Вадим Гольцев - Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова
8. Для спокойствия населения, полное разоружение Красной гвардии и армии, впредь до организации охраны города вновь избранными общественными учреждениями{156}.
Большевикам нужна была смерть казачества, и они отвергли его предложения и даже скрыли сам факт существования этого документа, продержав его на секретном хранении до 1992 года!!!
Между тем слабые партизанские отряды Дутова были разбиты и отошли в Тургайские степи.
Восстание Чехословацкого корпуса в мае 1918 года активизировало силы уральской контрреволюции. Сначала пал Челябинск, 17 июня — Верхне-Уральск, 18-го — Троицк. Партизанские отряды Дутова, объединившись с войсками белочехов, 3 июля вступили в Оренбург. 7 июля в город прибыл Дутов и приступил к исполнению обязанностей командующего войсками округа.
В середине июля атаман был включен в состав Комитета членов Учредительного собрания (Комуч)[61] и назначен Главноуполномоченным эсеровского правительства на территории Оренбургского казачьего войска, Оренбургской губернии и Тургайской области.
За отличия в боях с большевиками Дутов по постановлению Войскового правительства был произведен в чин генерал-майора. Постановление было утверждено Комучем 25 июля.
В конце сентября 1918 года была провозглашена власть Уфимской Директории, которую поддержал Дутов. В это же время он берет город Орск и получает чин генерал-лейтенанта, с которым его сердечно поздравил Верховный Главнокомандующий войсками Директории Болдырев.
В середине октября 1918 года Дутов создает так называемую Юго-Западную армию, в которой насчитывалось около 30 тысяч сабель и штыков, и без особых успехов продолжает борьбу с большевиками, хорошо понимая, что собственными силами Красную армию ему не одолеть.
Атаман с радостью встретил весть о свержении пассивной в военном отношении Директории[62] и установлении в Сибири, на Урале и на Дальнем Востоке режима военной диктатуры адмирала А. В. Колчака. Он тут же телеграфирует адмиралу о своей полной к нему лояльности и о передаче тому своей армии в оперативное подчинение.
28 декабря 1918 года Юго-Западная армия переформировывается в Отдельную Оренбургскую армию в составе двух казачьих корпусов и четырех казачьих дивизий. Армия обороняла Бузулукский, Северный, Илецкий и Орский участки.
В результате успешного наступления Красной армии зимой 1919 года Дутов оставил Оренбург и Орск, понеся при этом тяжелые потери, а в конце февраля его войска были разбиты под Белорецком и Троицком. Колчак был взбешен этим и 3 марта издал приказ о понижении Дутова в звании до генерал-майора за неумелое руководство действиями своей армии.
Переформировав и доукомплектовав армию, Дутов повел наступление на Орск, который был им взят. Предпринятая в апреле — мае попытка овладеть Оренбургом окончилась безуспешно.
23 мая 1919 года армия была переформирована в Южную, которую возглавил генерал-майор Г. А. Белов[63].
А что же Дутов?
Еще в апреле 1919 года, в день войскового праздника, Колчак предлагал Дутову пост походного атамана казачьих войск России. Войсковое правительство дало на это согласие с условием сохранения за генерал-лейтенантом должности Войскового атамана. 22 июля Дутов выехал в Сибирь и ревизовал войска, побывав, по некоторым данным, даже в Японии. Разъезжал он по Сибири как высокопоставленный вельможа.
«Состав атамана, — вспоминает лидер уральских кадетов Л. А. Кроль, — был очень богатый, из вагонов сибирского экспресса международного общества. В вагон-салоне было несколько весьма эффектных и эффектно одетых дам. Впереди этих вагонов шли товарные вагоны с сотнями казаков и лошадьми. Атаман Дутов любил создавать шум. Выезжал он на автомобиле с полусотней казаков впереди и полусотней — сзади»{157}.
В мае 1919 года численность Отдельной Оренбургской армии достигала всего 15 тысяч штыков и сабель. Пользуясь властью походного атамана казачьих войск России, Дутов призвал на службу даже казаков 1921 года присяги. «Казаки — писал он, — должны явиться на сборный пункт, имея при себе по одной паре сапог, по одной фуражке, гимнастерке, брюкам и теплушке или плащу — все в исправном виде».
К лету казачья армия превратилась в мощную военную силу из 42 конных полков, 4 пеших и 16 батарей. На службу было призвано 36 возрастов. Таким образом, казаки дали в три раза больше сабель и штыков, чем в германскую войну.
