Томас Лоуренс - Восстание в пустыне
Поздно вечером на севере раздалась трескотня ружейной перестрелки, и шейх Талал эль-Гарейдин, мой старый товарищ, подскакал яростным галопом с сорока или пятьюдесятью верховыми крестьянами. Его полнокровное лицо сияло от радости по случаю нашего долгожданного прибытия. Друзы и горожане-сирийцы, люди Исавии и Хаварне умножили собой наше собрание. Все были бодры и чувствовали себя прекрасно.
Все, кроме меня одного. Толпа испортила удовольствие, которое вызывал во мне Азрак. Я спустился в долину к нашему уединенному Аин-эль-Эссаду и пролежал там весь день в своей старой берлоге между тамарисками, в запыленных зеленых ветвях, среди которых носился ветер и шелестела листва, напоминая деревья в Англии.
Она шептала мне, что я смертельно устал от этих арабов, ничтожных, типичных семитов. В своей безграничной способности проявлять добро и зло они достигали предельных результатов, поднимаясь на высоту и падая вниз в размахе, недостижимом для нас, и все же в течение двух лет я с пользой для себя притворялся их товарищем.
Тем временем Джойс взял на себя всю ответственность. По его приказу Пик с египетским верблюжьим корпусом, отрядом саперов и броневиками для подкрепления выступил в путь, чтобы перерезать железнодорожную линию у Ифдеина.
Согласно плану, капитан Скотт-Хиггинс со своими проворными индусами должен был после наступления темноты внезапным натиском захватить блокгауз. Затем Пик до рассвета разрушает путь. Утром автомобили прикроют их отступление на восток через равнину, по которой мы, главный отряд, направимся из Азрака на север к Умтайе, большой впадине, наполненной дождевой водой, в пятнадцати милях ниже Дераа, служившей нам передовой базой. Мы дали им проводников из племени руалла и проводили их, возлагая много надежд на эту важную предварительную операцию.
Наша колонна выступила в путь на рассвете. Дела с Нури и Фейсалом задержали меня на целый день в Азраке, но Джойс оставил мне автомобиль, на котором я на следующее утро нагнал армию.
У Джойса были дурные новости. Пик уже присоединился к нему, доложив о неудачной попытке добраться до железнодорожной линии из-за недоразумений с арабами, жившими по соседству с участком, намеченным для разрушения. Мы придавали большое значение разрушению Амманской железной дороги, и всякая задержка являлась преступлением. Я оставил автомобиль, захватил груз пироксилина и, сев на своего верблюда, бросился во главе отряда на запад в направлении железной дороги.
Мы достигли Умтайе перед заходом солнца и направились к железной дороге, надеясь стремительным натиском разрушить ее. Сумерки дали нам возможность приблизиться, не вызвав тревоги, и, к нашей радости, мы обнаружили, что проход доступен для броневиков: как раз перед нами находились два хороших моста.
Я решил вернуться утром с автомобилями и большим запасом пироксилина, чтобы уничтожить большой четырехпролетный мост. Восстановление его отняло бы у турок несколько дней, и таким образом была бы возмещена неудача Пика. Это стало счастливым открытием, и мы поскакали обратно, намечая по пути лучшую дорогу для автомобилей.
Утром, пока войска завтракали, мы, устроив совет, объясняли арабским вождям возможность набега автомобилей на железнодорожную линию. Было принято решение, что два броневика должны спуститься к мосту и атаковать его, в то время как главный отряд двинется дальше к горе Тель-Арар на Дамасской железной дороге, в четырех милях к северу от Дераа. Завладев линией, отряд займет там позицию на рассвете следующего дня, 1 сентября, а мы, покончив с мостом, присоединимся к ним с автомобилями.
Около двух часов дня, когда мы направлялись к железной дороге, нашим глазам открылось величественное зрелище реющих бомбометателей, с жужжанием стремившихся к Дераа в свой первый налет. Не привыкший к воздушным атакам, незащищенный, невооруженный турецкий гарнизон понес тяжкие потери.
В двух пассажирских и двух бронированных автомобилях мы зигзагами пересекли поросшие травой лужайки, пробираясь между стенами по усыпанным грубыми камнями равнинам. На подъеме к югу от моста стоял каменный блокгауз. Мы задержались, чтобы оставить здесь пассажирские автомобили. Я пересел в броневик, захватив с собой полтораста фунтов пироксилина, намереваясь спуститься в долину к мосту. Его своды, которые скроют нас от выстрелов с поста, дадут мне возможность подложить и поджечь заряды. Тем временем второй автомобиль, открыв активные действия, займет блокгауз, чтобы прикрыть мою операцию.
Оба броневика двинулись одновременно. Когда семь или восемь человек турецкого гарнизона заметили нас, их охватило удивление, и они, выскочив из окопов, ринулись на нас в полном порядке с ружьями наперевес. Их толкала либо паника, либо непонимание происходящего, либо нечеловеческая отвага.
Через несколько минут второй автомобиль открыл по ним стрельбу. Тем временем возле моста появилось еще четверо турок, которые начали стрелять в нас. Наши пулеметчики ответили им. Один из турок упал, другой был ранен, остальные бросились бежать, но передумали и вернулись, показывая, что сдаются. Мы отняли у них винтовки и отослали в долину к автомобилям. В ту же минуту блокгауз сдался.
Джойс в своем броневике ринулся вниз с пироксилином. Мы поспешно расположились возле моста, представлявшего собой прелестную игрушку длиной восемь футов, а высотой пятнадцать, украшенную сияющей плитой из белого мрамора с надписью в честь султана Абдул Гамида. Мы заложили в отверстия стоков у мостовых устоев шесть небольших зарядов и, взорвав их, разнесли вдребезги все пролеты моста.
Потом нескольких пленных усадили поверх груза и двинулись. К несчастью, в своем упоении мы ехали слишком беззаботно, и с моим «роллс-ройсом» вскоре случилась серьезная поломка. Мы пришли в отчаяние, так как успели отъехать лишь на триста ярдов от железной дороги и рисковали потерей броневика: враг находился близко. Шофер Ролле, наш искуснейший механик, чуть не плакал из-за происшедшего несчастья. Мы обступили его толпой, офицеры рядом с рядовыми, англичане вперемежку с арабами и турками. Все со страхом смотрели на выражение его лица.
Когда Ролле понял, что он, рядовой солдат, должен командовать в этих критических обстоятельствах, его лицо, казалось, застыло в упорной решимости. Наконец он заявил, что имеется лишь один шанс на исправление и он попытается использовать его. Его искусство было настолько велико, что он успешно выполнил свою задачу. Автомобиль без всяких дополнительных починок служил мне до самого Дамаска. Воистину великими были и Ролле, и «роллс-ройс»! В пустыне они стоили сотен людей.
Починка автомобиля задержала нас на несколько часов, и, покончив с нею, мы провели ночь в Умтайе. Мы были уверены, что, выступив в путь завтра на рассвете, не слишком опоздаем для встречи с Нури Саидом. Ведь мы могли сказать ему, что линия на Амман благодаря разрушению главного моста была закрыта для движения на целую неделю. Она служила скорейшим путем для прибытия подкрепления в Дераа, и ее уничтожение делало наш тыл безопасным.
Мы оказали помощь даже бедняге Зейду, находившемуся позади в Аба-эль-Лиссане, ибо турки, сосредоточившие свои силы в Тафиле, отложили атаку до исправления своих коммуникационных линий. Наша последняя кампания начиналась благоприятно.
Мы перерезаем главные линии
Мы выступили в путь до рассвета и, несмотря на неблагоприятную дорогу, к восьми часам утра нагнали арабскую армию на вершине откоса, ведущего к железной дороге. Ряды людей приводились в боевую готовность для атаки небольшого редута, охранявшего мост и находившегося между нами и валом горы Тель-Арар, с вершины которой открывался вид на весь округ до Дераа. Конные воины племени руалла, которых вел шейх Трад, ринулись по длинному склону к железнодорожному полотну. Майор Юнг бросился за ними на своем «форде».
Наблюдая с кряжа, мы полагали, что линия будет захвачена без единого выстрела, но внезапно турецкий пост, к которому мы отнеслись с излишним пренебрежением, открыл яростную стрельбу. Наши храбрецы, замершие на мгновение в великолепных позах, попрятались.
Нури Сайд двинул вниз пушки и выпустил несколько снарядов. После этого войска и люди племени руалла легко овладели редутом, потеряв лишь одного человека убитым. Таким образом, к девяти часам утра в наши руки перешли южные десять миль Дамасской линии. Это была единственная железная дорога, ведущая в Палестину и Хиджаз, и я почти не верил нашему счастью, почти не верил, что мы выполнили так просто и скоро обещание, которое дали Алленби.
Арабы потоком хлынули вниз с кряжа. Наши солдаты могли невооруженным глазом видеть три узловые станции — Дераа, Мезериб и Газале. Но я видел еще дальше: на севере — Дамаск, турецкую базу, единственное звено их связи с Константинополем и Германией, которая сейчас была перерезана; на юге — отрезанные Амман, Маан и Медину; на западе — изолированного в Назарете генерала Лимана фон Сандерса[92], Наблус и Иорданскую долину.
