельным поселениям, отрядам и кораблям.
Однако сама по себе большая ширина фронта действия еще не гарантировала внезапность и успех, поскольку необходимы были и многие другие условия. Для казачьих набегов требовалось иметь вполне отвечавшие их целям суда, в частности, обладавшие высокой скоростью и не нуждавшиеся в специальных десантно-высадочных плавучих средствах, отлично поставленную разведку, знание особенностей неприятельских местностей, хорошо налаженное взаимодействие отдельных судов, отрядов и флотилий, способность к применению приемов военной хитрости и пр.
Значительную роль играло умелое командование флотилиями, для осуществления которого у казаков находились талантливые флотоводцы, совершенно не страшившиеся грозных эскадр очень сильной морской державы и способные побеждать ее адмиралов. Неприятель запорожцев Шимон Окульский свидетельствовал, что от них не дождёшься доброго слова в адрес своей старшины, но каждый, кто обратит на нее внимание, должен признать, что казаки не выберут себе в предводители какого-нибудь «олуха» и не вверят свою судьбу в руки какого-нибудь «завалящего человека». По словам этого польского современника, хотя между казаками не было «ни единого князя, сенатора, воеводы», но, однако, были «такие хлопы, что если бы не препятствовали составленные contra plebejos (против плебеев. — В.К.) законы… то нашлись бы достойные называться et Quinctio Cincinato, qui ab aratro ad dictatorium (и Квинкцием Цинциннатом, который из пахарей в диктаторы. — В.К.) был призван, atque Themistocli virtute par (и равным по храбрости Фемистоклу. — В.К.)».
Война, ставшая главным делом жизни казачества и каждого казака и заключавшаяся в борьбе с весьма многочисленным и сильным противником, выработала не только высокое и глубоко своеобразное военное искусство казаков, но и их высокие воинские качества. Как замечал летописец, казаки были «воинскому промыслу… зело искусни паче иных».
«Универсальных воинов»-казаков один из старых авторов неслучайно называл «земноводными ратниками». С молодых лет воины-профессионалы, запорожцы и донцы равно успешно могли действовать в наступлении и обороне, на суше и на море, на лошади и на борту судна, при том что такая «смена военного профиля» являлась совершенно не характерной для вооруженных сил тогдашнего времени.
Это были великолепные мореходы, имевшие в своих рядах «морского ходу знатных людей», умевшие «работать» у берега и в открытом море, в кратковременных «кинжальных» набегах и в длительном плавании, в условиях штиля и шторма, в любое более или менее теплое время года. «Никогда еще не было, как, возможно, никогда и не будет, — считает X. Красиньский, — более славного племени мореплавателей на Черном море, чем были прежде казаки… они никогда не были превзойдены, и для того, чтобы иметь подобную категорию людей, необходимо, чтобы возродились условия, существовавшие тогда, что совершенно невозможно»[302].
Для экипажей казачьих судов весьма примечательными были умение каждого участника набега выполнять все необходимые в нем работы и умело отработанная взаимозаменяемость. П. делла Балле писал о казаках как об «отборных солдатах, которые исполняют обязанности не только солдат, но еще и кормчих и матросов», в результате чего на борту казачьего судна не оказывалось «ни одного человека, который бы не был готов исполнять разные обязанности»[303]. Казаки были очень сильны в абордаже, но также и в штурме крепостей и укреплений противника, или, как выражается П.А. Кулиш, не останавливались «даже перед нидерландскими батареями, парапетами, валами и шанцами».
Запорожцы и донцы получили известность своей удивительной отвагой, мужеством и дерзостью, и даже враги характеризовали их как «исключительно храбрых кяфиров («неверных». — Прим. ред.)». Нередко буйные в проявлении «казацкой вольности», они соблюдали строгую дисциплину в походной обстановке («куда атаман кинет взглядом, туда мы кинем головы»)[304], отличались находчивостью, самостоятельностью и инициативностью в ходе боевых действий. Воспитанные в чувствах преданности «казацкому товариществу», они высоко ставили взаимоподдержку и взаимовыручку. Экипажи казачьих судов заранее морально «переигрывали» турецкие команды, поскольку в резком отличии от них были едины, сплочены и целеустремленны.
Физически крепкие и выносливые, вытягивавшие своей мускульной силой всю тяжесть длинных морских переходов, казаки отличались неутомимостью и привыкли «переносить жажду и голод, зной и стужу». Запорожцам и донцам был присущ высокий боевой дух, так как они считали, что их борьба справедлива, что их экспедиции, говоря современным языком, являются формой активной обороны на дальних подступах к собственным рубежам и что даже вдали от Днепра и Дона они защищают ценности и устои своих вольных сообществ. Их демократическое устройство и великолепная военная организация лежали в основе казачьих доблестей и успехов[305].
«Можно с уверенностью сказать, — замечает Д.И. Эварницкий, — что у запорожцев (добавим: и у донцов. — В.К.) имелись в распоряжении все типы боевого оружия, какие только были в употреблении в свое время у поляков, турок, татар, москалей, волохов, сербов, черногорцев». Это оружие, как и некоторые не упомянутые историком типы западноевропейского оружия, блестяще осваивалось казаками, для которых весьма характерным было замечательное индивидуальное боевое мастерство. Они, утверждает одна из летописей, в применении оружия «тако суть искусни, яко и наилучший полский гусарин и немецкий райтарин (рейтар. — В.К.) примерен быта им не может».
Таков был страшный враг Турции, приходивший с Черного моря, и успешно противостоять ему было неимоверно трудно, особенно в условиях начинавшегося упадка и кризиса Османской империи.
2. Источники информации
Нападая на Босфор, казаки освобождали рабов в захваченных селениях и на судах, и недавние невольники, особенно запорожцы и донцы, по мере возможности помогали освободителям, делились информацией, выступали проводниками, указывали объекты для разгрома и т.п.
Переменчивая судьба войны бросала часть казаков в татарский и турецкий плен. Из Азова и портов Крыма, которые являлись сборными пунктами и крупными центрами работорговли, пленников вывозили в разные земли Османской империи. В 1646 г. донской войсковой атаман Осип Петров (Калуженин) писал, что азовцы «полон посылают за моря во Царьгород и в Крым, и в Темрюк черкесом, и в Ногаи, и по иным городом продают».
Согласно свидетельству одного из пленников, составившего в XVII в. описание поселений Босфора, «руских людей невольных в неволе на земле их (турок. — В.К.) и на море, и на каторгах» было «зело много множествам без числа». Польский посол, прибывший к султанскому двору в 1640 г., сообщал, что, по подсчетам самих турок, пленных только из земель Речи Посполитой в Стамбуле, на галерах и во Фракии насчитывалось тогда 150 тыс. Известное число этого «многого множества» приходилось на долю украинских и донских казаков.
Крупнейшим сосредоточием рабов был Стамбул. Пленные трудились в арсеналах Касымпаше и Топхане, на различных предприятиях, обслуживали султанские дворцы, поместья и сады (в старинной донской песне один раб-казак «султанского коня водит», а другой «султанский кисет носит»), обеспечивали благоденствие тысяч владельцев османской столицы, ее пригородов и всех босфорских поселений. Главные силы имперского флота базировались в Стамбуле, и там находилось огромное число пленников, состоявших галерными гребцами. Большинство галер, в том числе и входивших в средиземноморские эскадры, после кампаний на зиму возвращалось в Стамбул, и, таким образом, можно полагать, что подавляющая часть галерных рабов так или иначе бывала в «столице мира». Это, разумеется, относится и к казакам.
