Валентин Тараторин - Конница на войне: История кавалерии с древнейших времен до эпохи Наполеоновских войн

Естественно, количество конников зависело от мобилизационных возможностей региона, где они набирались.

Несколько сложнее организовал свои ордонансовые роты герцог Бургундский Карл Смелый (1467—1477 гг.). В его копье насчитывалось 10 воинов: жандарм, кутилье, 3 аршера-лучника, арбалетчик, стрелок из огнестрельного оружия, пажи 1 пеший пикинёр (195т. 3, с. 325; 204т. 2, с. 51). Судя по всему, и этот состав был непостоянен.

Конная тактика практически не изменилась. Первую шеренгу и фланги составляли жандармы. Во второй стояли кутилье, снабжённые неполным доспехом и вооружённые копьём — длинным или обыкновенным. В третьей, четвёртой и пятой ставились стрелки: лучники и арбалетчики, либо просто легковооружённые с дротиками или копьями.

Каждая рота делилась на банды от 60 до 100 всадников.

Они являлись минимальными самостоятельными тактическими единицами, атаковавшими плотным боевым порядком. Об этом есть свидетельство Филиппа де Коммина:

«Вдруг мы увидели, что из леса вышел отряд в 40 всадников со знаменем графа Сен-Поля и направился к нам, обрастая примыкавшими к нему людьми. Нам казалось, что он движется слишком медленно; к графу два или три раза посылали гонцов с просьбой поторопиться, но он не спешил и продвигался шагом, заставляя своих людей подбирать валяющиеся на земле копья. Двигались они в боевом порядке, и это ободрило нас» (48, с. 19).

Тот же автор сетует на слабую подготовку и плохое вооружение бургундских всадников:

«…граф совершил переход одним махом, не дав отдохнуть своим лучникам и пехотинцам. Кавалерия короля тем временем перешла в двух местах ров, и, когда они приблизились настолько, что её можно было атаковать с копьями наперевес, бургундские кавалеристы прорвали ряды собственных лучников — цвет и надежду армии, не дав им возможности ни разу выстрелить, и ринулись вперёд. Примерно из 1200 этих кавалеристов не более 50, как я полагаю, умели держать копья наперевес и от силы 400 были в кирасах, а слуги все были невооружёнными, поскольку долгие годы не знали войны. Наёмных же солдат Бургундский дом не держал, дабы не отягощать народ налогами» (48, с. 17). '

Как было уже сказано, в боях основная масса стрелков спешивалась и атаковала противника либо самостоятельно, либо находясь в промежутках конных банд. В этом случае их часто поддерживали пешие копейщики, приданные ордонансовым ротам. Они составляли первую шеренгу строя стрелков (195, т. 3, с. 325—326). Иногда же, по традиции Столетней войны, пешими воевали и рыцари:

«В то время у бургундцев особым уважением пользовались те, кто действовал в пешем строю вместе с лучниками. Многие знатные люди поступали именно так, чтобы поднимать дух простолюдинов и заставлять их лучше сражаться. Обычай этот шёл от англичан, в союзе с которыми герцог Филипп Бургундский, ещё молодым вёл войны во Франции…» (48, с. 15-16).

Организация, выучка и взаимодействие родов войск по-прежнему находились на низком уровне, что придавало отдельным стычкам и сражениям чрезвычайно сумбурный характер:

«Тем временем на окраине деревни Монлери завязалась ожесточённая схватка лучников. У короля были вольные лучники, все в красивом обмундировании с золотым шитьём, и командовал ими Понсе де Ривьер. Бургундские же лучники сражались без командующего, да и порядка у них не было, как нередко случается в самом начале стычек».

«Но бургундцев было больше. Они захватили один дом, сорвали две или три двери и, прикрываясь ими, выскочили на улицу, а дом подожгли. Ветер им благоприятствовал и гнал огонь в сторону королевских воинов; те начали отступать, вскочили на лошадей и бежали» (48, с. 16).

В походе Карла VIII в Италию (1484—1496 гг.) французской коннице вновь довелось столкнуться с высокопрофессиональными всадниками-стратиотами, выходцами из Албании, Сербии и Черногории, состоявшими на службе итальянских герцогов в качестве легковооружённых кавалеристов:

«Стратиоты напоминают мусульманских конников, и одеты они и вооружены, как турки, но на голове не носят уборов из полотна, называемых тюрбанами; люди они суровые и круглый год спят на открытом воздухе, как и их лошади. Они все греки, приходящие их тех мест, которыми владеют венецианцы; одни из Наполи-ди-Романия в Морее, а другие из Албании, из-под Дураццо. У них хорошие турецкие лошади. Венецианцы доверяют им и постоянно держат их на службе» (48, с. 326).

Судя по сведениям Филиппа де Коммина, эти воины не были конными стрелками, или, вернее сказать, лишь немногие из стратиотов были ими, основным их оружием являлся дротик. Но высокий уровень искусства верховой езды делал их чрезвычайно опасными противниками. И лишь присутствие артиллерии во французском войске удерживало стратиотов на почтительном расстоянии.

Филипп де Коммин описал конное сражение между французами и итальянцами, участником которого был он сам:

«А по левому берегу наступали маркиз Мантуанский со своим дядей, сеньором Родольфо, граф Бернардино да монтане и весь цвет их армии, числом до 600 кавалеристов, как они мне впоследствии рассказывали. Все в доспехах, с плюмажами, длинными копьями и в сопровождении многочисленных конных арбалетчиков, стратиотов и пехотинцев» они с правого берега перешли на левый, чтобы ударить нам в хвост. На маршала де Жье с нашим авангардом двинулся граф Каяццо примерно с 400 кавалеристами, с таким же сопровождением и с большим числом пехотинцев. За ним шёл другой отряд, почти в 200 кавалеристов, который вёл сын мессира Джованни Бентивольо, сеньора Болоньи, молодой и неопытный человек (им, как и нам, не хватало опытных военачальников); он должен был ударить по авангарду после графа Каяццо. Такой же второй отряд шёл и за маркизом Мантуанским, и с той же целью, а вёл его мессир Антонио Урбино, незаконный сын герцога Урбинского. Ещё два больших отряда оставалось у них в лагере».

«Арьергард стоя по правую руку от короля, чуть вдалеке, и ближе всего к нему с этой стороны был отряд Робине де Фрамезеля, состоявший из 80 копий герцога Орлеанского, и отряд сеньора де ля Тремойля, насчитывавший около 40 копий. В толпе этих кавалеристов было также 100 шотландских лучников».

«Как я сказал, четверть часа спустя после моего прибытия король оказался очень близко от врага; их кавалеристы с копьями наперевес тронулись лёгким галопом и ударили по нашим двум отрядам. Но эти отряды, действуя вместе с шотландскими лучниками, отбили их, и король лично принимал в этом участие. Левое же крыло, где был я, ударило по ним с фланга; воспользовавшись тем большим преимуществом, что можно было атаковать с двух сторон, мы нанесли им мощный удар. Стратиоты же, шедшие у них в хвосте, как только увидели, что наши мулы и сундуки несутся к нашему авангарду, настигаемые другим отрядом стратиотов, сразу же бросились тоже в погоню за обозом, оставив без прикрытия свою кавалерию; несомненно, что если бы они бросили против нас ещё 1500 лёгких кавалеристов, вооружённых своими страшными мечами, то при своей малочисленности мы были бы полностью разбиты. Однако Господь помог нам, и, нанеся удар копьями, итальянцы сразу же почти все бросились бежать, а их пехота устремилась вдоль берега» (48, с. 331—334).

В дальнейшем в коннице Западной Европы значимых реорганизаций не происходило. На протяжении всего XVI в. прослеживается постепенное отмирание рыцарства как сословия и замена его кавалерией нового типа.

«Несёт Турпена в бой скакун поджарый.На загляденье у него все стати:Короткий в бёдрах, длинен он боками;Подъёмистый в седле, широк он задом;Хвост белый у него при гриве чалой;Он мордой рыжеват и мал ушами.Коню такому нет на свете равных»[110].

Примерно так видит боевого коня одного из героев автор средневекового эпического произведения «Песнь о Роланде».

Формирование почти всех европейских пород лошадей происходило под влиянием восточных. Особенно мощную волную воздействия вызвало арабское вторжение в Испанию и Францию в начале VIII в. До прихода арабов, в античный период, во Франции, Британии, Иберии и Германии использовались низкорослые лошади типа «пони», очень выносливые, но не годившиеся под седло тяжеловооружённому всаднику. Их потомками можно считать такие современные породы, как французские «арьежуаз» (201, с. 38) и «камарг» (201, с. 40).

Свою лепту в селекцию европейских боевых коней вносили восточные кочевые народы: сарматы, аланы, болгары, авары и венгры (мадьяры), но, как правило, они оседали в Восточной Европе, и лишь небольшая часть их скакунов попадала на Запад.

Типичными породами рыцарских лошадей периода VIII—XIII веков были андалузская (201, с. 26) и фризская (201, с. 88), параллельно с ней развивавшаяся на севере Европы. Эти кони не были тяжеловозами. В тот период от рыцарского коня не требовалось иметь крупные габариты, потому что важнее были быстрота и резкость движений. Только на таких лошадях можно было на равных воевать с арабскими, а затем с сарацинскими всадниками. Животные были небольшого роста, что позволяло воину без труда спешиваться и вновь садиться в седло, но с крепкой широкой грудью и сильными ногами. Этого требовала тактика сомкнутых атак для прорыва вражеского фронта.