Естественно, местные большевики были крайне обеспокоены этой мощью и направляли в ЦК обращения о срочной помощи:
«Более года участвуя в борьбе с казачеством, Губком должен засвидетельствовать, что мы имеем дело с противником сильным, ловким, дисциплинированным, прекрасно действующим оружием, способным, благодаря образцовой коннице, к быстрым массовым переброскам сил».
С 25 сентября Дутов вновь возглавил свою армию, которая к этому времени снова сменила название и стала называться Оренбургской. В это же время Оренбургская армия потерпела окончательный разгром под Орском и Актюбинском и покатилась к Семиречью. Она шла через Тургайские степи, через пески Прибалхашья к Сергиополю. Впрочем, это была уже не армия, а длинный обоз, набитый голодными, больными, умирающими от тифа людьми.
Эмигрантский историк С. П. Мельгунов так описал отход Оренбургской армии: «Что сказать про тот „Страшный поход“ южной Оренбургской армии, по сравнению с которым даже большевистский повествователь считает другие эвакуации „увеселительными прогулками“. Оренбургская армия держалась на фронте, сколько могла. „Буду бороться, пока есть силы, — писал Дутов Колчаку 31 октября из Кокчетава. — Оренбургская армия, первая Вас признавшая, всегда будет с Вами и за Вас“{158}.
Отступая, дутовцы двигались через гористые Тургайские степи и через безводные и пустынные пески Балхаша к Сергиополю на соединение с Анненковым в Семиречье. С армией двигались голодные, умирающие тифозные толпы беженцев. Те, кто не мог идти, должны были погибнуть. Их убивали собственные друзья и братья. Общее количество отходивших, по словам большевистских источников, колебалось от 100–150 тысяч. К концу марта границу Китая близ города Чучугон перешло до 30 тысяч человек»{159}.
«Кошмарные картины представляла из себя отступающая вереница оренбургского обоза, именующаяся армией, — вспоминал Анненков. — Большинство женщин и детей. Бойцов не видно. Все сидят на повозках или санях, в которых запряжены едва бредущие кони или верблюды. Закутанные в самые разнообразные одежды, сидят солдаты, офицеры и казаки со своими семьями. Рядом — винтовка, иногда — пулемет. Так эта печальная процессия проползает деревни. Замученные, голодные, накидываются они на все съедобное, пожирают, засыпают с тем, чтобы завтра продолжить путь. Кто же прикрывает эту армию? Никто! Два полка, только два полка красной кавалерии и то слабых, измученных тифом, идут в одном переходе за дутовцами по этой печальной дороге. Недаром сложена песенка:
Из страны, страны далекой,С Оренбургщины широкой,В непогоду и буранСыплет Дутов-атаман.
Кто — в санях, а кто — верхом,Кто — в телеге, кто — пешком,Кто — с котомкой, кто — с сумой,Кто — с собакой, кто — с женой.
Довольно хлесткая песенка! Она не понравилась Дутову. Он морщился, когда читал».
Бывший анненковский офицер Савельев в показаниях, написанных 31 мая 1926 года и переданных консулу СССР в Чугучаке, рассказывает о встрече, которую якобы подготовил Анненков армии Дутова.
«Армия эта, изверившаяся в победе, уже осознавшая вполне всю бесполезность борьбы с Советской властью, мечтала только об отдыхе в Китае, спешила уйти от „ужасов“ чрезвычайки, о которых так рьяно расписывалось по повелению Анненкова. Как же встретил ее брат атаман? — На первых же пикетах дутовцы увидели братский привет атамана, прибитый к стене:
„Всякий партизан имеет право расстреливать каждого, не служившего в моих частях, без суда и следствия. Анненков“».
В правдивость Савельева трудно поверить хотя бы потому, что до ухода обеих армий в Китай между Анненковым и Дутовым существовали спокойные отношения. Не мог Анненков отдать такое приказание! Не мог даже из простого человеческого чувства, человеческого отношения к людям, соратникам, единомышленникам, не мог он, наконец, так легкомысленно подорвать свой авторитет, свой имидж отца-командира, не мог потому, что такой приказ заранее был обречен на невыполнение, не мог, наконец, и потому, что Анненкова связывали с Дутовым дружеские отношения, возникшие еще на Верхне-Уральском фронте, и они намерены были вместе сражаться с большевиками в дальнейшем.
Прибыв в район действий Анненкова, Дутов поспешил к нему. «Атаман Анненков, — цитирую „Колчаковщину“, — очень радушно, как дорого гостя, встретил его. Атаман Анненков говорит:
